— Я достаточно зарабатываю, чтобы содержать тебя в шелках, мороженом и двух шикарных домах! Так что же, по-твоему, я еще должен и за прислугой на кухне следить?

В его руках белела записка. Она вся была запачкана клубничным соком и прилипла к пальцам так, что не отлепилась, когда он попытался ее бросить.

— Ее засунули в мой десерт, — желчно заметил Гидеон.

Ее глаза вспыхнули.

— В твой десерт? Не может быть, Гидеон…

— Говорю тебе, в моем десерте! Я совершенно уверен, что подложил кто-то на кухне. Но кухня, прости, это уж по твоей части, Лавиния. Кто у нас отвечает за кухню?

— Я… мм… но почему, — Лавиния только беззвучно открывала рот. Наконец она выдала. — Миссис Ловик — наша домоправительница, в чьи обязанности входит нанимать слуг и на кухню, и для уборки дома.

— Она это и делает.

— Но, Гидеон…

— А за эти дела отвечает кухарка. Как, кстати, ее зовут?

— Миссис Шмитт. Ах, Боже мой, Гидеон…

Не обращая внимания на ее слова, мистер Барнетт резко направился в кухню:

— Кто бы это ни был, я вряд ли смогу поверить в то, что какая-то кухарка или экономка, нагло предлагая свою помощь, знает, как выиграть парусные гонки, а вот наш глупый «Белый Медведь», представьте себе, не знает!

Распахнув дверь кухни, он раздраженно выкрикнул:

— Миссис Шмитт! Кто здесь миссис Шмитт?

В кухне было всего четверо. Трое из них буквально замерли со страху, кроме последнего, четвертого, в которого Гидеон так и впился глазами: он оказался тем самым болваном, который недавно уронил тарелку Лавинии.

— Повторяю! Кто здесь миссис Шмитт?

— Я, сэр, — прошептала женщина с фигурой, похожей на вафельный стаканчик от мороженого, и лицом красным, как раскаленные угли в печке. Барнетт так и буравил ее взглядом:

— Так это на вашей совести, да?

Белоснежный колпак кухарки мелко задрожал, а руки нервно теребили большой белый передник.

— Нет, сэр, она здесь ни при чем. Это все я, — вступил в разговор Йенс.

Гидеон тут же переметнул взгляд на молодого человека. Но ему понадобилось почти десять секунд, чтобы взять себя в руки:

— Харкен, не так ли?

— Да, сэр.

Молодой человек не волновался и не нервничал. У него было гладкое и привлекательное лицо, голубые глаза смотрели спокойно и прямо, что в сочетании с белокурыми волосами создавало удивительно обаятельный облик.

— Вы уволены, — заявил Гидеон. — Собирайте вещи и немедленно покиньте дом.

— Хорошо. Но если вы хотите выиграть парусные гонки, то выслушайте меня…

— Нет уж, это вы будьте любезны слушать меня! — Барнетт резко пересек кухню и остановился прямо перед Харкеном. — Это мой дом, а вы в кем, милейший, просто работаете, и все. Молчите, когда я с вами разговариваю! Какое вы имели право ставить меня и мою жену в идиотское положение со своими дурацкими записочками, которые вы засовываете в мороженое, тем более в тот момент, когда мы принимаем у себя добрую половину Озера Белого Медведя! И потом, хоть у вас и дьявольское самомнение, но это уж слишком, знаете ли, давать советы мне, как выиграть парусные гонки! Надеюсь, это понятно?

— Но почему? — спокойно спросил Йенс. — Разве вы не хотите стать победителем?

Барнетт резко развернулся на сто восемьдесят градусов назад, со всего размаху толкнув Лавинию в бок:

— Миссис Шмитт, пусть он немедленно убирается отсюда, и вы за ним следом, и чтобы через час его уже здесь не было. Не беспокойтесь, жалованье за неделю вам пришлют.

Харкен с редким проворством кинулся к Гидеону и схватил его за руку:

— Мне кажется, мистер Дюваль прав. Дело не в парусах и не в распределении балласта, в сопротивлении движению яхты. Судно не должно рассекать воду. Все, что вам нужно, так это другая конфигурация носовой части. И я смогу для вас сделать новый проект.

Барнетт повернулся и удивленно посмотрел на него:

— Ах, вот ты кто такой. Тот самый тип. Наслышан.

Харкен продолжал держать Барнетта за руку:

— Да, сэр, могу представить, что вы обо мне знаете.

— Все яхт-клубы в Миннесоте выгнали тебя взашей.

— Да, сэр, вы правы, и еще несколько клубов на Восточном побережье тоже мне отказали. Но если бы кто-нибудь сейчас выслушал меня, поверьте, он узнал бы секрет самой быстроходной яхты в мире, какой еще пока никто и нигде в мире не построил.

— Ладно, вот что я тебе скажу, парень. У тебя хватило наглости сделать то, о чем я уже говорил. Но позволь узнать, а что ты тогда делаешь здесь у меня на кухне?

— Должен ведь человек где-то питаться.

— Да, пожалуй, но в таком случае тебе лучше кормиться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. И чтоб больше я тебя здесь не видел, понял?

Хлопнув дверью, Барнетт вышел.

— Гидеон, стой! — Лавиния крикнула так громко, что ее услышали в столовой. Лорна уже давно следила за тем, как гости обмениваются недоуменными взглядами. Наступило короткое молчание, никто не ел, прислушиваясь к тому, что происходило на другом конце дома. А Лорна уже не отрывала глаз от двери.

— Ну постой же, Гидеон, — видя, что он не реагирует на ее слова, Лавиния с силой схватила его за локоть так, что он чуть не потерял равновесие.

— Моя дорогая, нас ждут в столовой…

— Как же, самое время вспомнить про гостей, особенно после того, как ты выставил меня полным посмешищем перед всеми. Как это неблагородно с твоей стороны, Гидеон Барнетт, распекать меня и мою прислугу? Я бы никогда не обидела миссис Шмитт только из-за того, что ты недоволен кем-то из слуг. Она — самая лучшая кухарка среди всех, какие у нас только бывали.

— Ах, Лавиния, нам нельзя иметь прислугу…

— Нам нельзя иметь прислугу, которой я бы отдавала приказания, а ты бы их отменял. Если они только почувствуют, что я не хозяйка в доме, они перестанут меня уважать. Как я буду после этого разговаривать с ними на кухне? Я настаиваю на том, чтобы ты вернулся и сказал миссис Шмитт, что она может остаться: Если ты против…

Спор разгорался все громче и громче, и Лорна уже больше не могла усидеть на месте. О чем только думают папа и мама! Стоят и ругаются около кухни, а гости сидят и ждут за столом!

— Простите, — тихо проговорила девушка и поднялась из-за стола. — Пожалуйста, продолжайте обед.

Она подошла к двери и услышала орущего Гидеона:

— Лавиния, я не хочу посылать к чертовой матери…

— Мама, папа, что здесь происходит? — Лорна не удержала равновесия, так что крутящаяся дверь вытолкнула ее в комнату. — Гости глаз не спускают с двери и ерзают в креслах. Неужели вы не понимаете, что они могут услышать все, о чем вы тут спорите! Впечатление такое, что вы вдвоем сражаетесь со всей кухонной прислугой! Что это с вами случилось?

— Я буду там через минуту. А ты вернись и как-нибудь займи их, может, предложи подышать на балконе или сыграй что-нибудь на рояле, хорошо, моя девочка?

Лорна оторопело глянула на родителей, как обычно смотрят на тех, у кого не все дома, и вышла вон.

Минуту спустя Гидеон вполголоса произнес:

— Ну ладно, Лавиния, она может остаться.

— И миссис Ловик тоже. Я что же, зря, по-твоему, все лето учила ее, как вести домашнее хозяйство?

— Ну ладно, ладно. — Гидеон умоляюще поднял обе руки. — Так и быть, пусть обе остаются. Но скажи им… — Он ткнул пальцем в сторону кухни. — Если через час он не уберется вон из моего дома, я сделаю… что-нибудь страшное, ты это понимаешь?

Вздернув нос, Лавиния заторопилась назад в кухню.

Она толкнула дверь и замерла при виде открывшейся картины: в кухне, насквозь пропахшей вареной брюссельской капустой, было жарко как в преисподней, градусов под сто, и стоял дикий гвалт, который смолк, как только дверь отворилась.

Девушки мыли посуду в цинковой раковине. Харкен и Шмитт бросили спор при виде хозяйки. Лавиния даже подумала, что она скорее предпочла бы есть сырую пищу, чем согласилась бы на стряпню в таком месте.

— Миссис Шмитт, не обращайте внимания на моего мужа. Ужин был восхитительный, и я уверена, что вы останетесь.

Та переминалась с ноги на ногу. Краем подола она утерла нос:

— Даже и не знаю, мэм. Моей матери ведь уже под восемьдесят, и, с тех пор как умер отец, она совсем одна. Я уже подумывала о том, чтобы бросить тяжелую работу и позаботиться о ней. Денег я немного скопила, и, сказать по правде, сама тоже хочу немного отдохнуть, чувствую, что постарела.

— Да ну, чепуха. Вы такая же, как в тот день, когда я взяла вас на работу. И потом, вы приготовили такой роскошный обед почти без всякой помощи!

При этих словах миссис Шмитт сделала то, чего никогда не могла позволить себе раньше: она села в присутствии хозяйки. Толстая миссис Шмитт плюхнулась на маленький стульчик так, что ее пышные формы, как кусок сдобного теста в духовке, скрыли его под собой.

— Даже и не знаю, — устало покачала она головой. — Я так вымоталась в эти дни, все в спешке, одно мороженое чего мне стоило. До сих пор сердце болит.

— Ну, дорогая моя, прошу вас только… — Лавиния встала в позу оперной певицы, сложив на груди руки. — И что я буду делать без вас здесь, в разгар летнего сезона, разве я смогу найти кого-нибудь, чтобы заменить вас?

Миссис Шмитт, размышляя, молча глядела на хозяйку, положив белые, как две крупные рыбины, руки на деревянный стол. Лавиния крепче сжала пальцы. Кухарка бросила короткий взгляд на Раби и Колин: девушки точно окаменели и во все глаза смотрели на то, что происходило на кухне. Все так же молча кухарка хлопнула в ладоши, дав им понять, что пора приниматься за работу.

— Пожалуй, еще три доллара в неделю к жалованью вас вполне устроят.

— О, конечно, мэм, это было бы замечательно, вот только не с кем работать, особенно если и он уйдет, — кивнула Хальда в сторону Харкена.

— Я как раз собиралась нанять еще кого-нибудь на кухню.

— Сказать по правде, мэм, у меня больше нет охоты еще раз кого-нибудь учить работать. Вот вы говорите, что прибавите мне жалованья, за это спасибо, но уж если я и останусь здесь, то он тоже останется. Да ведь он хороший парень, самый лучший работник, каких у нас на кухне еще и не было, и у него есть желание работать. Вот, кстати, сегодня вечером накладывал мороженое в вафельные стаканчики, хотя это и не входило в его обязанности. А ведь он делает всю тяжелую работу, таскает и чистит овощи, да мало ли что приходится делать на кухне, вы и так сами все знаете. Эти вот котлы тоже очень тяжелые.