– Когда же состоится твоя помолвка?

– Через несколько недель, в Лондоне, – ответил Иоанн, дожевав. – Главное, не сама невеста, а ее земли. Правда, владения Глостеров больше.

Он рассуждал со знанием дела, то есть все эти факты он разузнал самостоятельно, а не повторял с чьих-то слов. Прочитать выражение серо-зеленых глаз младшего сына было трудно, и его неизменная полуулыбка-полунасмешка тоже не поддавалась расшифровке. Даже в раннем детстве он всегда вел себя как взрослый – интриговал, манипулировал. Если Иоанн гневался, то объект его гнева догадывался об этом, только когда обнаруживал какое-то свое имущество испорченным или когда садился на гвоздь, таинственным образом вылезший из его стула. И при этом Иоанн умел быть неотразимо милым и забавным.

– Кажется, ты все тщательно изучил, – заметила Алиенора.

– Я хотел знать. – Он положил на стол свой нож. – И еще я знаю, зачем папе так хочется расторгнуть ваш брак.

Алиенора поднесла к губам чашу с вином:

– Зачем же?

– Розамунда де Клиффорд беременна. – При этих словах в его глазах вспыхнул огонек. – Роды ожидаются осенью, и папа хочет жениться на ней и сделать ее королевой.

Обдумывая новость и пытаясь взять себя в руки, Алиенора потягивала вино.

– И это стоит того, чтобы отправить послов в далекий Рим? Почему-то я сомневаюсь, что у твоего отца имеется такое намерение.

– Розамунда все время с ним, – возразил Иоанн. Мальчик смотрел на мать сквозь прищур. – Она всегда в его опочивальне трогает и ласкает его.

– Это вовсе не означает, что твой отец женится на ней, даже если она родит ему ребенка. Не о чем беспокоиться, сын мой.

– Я не беспокоюсь. – Он пожал плечами, однако Алиенора видела, что Иоанн расстроен или ревнует. – Розамунда – никто, – процедил он. – Тупая шлюха.

Изабелла негромко запротестовала: то были неуместные слова для общей трапезы. И в них чувствовалось затаенное ожесточение.

– Да, Розамунда никто, – согласилась с сыном Алиенора. – И потому недостойна твоего внимания. Значение она приобретет, только если ты сам будешь думать о ней больше, чем она того заслуживает.

Иоанн продолжал хмуриться, но закончил обед в молчании, после чего убежал с двоюродным братом Уильямом обследовать замок.

Алиенора сочла за лучшее сменить тему беседы и стала расспрашивать Изабеллу о том, как идут приготовления к поездке на Сицилию.

– О, сделано уже очень много, – подхватила графиня. Как и Алиенора, она всей душой хотела направить беседу в более приятное русло. – У Иоанны теперь целых четыре новых платья, да, солнышко мое?

Иоанна засветилась от удовольствия и вступила в разговор.

– Король Вильгельм прислал торговцев с рулонами камчатного полотна! – воскликнула девушка и стала рассказывать матери о расписных сундуках для своего наследства: простыней и покрывал, прикроватных пологов, подсвечников, столового белья и серебряной посуды. Теперь, когда у Иоанны было время привыкнуть к мысли о грядущих переменах, ее восторг от предстоящего брака с королем Сицилии заметно перевешивал страх перед неизвестностью.

Алиенора радовалась за дочь, и в то же время ей было грустно, потому что она знала, что такое быть женой короля, что скрывается за роскошной одеждой и драгоценностями и чего стоят так называемые королевские привилегии.

– Обязательно пиши мне. Помогу тебе, если смогу, и я навсегда твоя мать. Хочу, чтобы ты никогда об этом не забывала.

Ее сердце переполняла боль, ведь здесь, в замке Сарума, у нее нет ни капли влияния. И какой пример она подает дочери?

Алиенора подарила Иоанне два гребня, которые сумела спрятать в багаже, когда выезжала из Винчестера. Они были покрыты резным орнаментом в виде сплетенных веток, где каждый листок венчали крошечные сапфиры и рубины.

– Вспоминай обо мне каждый раз, когда будешь пользоваться ими, и молись обо мне, как я буду молиться о тебе, – сказала она, прижимая к себе Иоанну. Дочь обняла ее в ответ, но сдержанно, как будто защищаясь от предстоящей разлуки.

– Белла не сможет с нами поехать, – заметила Изабелла, указав на свою дочку. – Кто-то должен приглядывать за младшими детьми, пока мы в отъезде, и мудрость велит оставить Беллу дома.

Сама Белла сидела молча и смотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Конечно, она огорчена, – продолжала ее мать. – И будет скучать по Иоанне, как, я уверена, Иоанна будет скучать по ней. Но это часть взросления. Будущей женщине нужно учиться нести ответственность и исполнять свой долг. Ей будет доверена важная роль хозяйки дома. – Она с гордостью взглянула на старшую дочь, и Белла ответила скромной улыбкой.

После того как детей уложили спать, подруги еще долго сидели и болтали.

– Ты слышала о Розамунде? – спросила Алиенора.

Изабелла стала вертеть на пальце кольцо.

– Да… но узнала совсем недавно. Клянусь, до Пасхи мне ничего не было известно, и Амлену тоже.

– Генрих ему не рассказывал?

Изабелла занялась полировкой камня в оправе кольца.

– Амлен держится в стороне от амурных дел короля. Он служит своему брату, а не девице, что лежит с ним в постели.

Эти слова Изабеллы заставили Алиенору улыбнуться. Она живо представила себе, как Амлен пытается говорить с Генрихом, делая вид, что льнущей к нему полураздетой любовницы не существует.

– Может, Розамунда действительно рвется к короне, но она ее не получит, – проговорила Алиенора с плохо скрываемым презрением. – Уж я-то Генриха хорошо изучила. Даже если сейчас он души не чает в любовнице, в мыслях он уже где-то на новых нетронутых пастбищах. Женитьбу на ней он видит как очередную ловушку… Ну все, достаточно уже уделили им внимания. Какие еще есть новости?

Изабелла начала рассказывать о замке Конисбро, к строительству которого приступил Амлен на их землях в Йоркшире.

– Там он будет отдыхать от службы при дворе. И это надежная крепость. В будущем мы передадим ее Уиллу. – Она вздохнула. – По правде говоря, Амлен так увлекся строительством, что порой мне кажется, будто я вышла замуж за каменщика. Вы бы слышали, с каким восторгом он описывает устройство каминов.

Алиенора засмеялась:

– Нет-нет, без его дифирамбов в честь камня и глины я уж как-нибудь обойдусь, хотя и полюбила его всей душой за присланное печенье.


Утром они все вместе сходили на службу, а потом гости, поглядывая на собирающиеся тучи, сели на лошадей и приготовились к обратному пути в Винчестер.

Алиенора в последний раз поцеловала Иоанну.

– Я горжусь тобой, – произнесла она. – И ты собой гордись.

– Да, мама, – послушно отвечала дочь, однако взгляд ее уже был за воротами.

Иоанну тоже достался материнский поцелуй.

– Что бы ты ни делал, превыше всего ставь честь, – напутствовала его Алиенора. – И как бы ни сложилась твоя помолвка с Хависой, будь к ней добр и великодушен.

– Конечно, мама. – Иоанн ответил ей теплой открытой улыбкой, но при этом был так же далек, как Иоанна с ее устремленным вдаль взором.

Когда они уехали, Алиенора двинулась вдоль крепостной стены, стянувшей холм, словно обруч тяжелой короны. Она королева и обходит свои, пусть невеликие, владения.

Глава 8

Винчестерский замок,

сентябрь 1176 года


Король поцеловал Розамунду в мягкие розовые губы и крепко прижал ее к себе, насколько позволял ее круглый, как полная луна, живот. Девушка провела пальцами по бороде Генриха и улыбнулась, хотя ей было тревожно и немного грустно. Он по-прежнему называл ее своей королевой, но ей так и не удалось сподвигнуть Генриха на то, чтобы сделать эти слова реальностью. Вместо этого любовник осыпа́л ее драгоценными украшениями, тканями для новых нарядов, ласками и пустыми обещаниями. Розамунде оставалось лишь надеяться на то, что Генрих изменится после рождения чудесного малыша мужского пола. Ее сын затмит старших детей короля и положит начало новой династии. Она часто делилась своей мечтой с ребенком, растущим в ее утробе, и в ответ тот стучал ножкой и вертелся. Никогда, ни вслух, ни в мыслях, не называла она его словом «бастард». Ведь на ее пальце сверкает кольцо Генриха, и она его супруга по сути, хотя и не давала брачных клятв перед алтарем.

– Я пошлю вам весточку, когда ребенок родится, – сказала Розамунда. – А вы думайте о нас, как выпадет свободная минута.

– Конечно, я часто буду вспоминать вас и молиться о твоем благополучном разрешении. – Генрих положил ладонь ей на живот, и этот жест был приветственным и прощальным одновременно.

Розамунда чувствовала, что мыслями король уже в пути, поэтому она взяла его голову двумя руками и повернула лицом к себе, так чтобы их взгляды встретились. Ей важно было получить его заверения.

– Обещаете?

– Обещаю. – На краткий миг нетерпение на его лице сменилось сожалением. – Я бы остался, если бы мог. Но дела государственные не терпят отлагательства.

«А я терплю, – подумалось Розамунде. – Я всегда буду терпеть и ждать».

– Понимаю. – (По крайней мере, Генрих посмотрел ей в глаза и услышал ее слова.) – Поезжайте с Богом.

– И пусть Он хранит тебя.

Король поднес ее руку к своим губам, поцеловал нежные пальцы и ушел. Она встала у окна, чтобы проследить за тем, как исчезает вдали его силуэт. Король Англии, ее любовник, отец ее ребенка, человек, от которого зависит все, что для нее важно на этом свете.

Часом позже слуга принес от Генриха подарок: венок из пшеничных колосьев, среди которых каплями крови алели плоды дикого шиповника. Этот кустарник все лето пышно цвел в живых изгородях. Розамунда надела венок на голову, представляя, будто это настоящая корона из золота, возложенная на нее руками Генриха, и мечтательно улыбнулась.


Через несколько дней Розамунда проснулась еще до рассвета – ее разбудили схватки. А когда они усилились, началось кровотечение. Повитухи, обмениваясь многозначительными взглядами, хлопотали над роженицей и уверяли ее, что все в порядке, а та не видела красный ручеек, истекающий из ее тела с каждой новой схваткой.