– Да, мама. Совсем не так я представлял себе будущее, но придется приспосабливаться к обстоятельствам.

Они сели и отпили вина. Алиенора смотрела, как играют отблески огня на волосах Ричарда. Лицо красивое и мужественное. В двадцать шесть лет он был уже совершенно независимым взрослым человеком и все-таки оставался ее ребенком, ее бесценным, возлюбленным сыном.

– При вашей встрече отец говорил с тобой о наследстве?

– Нет. Он хотел знать, как я справляюсь с мятежами в Пуату, и потребовал отчета о расходах. Сам же рассуждал только на общие темы. – Ричард прищурился. – Иоанн лип к нему, словно репей, – впрочем, как обычно. – В его голосе слышались презрение и досада. – Бог знает, что у него в голове, потому что никто иной и не догадается.

– Он твой брат, и вы должны поддерживать друг друга, особенно когда ваш брат ушел из жизни.

Ричард пожал плечами:

– Иоанн всегда казался маленьким: то не слезал с рук няньки, то бегал по пятам за отцом, а тот от него отмахивался. И вдруг у него уже пробивается бородка, от него рожает женщина, если то, что я слышал, правда. И неужели он и в самом деле дал ребенку мое имя?

– Да, – приглушенным голосом ответила Алиенора. – Все правда.

– Тогда остается надеяться, что мое имя он выбрал в силу восхищения мной и желания, чтобы его сын был похож на своего дядю, когда вырастет. – Ричард развел руками. – Я не понимаю Иоанна, а мне это необходимо. Гарри умел лучше с ним ладить, чем я. Пожалуй, несколько партий в кости и фляга вина будут нелишними. Не знаю, о чем Иоанн говорил с отцом, когда я приехал, но он определенно что-то нашептывал ему на ухо. И при этом выглядел весьма довольным.

– Таков уж Иоанн. Если речь шла о тебе, то, по крайней мере, ты это заметил. Но мы знаем, что он очень умен. Возможно, твой брат просто разыграл эту сцену, чтобы досадить тебе. – Она отставила кубок и взяла сына за руку. – Я люблю тебя. Как мать, я люблю всех своих сыновей, но в твоих руках – великое будущее. Забудь на время об Иоанне. Пусть он играет в свои игры, а ты слушай меня. Это твое право – быть сильным и властвовать со страстью и желанием. Ты не должен поддаваться обиде и горю – они предадут тебя. Сосредоточься на том, чего ты хочешь достичь. Понимаешь?

Его внимание сфокусировалось в одной точке, как у льва, готового к прыжку.

– Да, мама, – ответил он. – Понимаю.

– Ты должен применить всю свою волю и всю силу, чтобы получить то, что принадлежит тебе по праву. Ни при каких условиях не соглашайся на компромиссы. Возьми свое, и пусть с твоего стола падают крошки, ради которых нет смысла спорить. Вы будете договариваться с отцом о том, каким быть будущему, и наверняка ты не со всем будешь согласен.

– С этим я справлюсь, мама. Я сделал все, о чем меня просили, и готов исполнить свои обязательства. Я не Гарри, у меня другие цели, но я подниму его знамя и прямо объявлю отцу, как вижу будущее. – Ричард гордо поднял голову. – Я буду его сыном. Я буду его наследником. Но подчиняться ему не буду.

Чувства переполнили Алиенору, и она схватила его за обе руки:

– Да подарит Господь всем матерям такого сына!

Глава 19

Руан,

сентябрь 1183 года


Королева стояла ровно и неподвижно, пока Амирия и Бельбель облачали ее в золотую парчу. Ткань была из Сицилии, ее прислала в подарок Иоанна, а Бельбель сшила из нее великолепное парадное платье. До сих пор у Алиеноры не было достойного случая, чтобы надеть его, но сегодня предстоял семейный совет по поводу прав наследования. Генрих был крайне уклончив и ничего не рассказывал ей о своих намерениях. Не говорил он о них и Ричарду с Жоффруа. Иоанн знал больше, в этом нет никаких сомнений – вид у него был уж очень многозначительный. К тому же младший сын избегал встреч с ней, а это обычно означало, что он что-то задумал.

Бельбель заколола последнюю булавку в головную накидку королевы, и вот, с горностаевой мантией на плечах, Алиенора готова была отправиться на встречу с Генрихом и узнать, что он им уготовил.

Когда она вошла, Генрих уже нетерпеливо расхаживал из угла в угол. За пюпитрами, на которые падал свет из окон, сидело несколько писцов. Они корпели над листами пергамента, и скрип их перьев не прекращался ни на мгновение. Ричард, Жоффруа и Иоанн расположились за деревянным столом, в центре которого стопкой были сложены документы.

– Наконец-то, – буркнул Генрих. – Я уже собирался начинать без тебя.

– Преклоняюсь перед твоей выдержкой. – Она села на свободное место, сбоку от того, которое отводилось Генриху. – Однако без меня принятые решения не имели бы законной силы.

Она выпрямилась, не касаясь спинки стула, и чинно сложила руки на коленях. Каждое ее движение было выверенным и величавым. Встретившись взглядом с Ричардом, она заметила его беспокойство, хотя сын и пытался замаскировать его небрежной позой. Он уже носил титул графа Пуату и правил в качестве герцога Аквитании. Теперь настал момент, когда к его наследству должны прибавиться Англия и Нормандия, хотя с Генрихом нельзя быть ни в чем уверенным.

– Мама, – поклонился ей Жоффруа, – у тебя превосходное платье.

Она тепло поблагодарила сына, а ворчание супруга не удостоила вниманием. Затем Иоанн пробормотал положенное приветствие. Его взгляд, пока он кланялся, неуловимо скользнул поверх Алиеноры и куда-то в сторону.

Рядом, во главе стола, уселся Генрих и, сцепив руки, оперся о столешницу. Его манеры были подчеркнуто деловитыми и даже воинственными.

– Мы собрались здесь, чтобы обсудить ваше наследство, – объявил он и оглядел сыновей. – Кончина вашего брата заставила меня внести изменения, и вот мое решение.

Он потянулся к стопке документов посреди стола, и Алиенора поняла, что на самом деле бумаги были разделены на три части. Генрих по одной выдал их сыновьям. С каждого пергамента свисал шнур с печатью.

– Это ваше наследство, – сказал король. – Хочу, чтобы сразу было ясно: никаких возражений, никаких споров. Пусть никто не жалуется, будто я лишил его наследства. Всем понятно?

У Алиеноры все внутри сжалось. Этот закон Генриха не предвещал ничего хорошего.

– Понятно? – Генрих охватил сыновей единым пронизывающим взглядом.

Ричард откинулся на спинку стула.

– Понятно, сир. – Он сжал в кулак правую руку, лежащую на столе. В луче сентябрьского солнца, проникшего через стрельчатую арку окна, на его пальце блеснул перстень святой Валерии, регалия графов Пуату.

Его братья кивнули в знак согласия и переглянулись, словно воины перед началом битвы.

– Хорошо. – Генрих выдавил улыбку. – Соблюдайте это правило неукоснительно. Итак. Вы должны закрыть брешь, возникшую после смерти брата, и взять на себя обязательства, возложенные на вас. Я рассчитываю, что вы проявите себя выдающимися правителями и свершите на этом поприще великие деяния, потому что вы – мои сыновья. Ваш долг – поддержать честь и гордость династии. Все, что вы делаете, отражается на моем имени, помните об этом. Пока я жив, в порученных вам владениях вы будете править от моего имени, и ни при каких обстоятельствах вы не должны выходить за эти рамки. Политика, которую мы проводим, строится в интересах династии, и это моя политика, пока я жив и возглавляю семью. Жду от вас полного повиновения.

Алиеноре стало неловко за Генриха. Он что, малолетних детей пытается припугнуть сказочным великаном с дубиной? Неужели надеется таким вот образом добиться послушания? Куда делся тот шарм, которым обладал Генрих в молодости? – недоумевала она. Наверное, этот кошель с золотой пылью оставили открытым, и ветер времени сдувал ее и уносил блестящей спиралью, пока кошель совсем не опустел.

– Работайте сообща, ради единой цели, – продолжил Генрих. – Недопустимо любое посягательство на земли и влияние других членов семьи, как и всякая намеренная провокация на подобное посягательство с их стороны. В конечном счете именно это и стало причиной гибели вашего старшего брата. Тот из вас, кто перешагнет эту черту, познает полную меру моего гнева. – Кулак Генриха опустился на стол с такой силой, что подскочили золотые бокалы и заплескалось налитое в них вино. – Где вы и с кем вы – не имеет значения, играет роль только то, что вы делаете, и вы должны во всем следовать моей воле. Вы мои сыновья, и я люблю вас всем сердцем. Я оделил вас несметным богатством и знаю, что вы оставите след в истории, ибо моя кровь течет в ваших жилах. Помните об этом, когда замыслите пойти войной друг против друга. Когда вы сражаетесь с братом или со мной, вы проливаете собственную кровь. Мы одно целое, и ради нашего рода нам нужно держаться вместе. И как одно целое, мы должны идти в одном направлении, чтобы подавить всех, кто посягнет на нашу власть, и только так мы выживем и прославимся. – Он рубанул рукой воздух. – Что я решил, то справедливо и честно, и я не потерплю никаких возражений.

Ричард взял пергамент, который лежал перед ним, и погрузился в чтение. И тут же его настороженность сменилась полным неверием в то, что видели его глаза, а затем он пришел в ярость. Вскочив на ноги, он через стол уставился на Генриха, который смотрел на него с плотно сжатыми губами. Ни слова не говоря, Ричард смял документ, швырнул его на пол и выбежал из комнаты.

– Что ты сделал? – потребовала объяснений Алиенора у супруга.

– Что нужно было, то и сделал! – отрезал Генрих. – Сделал так, чтобы всем было лучше, и если Ричард не понимает этого, тогда он дурак и ему придется поплатиться за это. Я король, и я принимаю решения.

Алиенора кинула взгляд на двух оставшихся сыновей. Жоффруа сидел насупленный, зато Иоанн, напротив, выглядел так, будто высосал из ракушки особенно сочную устрицу.

Она поднялась, чтобы пойти вслед за Ричардом, но быстрый жест Генриха поставил на ее пути двух стражников.

– Госпожа супруга, не соблаговолишь ли вернуться на место? – попросил он. – Я сам с ним разберусь, когда придет время.