– Монахов богат, поэтому ради денег можно спрятать подальше не только принципы, но и совесть, я уж не говорю о чести... Все мы живые люди...

– Возможно, что ты и прав...

– Но вообще-то, когда я говорил о том, что Монахов мог быть повинен в ее смерти, я имел в виду вину совершенно другого толка...

– Не понимаю...

– А что, если он ее убил?

– Логинов! Это гениально! Как же я раньше-то об этом не подумала! Только непонятно, чем же она так насолила ему, что он ее убил? Кроме того, ты сам только что сказал мне о том, что на ее теле не нашли следов насильственной смерти... Ее вскрывал Романов?

– Нет... Романов тогда сильно простыл, и вскрытие проводил Сеня Алебастров из мединститута. А что касается причин убийства, то одной из самых важных причин могла быть, как тебе это ни покажется странным, финансовая...

– Как это?

– А так, что Монахов мог нарочно рассказать тебе историю их любви, хотя на самом деле их отношения могли носить чисто деловой характер...

– Но она всего лишь преподаватель математики!

– Да хоть уборщица. Представь, что Литвинова совершенно случайно получила доступ к какой-нибудь секретной информации, с помощью которой начала шантажировать Монахова... Или же просто что-то такое узнала, чего ей не следовало знать, и Монахов из боязни шантажа мог убрать ее... Для этого принялся открыто ухаживать за ней...

– Совершенно верно, директриса лицея рассказала мне, что он на глазах у всех возил ее на своем «мерседесе»... Казалось бы, ну встречались бы где-нибудь на нейтральной территории, зачем же у всех на глазах-то?

– В том-то и дело... Но теперь все осложнилось. Убили его сына.

– Почему убили? Его могла просто загрызть собака.

– А следы кошачьих когтей? А рыбья чешуя?

– Головоломка какая-то... Чувствую, что надо мне встретиться с Алебастровым... Как ты, говоришь, его зовут?

– Сеня, Семен. Он преподает анатомию в мединституте, но иногда подрабатывает в морге... Вернее, когда его попросят...

В дверь постучали. Она вздрогнула от неожиданности.

– Все остывает, а тебе, Игорь, еще полчаса назад нужно было выходить из дома... – послышался нежный голосок Сони.

И Логинов, опомнившись, подскочил с кровати и кинулся из спальни.

Глава 9

Анжелика, Женя и дама в белой «таблетке»

Кафе «Арлекино» располагалось в подвале девятиэтажного дома, но считалось одним из самых известных и популярных молодежных заведений города. Вечерами здесь звучала громкая музыка, парни и девушки, приехавшие сюда с самых окраин, могли найти в этом полутемном подвале все, начиная с хорошей порции тяжелого рока, металла, поп и диско и кончая выпивкой и наркотиками... Утром все видимое пространство вокруг кафе было усыпано окурками, пустыми банками из-под колы и пива, обертками от жевательной резинки, печенья, шоколада... А из подъездов близлежащих домов уборщицы выгребали разноцветные использованные презервативы, рваные колготки и даже нижнее белье... Молодежь веселилась.

В утренние часы кафе было открыто, как ни странно, для детей, которые приходили сюда, чтобы съесть горячий гамбургер, сосиску с булкой и кетчупом, выпить пепси или фанту и поиграть в игральные автоматы или в компьютерные игры.

Наталия спустилась по крутой мраморной лестнице и открыла тяжелую дубовую дверь: за два года существования «Арлекино» хозяева сумели получить достаточную прибыль, чтобы отделать помещение по последнему слову европейского дизайна, закупить оборудование для кухни, компьютеры и даже кондиционеры, благодаря которым, кстати, в утренние часы в кафе не оставалось ни следа от сигаретного дыма, перегара и запаха пота... Здесь было свежо и прохладно. Пахло свежим кофе и горячими булочками.

Она подошла к буфетной стойке и уселась на высокий круглый стул. Девушка с заспанным бледным личиком смотрела на нее выжидательно.

– Мне кофе и один апельсин.

В кафе в этот ранний час почти никого не было.

– Я ищу одного человека, – сказала Наталия и сделала несколько глотков горячего кофе. – Его зовут Герман. Мы должны были с ним встретиться здесь вчера в три. Но я не смогла прийти... Скажите, он приходил?

– Монахов, что ли? – покраснела девушка. – Да, он был... Спрашивал вас... Это вы Настя?

– Да...

– Но я так поняла, что он получил еще одну записку... Я почему запомнила, у нас не так часто оставляют записки или письма... Но Герман – это совсем другое дело... Он всегда и всем нужен... Так вот, примерно в три часа к нему подошла девушка и отдала в руки записку. Он прочитал и, судя по выражению его лица, был сильно удивлен...

– А девушку-то он знал?

– Думаю, что нет, потому что когда он прочитал записку и обернулся, чтобы ее расспросить, ее уже не было... И он тогда еще спросил у меня: «Ты эту не видела?» Обычно он обращается к своим девушкам по имени, а тут вдруг это грубое «эту»... Поэтому я и решила, что он с ней не был прежде знаком...

– А вы ее запомнили?

– Конечно... Яркая красивая девица...

– Она и раньше здесь бывала?

– Ни разу. Я бы запомнила. И хотя здесь по вечерам бывает столько народу, что не протолкнуться, я как-то почти всех знаю в лицо... Мне за это платят...

– А зачем вам знать всех в лицо?

– Просто люди постоянно разыскивают друг друга, вот и приходится их запоминать не только в лицо, но и по именам... Например, меня спрашивают: ты не видела здесь Катю Рыжую? И я отвечаю, что она только что вышла с каким-то парнем по имени Макс, но сказала, что скоро вернется... И все в таком роде...

– Понятно. А сколько хотя бы лет было этой девушке?

– Трудно сказать... Может, двадцать с небольшим.

– А что было потом, после того как Герман прочитал записку?

– Знаете, он сказал, что ему еще ни разу не приходилось... Можно я это слово пропущу?

– Как хотите, – сначала не поняла Наталия. – А в чем дело?

– Он сказал: мне еще ни разу в жизни не приходилось... словом, заниматься этим на кладбище... И я так поняла, что ему кто-то назначил свидание то ли на кладбище, то ли рядом с ним...

– А что было потом?

– Ничего, он выпил вот, как вы, чашку кофе и ушел... А вечером его не было...

– Понятно. Вот, держите, спасибо большое... – Наталия положила на стойку десятитысячную купюру. – Можно от вас позвонить?

– Конечно. – Девушка быстро спрятала в карман деньги и достала откуда-то снизу телефонный аппарат. – У нас через девятку...

Наталия набрала номер Сапрыкина:

– Сережа? Это я. Будь на месте. Сейчас я приеду к тебе с одной симпатичной девушкой. Все... – и положила трубку.

Девушка испуганно смотрела на нее:

– Это вы не меня имели в виду?

– Именно вас... Скажите, как вас зовут?

– Анжелика.

– Красивое имя. Скажите, Анжелика, вы умеете рисовать?

– Немного, а что? Я все равно никуда с вами не поеду... У меня работа...

– Вас есть кому заменить?

– Нет, я здесь одна... А что случилось?

– А то, что вчера вечером на кладбище нашли труп Германа... Вот мне бы и хотелось, чтобы вы попытались нарисовать портрет девушки, которая передала ему записку...

– Германа убили?

– Пока неизвестно... Но вы же и сами понимаете, что он оказался на кладбище не случайно...

– Да, конечно... Я сейчас позвоню Григорию Михайловичу и предупрежу его, что закрою на время кафе...

Из прокуратуры, где их встретил заинтригованный Сапрыкин, они перешли в расположенное по соседству здание криминалистической лаборатории, где, как предполагала Наталия, они попытаются совместными усилиями составить фоторобот девушки с запиской. Но Анжелика оказалась намного талантливее, чем она даже могла предположить. Она настолько хорошо изобразила на чистом листе бумаги портрет незнакомки, что Сапрыкин узнал в ней свою соседку по лестничной клетке.

Ему потребовалось всего сорок минут, чтобы съездить за ней в поликлинику, где она работала медсестрой, и привезти ее в прокуратуру.

На вопрос, кто дал ей эту злополучную записку, Женя Березкина – так звали соседку – ответила, что ее остановила около кафе «Арлекино» какая-то женщина лет сорока пяти и попросила передать записку кому-нибудь из обслуживающего персонала кафе «для Германа».

– Она назвалась матерью этого самого Германа и объяснила мне, что и сама бы спустилась в кафе и передала записку, но Герман мог быть там, а у них очень сложные отношения, что он вот уже три дня как не ночевал дома... Я даже не стала особенно прислушиваться к ее словам, потому что мне не составляло никакого труда передать записку...

Она смотрела испуганными глазами на Сапрыкина, затем перевела взгляд на Анжелику:

– Я вас узнала, ведь это вы были за стойкой в тот день?

Анжелика кивнула.

– Женя, а ты не могла бы описать ту женщину, которая назвалась матерью Германа?

– Наверное... Она была очень странно одета... Знаете, чуть ли не старинное синее пальто, сильно приталенное и широкое в бедрах... На голове белая «таблетка», знаете, в старину носили такие шляпки... Волосы у нее были седые, а почти все лицо скрывали очки в черной и очень грубой оправе. Я еще подумала тогда, что я бы и сама сбежала из дома, будь у меня такая мамаша... Она показалась мне ненормальной...

– Она была пьяна?

– Нет, но от нее пахло каким-то ужасным одеколоном... на спирту... а еще нафталином...

– Какого она была роста?

– Довольно высокого. Я бы даже сказала, что она была стройная...

– А кожа? Нос, губы? – пыталась представить ее Наталия. Когда она услышала про синее пальто и белую «таблетку» на голове, ей стало жарко.