Алиенора любезно улыбнулась:

– Я понимаю.

Как жаль, что ее супруг напрочь утрачивает таланты дипломата, едва дело касается его сыновей.

– Я провожу вас в Винчестер, – сообщил Генрих. – Всех вас, и при дворе будет сделано торжественное объявление. Конечно, я мог бы послать кого-нибудь другого, но уж так хотел сам рассказать эту новость.

Алиенора с чувством обняла их по очереди.

– Действительно, новость замечательная, но я буду скучать по вас, – сказала она и повернулась к Матильде. – Изгнание принесло вам много страданий, но мне оно подарило возможность снова увидеться с тобой.

Из глаз Матильды, только что лучившихся счастьем, покатились слезинки.

– Мама, я бы забрала тебя с собой, если бы могла!

– Знаю, но это невозможно. Будем же благодарны за то, что нам было дано.

Алиенора велела подавать еду и вино, а Генриха устроила перед очагом. Его тут же обступили дети. Малыша он усадил на одно колено, Оттона на второе, Рихенза стояла у него за спиной и играла с его серебристыми кудрями, сбоку льнул Лотарь.

– Еще предстоит о многом договориться и обеспечить гарантии безопасности. – Генрих со значением посмотрел на Алиенору. – Хороший хозяин не кладет все яйца в одну корзину. Думаю, будет разумнее на первое время оставить детей с вами. Когда мы поймем, что опасаться больше нечего, то сразу пошлем за ними. Я не ожидаю каких-то неприятностей, но осторожность излишней не бывает.

– Это мудро, – согласилась Алиенора. – О детях здесь будут хорошо заботиться, и я буду рада побыть с ними подольше.

Матильда закусила губу, но голову держала высоко. В Саксонию она уехала, когда ей было всего десять лет – примерно столько же, сколько сейчас Рихензе. Ее детям повезло больше, чем многим. Им не придется отправляться в далекие страны и вступать в брак с незнакомыми людьми, они просто погостят у бабушки.

– Ты прав, – проговорила она почти ровным тоном. – Так и надо поступить ради их безопасности.

– Это ненадолго, обещаю тебе, Liebling, – успокоил Генрих и в подкрепление своих слов нежно поцеловал ее. Видя их близость, Алиенора радовалась и грустила, потому что сама не сумела добиться ее ни с одним из своих мужей.


Прошло несколько месяцев. Вечером Алиенора готовилась отойти ко сну, но неожиданно приехал Генрих. Бельбель расчесывала волосы госпожи, смоченные ароматной смесью мускатного ореха и розовой воды. Они были по-прежнему густы и серебристым водопадом ниспадали до самой талии. Генрих уже много лет не видел ее с распущенными волосами, и на его лице отразилось удивление, смешанное с каплей восхищения.

– Я думала, ты все еще в Винчестере, – проговорила она. – Поздновато для такого путешествия.

Он пожал плечами:

– Было еще достаточно светло, когда мы выехали, и луна почти полная. К чему тратить время?

Ей следовало бы догадаться самой. Решимость Генриха выжать из дня все до последней капли оставалась неизменной.

На протяжении всей зимы и в начале весны Алиенора жила в Виндзоре с семейством дочери. Матильда и Генрих занимались приготовлениями к возвращению в Германию. В феврале в Англию из Иерусалима прибыл патриарх Ираклий. Он положил к ногам Генриха ключи от башни Давида и попросил сменить на троне его кузена короля Балдуина, который умирал от проказы. Иерусалиму требовался человек, способный взять управление в свои руки, и патриарх направил стопы в Англию в поисках средств, в поисках поддержки – в поисках короля.

Много лет назад Генрих поклялся, что в искупление своей вины в смерти архиепископа Томаса Бекета он отправится в Крестовый поход. Тем не менее он не имел ни малейшего намерения принять предложение Ираклия. В интересах дипломатии король объявил, что откажется от своего государства и поедет в Иерусалим, если на это согласятся его бароны. И разумеется, он проследил за тем, чтобы бароны отказались его отпустить, но постарался утешить разочарованного патриарха: позволил собирать деньги и привлекать воинов везде, где сможет.

– Чему я обязана счастьем видеть тебя? – Алиенора отпустила Бельбель и сама налила Генриху вина. – Ты решил нагрянуть поздно вечером, чтобы проверить, не завела ли я любовника? Или хочешь опять пожаловаться на Ричарда?

– И то и другое, – ответил он тем же ироничным тоном, которым приветствовала его супруга, и сел на ее кровать, потирая ногу.

Алиенора незаметно рассматривала его. Если муж нуждается в телесном утешении, то при дворе изобилие уступчивых женщин, так что здесь должна быть другая причина. Она поднесла ему полный кубок и подлила вина в свой.

– Глотни с дороги. У меня вино получше, чем в твоих подвалах.

Генрих буркнул что-то пренебрежительное, но надолго припал к кубку. Потом поставил его на здоровую ногу и свободной рукой потер лицо.

– Иоанн умоляет отпустить его в Святую землю и желает принять корону Иерусалима. Он без моего ведома встретился с патриархом и заявил, что готов служить ему.

Алиенора испытала настоящее потрясение.

– Иоанн – в Иерусалим? – Мысль о том, что их восемнадцатилетний сын будет править самой священной землей христианского мира, не укладывалась в голове. Теперь понятно, почему Генрих явился к ней. Амбиция амбиции рознь. А Иоанн готов был на все, лишь бы превзойти братьев. – Что ответил патриарх?

Муж мрачно хмыкнул:

– Что отрадно найти хотя бы одного человека в нашей семье, у кого есть совесть и чувство ответственности, и что он серьезно обдумает предложение Иоанна. Отсюда мы делаем вывод, что Ираклий либо совсем отчаялся, либо туп как пробка.

– Либо пытается повлиять на тебя.

– Если так, то он просчитался. Я сказал ему, что о коронации Иоанна и речи быть не может, что я постараюсь помочь ему финансово по мере своих сил и возможностей и что на большее пусть не рассчитывает.

– А Иоанн? Ты ему сообщил о своем решении?

Генрих дернул себя за бороду:

– Да, и ответом мне были слезы и упреки, но в конце концов Иоанн услышал голос разума. Наверняка он с самого начала догадывался, каков будет ответ. Еще бы лет десять подождать, и он справился бы с такой задачей. А так ему пока надо многому научиться и остепениться.

– И при всем этом ты решил доверить ему Аквитанию! – возмутилась Алиенора.

– В том случае все было бы иначе. Иоанн в любой момент мог бы опереться на мой опыт и получить совет. В Иерусалиме ему пришлось бы полагаться только на себя.

– Ты говоришь – было бы? То есть ты уже думаешь о том, чтобы отказаться от мысли поручить ему Аквитанию? Неужто до тебя наконец дошло, насколько безрассуден этот твой план?

Генрих бросил на нее грозный взгляд, но скорее по привычке, чем с серьезным намерением.

– Нет, – сказал он. – До меня дошло, насколько безрассуден Ричард, и я не собираюсь сидеть сложа руки, пока его поведение не сведет нас всех в могилу. Нам нужно как-то договориться. Так продолжаться не может.

– Все зависит от тебя. Только ты в состоянии остановить распри.

– Вот потому я и приехал к тебе сегодня.

Алиенора села лицом к нему и заправила прядь волос за ухо. Генрих проследил за ее движением с искрой интереса в глазах – возможно, вспомнил те далекие времена, когда они были любовниками и союзниками. Давным-давно, в какой-то другой жизни.

– Ну что же, слушаю тебя.

– Я хочу дать Иоанну возможность проявить себя достойным правителем, но такую, чтобы ему не пришлось воевать с Ричардом или браться за дело не по плечу в далекой Святой земле. Я посылаю его в Ирландию, где он опробует свои силы без особого риска для себя и окружающих. На Пасху посвящу его в рыцари, и потом он может отправляться в путь. Разумеется, я прослежу за тем, чтобы его сопровождали надежные люди. А там посмотрим.

Алиенора усиленно размышляла. Во многих отношениях такое решение выглядело разумным. Особенно ее радовало, что наконец-то сыновья перестанут ссориться из-за Аквитании. Однако она чувствовала какой-то подвох…

– Что сказал на это Иоанн?

Генрих пожал плечами:

– Он бы предпочел стать королем Иерусалима или хотя бы правителем Аквитании. Но я внушаю ему, что Ирландия – это способ проявить себя. Вполне возможно, что именно там он созреет и станет настоящим мужчиной, а серьезное занятие убережет его от новых неприятностей. Там наш младший сын наконец успокоится и не будет чувствовать себя обделенным по сравнению с братьями.

– Выпьем за это. – Алиенора пригубила вина. – И тогда ты позволишь Ричарду без помех править Аквитанией и помиришь его с Жоффруа?

– Этого я не говорил. – Генрих не переставал терзать свою бороду. – Ричард перешел все возможные границы. Он не повинуется мне и восстает против моей воли. Мое терпение иссякло, так что я отзываю его из Аквитании.

На его лице появилось непреклонное, воинственное выражение, до боли знакомое Алиеноре.

– И что потом? Ты и правда думаешь, что он приедет?

– О да. – Генрих растянул губы в хищной улыбке. – Ему ничего другого не останется, поскольку ты потребуешь Аквитанию обратно. Все твои права на герцогство отныне будут восстановлены. Если Ричард откажется, ты просто заберешь у него Аквитанию силой. – Его серые глаза превратились в лед. – Если же он согласится, то его наследственные права на Аквитанию будут заново утверждены, и пусть радуется, что его дорогая матушка получит то, что ей принадлежит. Само собой я, как твой супруг, обязан буду управлять твоими владениями, а Иоанн в Ирландии не будет представлять угрозы.

– Ах ты, змей! – Ее чуть не вырвало от приступа острой ненависти.

– Ты тоже та еще змеюка, госпожа супруга, так что мы отличная пара. И ты не будешь мне мешать. Я же не отменяю правление Ричарда. Он по-прежнему будет представлять меня в Аквитании, только на этот раз поводок станет покороче. Я добьюсь повиновения от сыновей и жены.

– Повиновения ты, может, и добьешься, – парировала Алиенора, – но любви и уважения – никогда. Я говорю это не ради того, чтобы позлить тебя, хотя ты уверен в обратном. Ты порождаешь в сыновьях ненависть и зависть. Сначала ты пообещал Иоанну Аквитанию, а потом забрал. Что он должен чувствовать после этого, ты подумал? Или ты не в состоянии видеть, что скрывается за его улыбками и показным послушанием? А с Ричардом? Все его труды на благо Аквитании для тебя ничто. Ты попытался отдать ее младшему сыну, который даже не посвящен еще в рыцари! Сейчас ты намерен отменить то решение, но рана уже нанесена. И мне понятен твой новый замысел. Да, ты заставишь Ричарда преклонить перед тобой колени, но сделает он это по принуждению, а не из сыновнего почтения. Конечно, потом ты собираешься натравливать на него Жоффруа, надеясь таким образом управлять ими обоими. Но они проклянут тебя за это!