– По-моему, отличная идея, – одобрила Алиенора план сына. – И чем скорее, тем лучше. Ты уже начал переговоры?

– Пока в самых общих чертах. Та сторона выразила заинтересованность, но это только фундамент, на котором еще предстоит выстроить крепость.

– А времени совсем мало, – забеспокоилась Алиенора.

– Успею. – Он подобрал еще пару нот. – Я отправлю послов в Памплону уже сейчас, пока готовлюсь к походу. Как только все условия будут согласованы, мы можем пожениться хоть в зимнем лагере в Мессине. – Его взгляд устремился вдаль, и Алиенора видела, что стратегия и тактика занимают сына больше, чем прелести будущей супруги.

– Я люблю всех своих внуков, – негромко сказала она, – но заветная моя мечта – увидеть твоих сыновей до того, как я умру. Я хочу знать, что ты продолжаешься в них.

– Мама, это уж как будет угодно Богу, но я сделаю все, что в моей власти, для исполнения твоей мечты.

Его слова согрели ей сердце, но тревогу не изгнали. Ведь так много нужно подготовить, чтобы это случилось. Не в последнюю очередь – организовать бракосочетание. Алиенора слишком хорошо знала, как переменчива судьба.


Она стояла на парапете крепостной стены замка Мальборо, решив немного передохнуть от шумных празднований в зале. С наступлением сумерек поднялся прохладный ветерок и приятно освежал разгоряченное лицо.

В ходе подготовки к коронации Ричарда, до которой оставалось всего две недели, в государстве доводились до конца все текущие дела: улаживались споры, раздавались титулы и звания, игрались свадьбы, в том числе Рихензы и Жоффруа дю Перша.

Алиенора не помнила такой кипучей деятельности перед коронацией Генриха. А может, тогда просто не замечала ее, поскольку была на сносях и почти не принимала участия в делах государства. Сейчас же она второе лицо королевства, и все решения Ричард принимал с учетом ее мнения.

– Мама?

Она обернулась и увидела, что к ней приближается Иоанн. С годами младший сын превратился в красивого мужчину, не слишком высокого, но пропорционально сложенного и с аурой опасного обаяния. Иоанн неизменно сохранял непроницаемое выражение лица и при этом постоянно строил козни. Окружающим оставалось только догадываться, какую гадость он задумывает.

В этот день Иоанн тоже праздновал начало супружеской жизни. После нескольких лет помолвки он сочетался браком с Хависой Глостерской. Эта партия принесла ему землю и влияние, но к молодой женщине он не питал ни малейшей приязни, как и она к нему; это было сугубо деловое соглашение, и молодожены планировали жить каждый своей жизнью. Более того, поскольку степень родства между ними ближе предписанной, а поженились они без соответствующего разрешения, то сохранялась возможность для расторжения брака.

Прибыл Иоанн накануне вечером, довольно поздно. Алиеноре даже пришлось поволноваться, успеет ли младший сын к началу брачной церемонии. Пообщаться с ним она, конечно, еще не успела из-за всех этих ритуалов, торжеств и множества людей.

– Тоже вышел подышать свежим воздухом? – поинтересовалась она.

С полуулыбкой он ответил:

– Нет. Подвожу итоги, мама.

– Итоги чего?

Он встал у амбразуры между зубцами стены.

– Своей жизни. Своих достижений. – Его шелковая котта мерцала в сумерках зеленым огнем. – Есть о чем подумать.

– В связи с тем, что теперь ты женатый человек?

Он глянул на мать искоса:

– Я во многих отношениях другой человек в сравнении с тем, каким был всего несколько месяцев назад. – Иоанн сплел пальцы рук. Собирая последние отблески света, вспыхнул крупный изумруд на его перстне. – Что касается отца… Все шепчутся, будто я предал его. Вижу, как они на меня смотрят, когда думают, что я занят, только я всегда все замечаю. И знаю – не могу не знать.

– Ты сделал свой выбор, – спокойно заявила Алиенора. – Я не буду осуждать тебя.

– Но другие осуждают. – В его глазах была обида. – Если я и предал его, то гораздо в меньшей степени, чем Ричард. Моя единственная ошибка состоит в том, что я тянул до последнего. И оставался с отцом… хотя он сам никогда не держал свои обещания, данные мне или остальным братьям, если ему это было невыгодно.

– Иоанн… – В ней поднималась жалость к сыну, однако пришлось подавить это чувство. Алиенора знала, что Иоанну оно будет неприятно.

– Ну а мне не хотелось смотреть, как отец испустит последний вздох, – с силой выговорил он. – Это было неизбежно. Сожалею только о том, как он об этом узнал. А теперь Джеффри при каждом удобном случае намекает всем, что он единственный хороший сын. Тот, кто остался. Ага! И где же он был, когда слуги раздели отца и сбежали, прихватив его серебро и кубки? Где был Маршал? Отец умер позорной смертью, и в этом все винят меня.

– Ты не прав. Ты видишь тени там, где их нет.

Это не совсем правда, тени были, но не такие мрачные, какими рисовал их себе Иоанн. Младший сын всегда страдал от неуверенности в себе. Эти тени существовали в его воображении, а не в реальности, однако он придавал им такое значение, что порой те становились настоящими.

– Я скорбел о нем, – бросил Иоанн. – Больше, чем Ричард. Никто не обвиняет Ричарда в том, что отец умер из-за него.

– И ни у кого нет оснований для такого обвинения, – сухо отозвалась мать. – К тому, что случилось, Генрих шел не один год, и по большей части он сам во всем виноват. А не ты и не Ричард.

Иоанн посмотрел за горизонт:

– Ну и пусть болтают, что хотят. Мне все равно. Вот что я скажу тебе, мама, раз уж я раскрыл перед тобой сердце: у меня есть еще один ребенок – девочка, названная в мою честь Иоанной.

Алиенора заставила себя говорить ровным тоном:

– Кто мать?

– Клеменция ле Ботелер.

– Значит, опять это знатная дама?

Вновь придется успокаивать негодующую родню девицы. Но Алиенора почти не удивилась услышанному. Иоанн, когда хотел, мог быть неотразимым. В его случае очередной ребенок – это всего лишь вопрос времени.

Иоанн пожал плечами:

– Я не сплю с продажными женщинами, в отличие от Ричарда. – Хитрая улыбка промелькнула на его губах. – Небось, он не рассказывал тебе о своем сыне, и это понятно: у него есть причины быть скрытным.

Алиенора выпрямилась, готовясь принять удар:

– О каком сыне?

Хотя в сгущающейся ночной мгле трудно было различить выражение лица, она видела, что Иоанн наслаждается ситуацией. Также Алиенора отметила, что ему удалось быстро сменить тему – о его поведении речь уже не шла.

– К Ричарду пришла в слезах французская шлюха, утверждая, что понесла от него ребенка. Он дал ей денег на содержание, а когда младенец появился на свет, оплачивал кормилицу и жилье. – Иоанн сжимал губы, чтобы не улыбаться в открытую. – А щенка своего он назвал Филиппом в честь короля Франции, и знаешь почему?

Алиенора покачала головой:

– Нет, но догадываюсь, что тебе не терпится рассказать.

– Судачат, что Ричард и Филипп делили постель и женщину. И никто теперь не может сказать, чей это сын – Филиппа или Ричарда, – с восторгом выкладывал свою информацию Иоанн. – Если бы Филипп признал ребенка своим, то назвал бы его Ричардом. Должно быть, они тянули жребий, чтобы определить отцовство. А выиграл Ричард или проиграл – это зависит от того, как на это смотреть.

Алиенора хотела залепить сыну пощечину и не поверить тому, что услышала, но, очевидно, Иоанн был хорошо осведомлен.

– Это касается только Ричарда. – Она старалась не показать, как сильно огорчила ее эта новость. – Если он захочет поведать мне об этом, я готова буду составить свое мнение, но выслушивать досужие сплетни не желаю. Лучше расскажи мне о Клеменции ле Ботелер.

– Она в Беке с младенцем. Я обеспечиваю их из своего дохода и слежу, чтобы все было в порядке. Признаю, что согрешил, но, по крайней мере, Клеменция не приходится мне кузиной, и я сумел сделать так, чтобы не было шума.

– И значит, теперь ты молодец? – вознегодовала Алиенора.

– Нет, но я хотел, чтобы ты услышала обо всем от меня, а не как-то иначе.

– Да, это все меняет. – Она вздохнула. – Что ж, буду радоваться хотя бы этому. Да продлится такая открытость в наших отношениях. В отсутствие Ричарда мы должны будем действовать сообща и двигаться в одном направлении.

– Разумеется, матушка, я согласен с тобой всей душой. – Вновь по его лицу ничего нельзя было прочесть, как и по его очаровательной улыбке.

Глава 28

Вестминстер,

сентябрь 1189 года


После заката взойдет звезда нового дня, и с восходом придет время нового процветания. Вернется золотой век, приближается обновление мира…

В Зале Королевы Вестминстерского дворца звучали псалмы под аккомпанемент арфы. Сердце Алиеноры взмывало к самым небесам. Несмотря на сентябрь, помещение было украшено зеленью и цветами, отчего создавалось весеннее настроение. Белые льняные скатерти на столах служили идеальным фоном для позолоченных кубков и блюд, сосудов для соли и серебряных лодок с яркими соусами – золотисто-желтыми и красно-коричневыми, присыпанными крошкой сандалового дерева.

В последний раз Алиенора давала пир в Зале Королевы совсем молодой женщиной, родившей только старших детей и не знавшей о том, что в будущем ее ждет многолетнее заточение в Саруме. И вот она снова королева. Жаль ушедших лет и впустую потраченного времени, но есть и ощущение триумфа. Прежде она была супругой короля, теперь – королева-мать, и никогда раньше она не пользовалась таким авторитетом и не имела такой власти.

Всего два дня назад Ричарда провозгласили королем Англии в кафедральном соборе Вестминстерского аббатства. Болдуин, архиепископ Кентерберийский, помазал его голову, грудь и руки елеем, совершая над ним обряд посвящения в короли. Ричард, перед тем как сесть на трон, собственными руками снял корону с алтаря и передал ее архиепископу. Этот красноречивый жест соединил в себе и смиренную готовность служить, и недвусмысленное заявление о том, что Государство стоит выше Церкви.