Карен Рэнни - Осень в Шотландии

Неужели никто не понимает, что она сама не знает, чего хочет?

– У меня для вас письмо, ваше сиятельство, – сказала Мейзи.

Шарлотта резко обернулась. На миг, краткий, быстротечный миг, она вдруг поверила, что письмо от него, и протянула руку. Но почерк был женским, к тому же знакомым.

– Что с вами, миледи? – встревожилась Мейзи. – Вы нездоровы?

– Со мной все в порядке, – глухо ответила Шарлотта, распечатала конверт и стала читать.

– Плохие новости, миледи?

Шарлотта взглянула на служанку.

– Странно. Я почти ожидала этого письма. Нет, никаких плохих новостей. Это от моей матери, Мейзи, – объяснила она. – Родители приглашают меня в гости в Англию. – Она подняла письмо к глазам и прочитала: – «Настало время забыть наши разногласия. Мы так страстно хотим тебя повидать, Шарлотта». – Она снова посмотрела на Мейзи. – Они обещают послать за мной свой лучший экипаж. – Услышали о смерти Джорджа? Сочли приемлемой в роли вдовы? Или прошло столько времени, что родители простили ей неповиновение?

Как странно, что для нее это не имеет теперь никакого значения.

– Разве вы не об этом мечтали, ваше сиятельство?

– Сама не знаю, – честно призналась Шарлотта. – Я много лет ждала этого письма, а сейчас оно мне не нужно.

Мейзи улыбнулась, но улыбнулась с усилием.

– Многие люди нам совсем не нужны в жизни, ваше сиятельство. Другое дело – ждать кого-то, кто очень нужен.

– Ты говоришь о Мэтью, правда, ведь?

– Да, о нем. Думаю, у нас не все будет легко, он китаец, я – из Шотландии.

– Но ты ведь хочешь, чтобы он был в твоей жизни?

Улыбка Мейзи стала шире.

– Нет, ваше сиятельство. Он мне просто нужен. А вам миледи? Вам кто-нибудь нужен?

Шарлотта пропустила вопрос мимо ушей, но Мейзи не отступилась:

– Иногда мужчин надо подтолкнуть. Иначе они не поймут знаков, которые мы им посылаем. Вроде тех, что вы посылали его сиятельству.

– Я и не знала, что посылаю какие-то знаки.

Мейзи с упреком посмотрела на хозяйку. Тогда Шарлотта решила, что лучше молчать, но, казалось, служанка не оставит ее в покое.

– Вы хотите сказать, что все ваши страстные взгляды были случайными?

– Не посылала я ему никаких страстных взглядов, – рассердилась Шарлотта.

– Как раз посылали, ваше сиятельство, и очень часто. А иногда вздыхали и смотрели ему в глаза как влюбленная девчонка. Хорошо, что новый семестр еще не начался. Вы были бы плохим примером всем этим чувствительным девицам.

– Никогда в жизни не слышала таких несправедливых слов, Мейзи!

– Может быть, вы, ваше сиятельство, просто сами не замечали, что делаете. Такое бывает. Сама-то я знала, что глазею на Мэтью как глупая девчонка. Но я думаю, что женщины должны восхищаться мужчинами. От этого мужчины чувствуют себя героями и красавцами. Но ведь с женщинами все обстоит так же. Иначе откуда мы узнаем, что они считают нас красивыми?

Шарлотта взглянула на Мейзи:

– Диксон никогда так на меня не смотрел.

– Когда вы сами смотрели на него, то – нет, а на самом деле смотрел, и еще как!

– Правда?

Мейзи кивнула.

– Отчего это ты стала такой опытной в делах женщин и мужчин, а? – с лукавой улыбкой спросила Шарлотта.

– Во всяком случае, не от подслушивания под дверями «Просветительского общества», – ответила Мейзи и посмотрела на хозяйку, лицо которой залилось краской смущения. – Какую ерунду они обсуждали! Моя мать всегда говорила, что любовь – лучший учитель и что ты сама сообразишь, что делать с руками и ногами и со всем остальным, если ляжешь в постель с человеком, которого любишь.

– Похоже, твоя мать очень мудрая женщина.

– А как же иначе! Нас у нее двенадцать человек, а внуков хватит на целую деревню. Интересно, что она скажет, если один будет китайцем?

– Так ты беременна, Мейзи? – с тревогой спросила Шарлотта.

Казалось, Мейзи ничуть не обиделась на вопрос.

– Пока нет, но я буду счастлива, если это случится. – Она опустила глаза. – Ваше сиятельство, я не хочу прожить жизнь, как Нэн, – всегда желать того, что Бог не может тебе дать.

Она повернулась и вышла, оставив Шарлотту с мертвыми.

«Всегда желать того, что Бог не может тебе дать».

Слова Мейзи показались ей пророческими. Неужели она проведет остаток жизни, как Нэн? Ждать, пока придет смерть, чтобы соединиться с единственным человеком, которого полюбила?

Как будет она бродить по залам Балфурина, тихим и спокойным, как сейчас, или шумным и полным жизни, какими они станут уже очень скоро, и не вспоминать о нем? Неужели ее уделом будут одни несбывшиеся желания?

Он вел себя более достойно, чем она. Шарлотта прикрыла глаза, стараясь отогнать воспоминание о том, как пыталась соблазнить его, и не однажды. После той, первой, ночи он держался с честью. А она – нет.

Что бы сказала на это леди Элинор? Посоветовала бы взять в любовники лакея? Шарлотте не нужен любовник. Она навсегда покончила с мужчинами и с любовью. Пять лет она прекрасно жила без мыслей о спутнике и близости с ним. И проживет еще пять, десять, пятнадцать лет без любви.

Нет, не проживет.

С тех пор как в Балфурине появился Диксон, каждое утро сулило новое приключение. Шарлотта не могла дождаться, пока встанет, оденется, выйдет из спальни. Сердце пропускало такт, когда она видела его на лестнице, высматривала из окна. День был пустым, пока ей не удавалось с ним встретиться. Иногда он издали махал ей рукой, и мир снова казался прекрасным.

Никогда прежде она не задумывалась над тем, сколько нюансов имеет любовь – от смеха до дружбы, восхищения, радости. Иногда она ощущала тепло в груди или боль в сердце, как будто оно рыдало. Иногда приходила в экстаз, иногда – в отчаяние.

Никто не объяснял ей, что женщину может охватить желание, что она может мечтать о прикосновениях другого существа, желать этого так страстно, что даже видеть во сне. Никто не предупредил, что собственное ее тело может предать ее, что она перестанет им владеть, и оно будет подчиняться другому человеку – сердце будет биться по его воле, и по его воле будет учащаться дыхание. Она все еще чувствовала его ладони у себя на груди, помнила о прикосновении его пальцев к своему телу. Казалось, на коже раскрываются все поры, чтобы вобрать в себя новые, восхитительные ощущения.

Шарлотта хотела, чтобы он опять лег с ней в постель и ложился бы снова и снова. Хотела выжать его, как лимон, удовлетворить и сама получить удовлетворение, хотела привыкнуть к своей страсти. Хотела, чтобы молодые женщины приходили к ней за советом, а пожилые окидывали ее понимающим взглядом.

Она никак не могла отделаться от воспоминаний о том, как он выглядел в пещере. Он казался ей самым прекрасным созданием на свете. Солнечные лучи падали на его плечи, широкую грудь, мускулистый живот и стройные бедра.

И он заставил ее думать о невероятных вещах, вспоминать отрывки стихов о красоте и любви.

Он лгал ей. Он сам признался в грехах и пороках, которые ее разочаровали. Он – вовсе не бог, а человек с больной совестью.

«Я не хотел испытывать к тебе то, что испытывал. Не хотел завидовать Джорджу. Но чем больше я узнавал тебя, тем отчетливее понимал, что це смогу просто так уйти от тебя».

Но он ушел. Покинул ее, а ведь она его любит.

О Господи, как ей с этим справиться?

Ожидание ей не поможет. Нельзя сидеть у окна и смотреть, как жизнь проходит мимо. Нельзя отдаваться бесплодным желаниям. Нельзя обливаться слезами по ночам.

И Шарлотта распростилась не только с Нэн и Джорджем, но и с той женщиной, какой она была прежде.

– В Балфурине теплее, – заметил Мэтью, щелкая языком. – Замок такой большой, но в нем уютно.

– Это потому, что там почти в каждой комнате есть камин, – ответил Диксон.

– Шотландия очень странная страна, – продолжал Мэтью. – Здесь очень холодно, но люди горячие. И очень терпимые.

– Если только ты не англичанин, – улыбнулся Диксон.

– К счастью, этого недостатка у меня нет. – И Мэтью улыбнулся в ответ.

– Значит, ты все-таки рад, что приехал со мной в Шотландию?

– Я получил некую компенсацию за неудобства. Сомневаюсь, что когда-нибудь сумею привыкнуть к холоду, но улыбка иногда согревает даже в мороз.

– А улыбка, видимо, принадлежит юной особе по имени Мейзи?

– Она мне кажется очень искренней и привлекательной молодой женщиной. – Мэтью говорил и смотрел в окно, как будто видел там отражение лица Мейзи.

Диксон не сумел сдержать улыбку. Он ни разу не видел, чтобы Мэтью увлекся женщиной, к тому же сейчас было нечто большее, чем простое увлечение.

– Ты ее любишь, Мэтью?

Мэтью вздохнул, словно бы ожидал этого вопроса и боялся его.

– Кто знает, что такое любовь?

Диксон знал, но решил промолчать.

Любовь иссушила его душу, но могла так же быстро ее исцелить. Хватило бы одной улыбки Шарлотты. Ее смех возвратил бы ему радость жизни.

– И ты собираешься оставить все как есть, Мэтью?

– Мне нечего ей предложить, господин. Даже моя жизнь не принадлежит мне.

– Я возвращаю ее тебе.

Мэтью с удивлением взглянул на хозяина.

– Я уже говорил тебе это не менее тридцати раз, но ты всегда отказывался. Я ужасно устал чувствовать ответственность за тебя. Ты ничего мне не должен. Я не желаю стоять на пути к твоему счастью. Хотя бы один из нас должен быть счастлив, ведь правда?

– У меня смешанная кровь, ваше сиятельство.

Диксон швырнул на стол перо, не обращая внимания на разбрызгавшиеся чернила.

– В Малайзии всегда жили люди разных национальностей. Если Мейзи настолько мелочна, что думает о чистоте твоей крови, значит, она недостойна тебя.

– Она об этом не думает, ваше сиятельство.

– Диксон.

Мэтью долго смотрел ему в лицо.

– Слуга называл бы меня «ваше сиятельство», – пояснил Диксон. – Но друг стал бы обращаться ко мне по имени: Диксон или Маккиннон. Разве мы не стали друзьями после всех этих лет?