Анна Дубчак - Осенние любовники

– Кожа бледная, но как будто без морщин, нос обыкновенный, а губы накрашены коричневой помадой... Страшноватая она, конечно...

Вернувшись домой, она рассказала Соне об этой женщине. Мысль о том, что у нее снова появилась возможность говорить с Соней на любую тему, приносила ей радость. Она вдруг поняла, что Соня, несмотря на то что они живут под одной крышей и которая всегда была в курсе всех ее последних дел, даже зная обо всех преступлениях и смертях, о которых они ей рассказывали, все равно относилась к ним, как к чему-то такому, что не могло иметь к ней никакого отношения. Она абстрагировалась от этой информации, а потому воспринимала ее совершенно не так, как воспринимала ее Наталия... Соня же не видела многочисленных трупов, которые приходилось видеть Наталии, не участвовала она также и в опасных поездках, где приходилось рисковать жизнью...

Она лишь единственный раз в своей жизни оказалась в доме, нафаршированном трупами, да и то по чистой случайности... Но и это вскоре забылось.

– Что же ты теперь собираешься делать? – Соня вымачивала семгу в молоке с самого утра, а теперь аккуратно разрезала на ровные ломтики. – Поедешь к Алебастрову? Какая строительно-ремонтная фамилия...

– Придется... Но по пути я все-таки заеду в лицей... Я хочу поговорить с кем-нибудь из преподавателей...

– Звонила Сара, сказала, что заедет вечером за какими-то носовыми платками...

– Ой, я же совсем забыла ей отдать платки! Я тебе их не показывала? Они обшиты кружевом ручной работы...

Но показать носовые платки ей помешал Захарченко. Он позвонил и сказал, что находится возле ее дома, и попросил разрешения зайти к ней.

Он выглядел таким же рассеянным, как и в первый свой приход.

Наталия пригласила его выпить чаю. Соня пошла в свою комнату прилечь.

– Я бы не хотел выглядеть навязчивым, но мне бы хотелось узнать, как идет расследование?

– Оно бы шло намного быстрее, если бы вы, Андрей, были со мной откровеннее...

– Что вы имеете в виду?

– Монахова. Почему вы не сказали мне, что у Литвиновой был роман с Монаховым?

– Потому что у нее не могло быть никакого романа с этой старой и порочной развалиной!

– Это вы так говорите, а он мне сегодня ночью говорил обратное... Он сказал мне, что у Литвиновой к нему была... страсть...

– И вы поверили? – Он усмехнулся и отправил в рот маленькое пирожное. – Ерунда! Зачем ей было испытывать к нему страсть, когда у нее был Самсонов, я, наконец! Она была молодой симпатичной женщиной и могла бы найти себе кого помоложе, чем Монахов...

– Но ведь вы не станете отрицать того, что они встречались?

– Да, они встречались.

– А теперь ответьте мне, откуда вы могли знать о Монахове, если в тот момент, когда у них начался этот роман, вы были в Сирии?

Он понял, что попался. Он поперхнулся пирожным, закашлялся и едва пришел в себя. Со слезами на глазах он сидел перед Наталией и не знал, как ему вести себя дальше. Но затем все же решился:

– Я виноват перед вами... Я обманул вас, когда сказал, что ничего не знал о смерти Иры... Конечно же, мне сообщили об этом...

– Но кто?

– Ее приятельница, Лариса Щербакова... Я оставлял ей все свои адреса, телефоны, мы переписывались... И это от нее я узнал о романе Ирины с Монаховым. Я не поверил... Мне казалось это невероятным! Лариса же мне сообщила о том, что Самсонов уехал в Москву, и я сразу понял, чьих это рук дело... Кто бы взял Самсонова в Москву, если бы не Монахов? Да никто! И вот тогда я приехал домой... вырвался буквально на пару дней... На ноябрьские праздники!

– И вы встретились с Ирой?

– Да... Мы встретились... И крепко повздорили... Причем так крепко, что у нее началась истерика... Представьте, она кричала, что любит Монахова, и тут я не выдержал и влепил ей пощечину!

– Когда это было?

– Это было первого ноября, в лицее начались каникулы.

– Где и во сколько происходил ваш разговор?

– Мы были на даче ее покойной тетки в Сосновом Бору.

– Это вы убили ее?

– Нет, я не убивал! После того как я ее ударил, я словно сошел с ума... Я выбежал из дома...

– Какого дома?

– Там дача, как дом, жить можно...

– А кто-нибудь еще знал о существовании этой дачи?

– Думаю, что нет... Дело в том, что Ирина собиралась ее продавать и испытывала от этого угрызения совести... Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь знал об этом... Но я не вмешивался...

– А кому принадлежала инициатива встретиться именно в Сосновом Бору?

– Ей, конечно! Она больше всего на свете боялась, что ее могут увидеть вместе со мной и доложить Монахову.

– Так как же она все-таки к вам относилась?

– Трудно сказать... Я так думаю, что она согласилась со мной встретиться только лишь из-за того, что чувствовала какую-то вину... Понимаете, она же мне оставляла надежду, а тут вдруг это ее совершенно дикое решение выйти замуж за Монахова... Я думаю, что она переживала и хотела мне объяснить причину своего поступка... Но скорее всего она хотела оправдаться не столько передо мной, сколько перед собой.

– Вы сказали, что крепко повздорили. Но из-за чего?

– Я сказал, что она собирается выходить замуж за денежный мешок, за старый и вонючий денежный мешок... Именно так я и сказал... И тогда она оскорбила меня, она сказала, что это я виноват в том, что допустил это, что я струсил перед Самсоновым и сбежал, оставив ее одну... А потом вдруг она стала плакать и причитать, что она любит Монахова, что испытывает к нему страсть... Сейчас-то я и сам понимаю, что скорее всего она была права и что именно этот старик пробудил в ней женщину, то, чего не сумел сделать я... И пусть даже их чувства в самом начале основывались на каком-то расчете (Монахову была нужна умная и рассудительная, здоровая и молодая жена, а Ирине – просто семья и достаток), то потом между ними завязались более теплые, более интимные и, может быть, даже нежные отношения...

– А за что вы ее ударили по лицу?

– За предательство... Я не мог слушать, как она говорит о своей страсти к Монахову... Я не выдержал!

– Вы ударили и убежали? А может, вы увидели, что она упала, стукнулась головой и умерла?

– Да не падала она и не ударялась! Что вы такое говорите! Она стояла и молча держалась за щеку, а потом разрыдалась... И я выбежал... Добежал до станции, сел на электричку и уже вечером первого ноября я сел на поезд и поехал в Москву...

– А когда вы узнали о смерти Литвиновой?

– Спустя месяц, когда получил письмо от Ларисы. Представьте себе мое состояние, когда я узнал о том, что она утопилась именно первого ноября, в тот день, когда мы были с ней в Сосновом Бору, да и тело ее нашли в реке в этом же районе... Конечно, я испугался... Но Лариса писала, что это было самоубийство, поэтому я сразу же отверг мысль о том, что моя пощечина послужила непосредственной причиной ее смерти, вы понимаете меня? Ведь она же сама дошла до реки...

– Вы вернулись сюда спустя год... Что руководило вами, когда вы наняли меня узнать причину ее самоубийства?

– Я хотел очиститься морально. Я любил ее... Но я не верю, что она покончила с собой из-за нашей ссоры... Ведь я ровным счетом ничего не значил в ее жизни...

– И вы надеетесь, что виновника, которого я, быть может, найду, будут звать Константин Андреевич Монахов? Вы этого ждете от меня?

– А почему бы и нет?

– Спасибо за откровенность. Наверное, мне следует сообщить вам, что Монахов если и был косвенно виноват в смерти вашей возлюбленной, то наказан сполна...

– В смысле?..

– Вчера вечером погиб его единственный сын Герман... Его нашли на кладбище с прогрызенным горлом...

– Как это?

– Предполагается, что на него напало какое-то животное, вероятно, собака... Поверьте мне, это страшная трагедия для человека, у которого не осталось в жизни больше никого из близких...

– Это его Бог наказал... – сказал Захарченко, раздувая от волнения ноздри. – И не считайте меня жестоким... Просто за все в этой жизни надо платить.

– И как же вы расплатились за ту пощечину?

– Бессонницей! Я почти не спал весь этот год, мне всюду мерещилась Ирина... И когда мне удавалось заснуть, то я просыпался в холодном поту и мне казалось, что в комнате стоит запах тины и водорослей... Да, мне снились кошмары! Она, Ирина, не покидает меня до сих пор...

Он ушел, а Наталия еще долго сидела в кресле, не в силах пошевелиться, и анализировала все увиденное и услышанное ею за последние пару дней.

Что выходило? Она открыла блокнот и сделала там записи:

«1. 2 ноября прошлого года в реке в районе Соснового Бора нашли тело Ирины Литвиновой.

2. 1 ноября прошлого года на даче ее покойной тетки в Сосновом же Бору произошла встреча Литвиновой с Захарченко, закончившаяся ссорой и пощечиной.

3. 1 ноября после ссоры с Литвиновой Захарченко спешно уезжает в Москву, чтобы оттуда вернуться в Сирию. (Проверить.)

4. 31 октября прошлого года Монахов делает официальное предложение Литвиновой, а уже 1 ноября, то есть на следующий день, она топится.

5. Спустя ровно год, день в день, 1 ноября погибает сын Монахова.

6. 1 ноября в лицее на деньги Монахова устраивается поминальный обед – фарс!

7. 1 ноября ко мне приходит Захарченко и просит найти виновника самоубийства своей возлюбленной.

8. Записку, из-за которой погибает Герман Монахов, передает через случайную прохожую (Женю Березкину) женщина неопределенного возраста, одетая в синее пальто и белую «таблетку» – в то, во что была одета в моих видениях молодая женщина, которую я видела входящей в кондитерскую со словами: «Господин Берковский, ау!», не хватает лишь песцовой горжетки и аромата булочек с ванилью...