– Куда тебя носило? Куда он тебя завлек?

– Он меня не завлекал, это я тебе точно могу сказать. Я попал в ту ночь, когда Кэвон убил Дайти. Я видел Сорку. И говорил с ней.

Брэнна отпрянула.

– Ты с ней говорил?

– Как сейчас с тобой. Ты так на нее похожа! – Он откинул назад ее волосы, открыв лоб. – Одно лицо. Только глаза у нее темные, но выражение у них совершенно твое. И сила. И энергетика.

– Что она тебе сказала?

– Я тебе расскажу, но думаю, будет лучше рассказать всем сразу. По правде говоря, я бы не прочь сначала немного все это осмыслить.

– Тогда скажу, чтоб приезжали.

Брэнна оделась и больше его расспросами не мучила. Да ей и самой требовалось какое-то время, чтобы прийти в себя и вновь напялить броню. С того дня как она увидела на его плече знак проклятья, ей еще не доводилось переживать такой страх, как сегодня. Она спрашивала себя, не эти ли через край бьющие эмоции заблокировали ее целительные способности, не давая ей остановить ему кровь и вывести из сна. Ответов она не знала.

Спустившись, Брэнна обнаружила, что он успел вскипятить воду и заварить ей кофе.

– Ты почему-то решила, что готовить завтрак на всех должна ты, – начал Фин. – Мы сами в состоянии о себе позаботиться.

– Должна же я чем-то руки занять. А ты, если есть настроение поучаствовать, помой и порежь несколько картофелин. На это твоих умений хватит.

Они молча делали каждый свое дело, пока не начали появляться остальные.

– Кажется, тут затевается полноценный завтрак, – прокомментировал Коннор. – Только рановато для такого завтрака. У тебя приключилось что-то? – Он прямиком подошел к Фину.

– Можно и так сказать.

– Но ты в порядке, – констатировала Айона и тронула его за руку, словно желая убедиться.

– В порядке, в порядке. И с головой все в порядке, и в подтверждение я сейчас переложу на Бойла данное мне поручение, у него это ловчее получится.

– Да это у кого хочешь ловчее получится. – Бойл засучил рукава и встал возле Брэнны.

Молча, в предвкушении рассказа, они накрыли на стол, заварили чай, приготовили кофе, порезали хлеб.

Когда все расселись, пять пар глаз повернулись к Фину.

– Это новая для нас история, хотя кое-что нам знакомо из книг. Я оказался в лесу, верхом на Бару. Мы скакали по еще не оттаявшей грунтовой дороге.

Он рассказывал, стараясь не упускать никакой мелочи.

– Ну-ка, стой, – поднял руку Бойл. – С чего ты так уверен, что тебя не Кэвон в это вовлек? На тебя бросался волк, хотел порвать тебе глотку, Брэнна никак не могла до тебя докричаться или вернуть в явь. Очень похоже, что это как раз дело рук Кэвона.

– Я его застал врасплох, голову даю на отсечение. Волк кинулся на меня только из-за того, что я там оказался и мог помешать убийству. Если Кэвон собирался что-то мне сделать, почему ему было не засесть в засаду и не напасть внезапно? Нет, его мишенью был Дайти, а мое появление явилось для него неожиданностью. Я не сумел его спасти, и сейчас, когда я все еще раз прокрутил в голове, могу сказать, что мне и не суждено было это сделать.

– Он был принесен в жертву, – тихо проговорила Айона. – Его гибель, как и гибель Сорки, дала жизнь первой тройке.

– У него глаза были как у тебя – ярко-синие. И я видел – когда снова смог что-то видеть, – как бесстрашно он сражался. Но, несмотря на это и несмотря на все мои усилия помочь, изменить то, что свершилось, было нельзя. Могущество Кэвона было очень велико, не сравнить с тем, что теперь. Сорка его немного ослабила, но он оправился. Мне кажется, что сейчас им отчасти движет жажда вернуть это былое могущество. А чтобы это сделать, он должен забрать его у тройки.

– Этому не бывать! – отрубила Брэнна. – Расскажи, что было дальше. Я тоже еще не все слышала.

– Дайти упал. Я думал, сумею залечить его рану, но было поздно. Я едва успел наложить на рану руки, когда он испустил дух. А потом появилась она. Сорка.

– Сорка?! – Мира даже поставила назад свою чашку, которую уже было поднесла ко рту. – Она была там, с тобой?

– Мы даже разговаривали. Там, на залитой кровью дороге, мне казалось, что мы говорим долго, но, скорее всего, это было не так.

Он пересказал свой разговор с ведьмой, слово в слово, рассказал о ее скорби, о ее раскаянии, о силе ее духа. И в довершение воспроизвел слова, которые перевернули ему душу.

– Дайти? Ты потомок рода Дайти? В тебе намешана его кровь и кровь Кэвона? – Брэнна, потрясенная, медленно поднялась на ноги. – Как я могла не додуматься? Как не додумался ни один из нас? Вот из чьего ты рода, вот что заставляет тебя каждый раз отвергать его со всеми его посулами! А я этого не понимала. Или не хотела понять. И все из-за того, что видела на тебе это клеймо.

– Как ты могла распознать то, что я сам в себе не осознавал? Я, как и ты, видел знак и смирился с тем, что несу это бремя. Пожалуй, мне было даже тяжелей, чем тебе. А она знала. Она сама сказала, что знала, но не верила и не хотела доверять мне. Думаю, это она меня туда вытащила, чтобы посмотреть, как я себя поведу. Проверить и окончательно убедиться, чья кровь во мне возобладала.

Фин полез в карман.

– А под конец она дала мне вот это. – Он раскрыл ладонь и показал брошь. – Она делала ее для него. И отдала мне.

– Брошь Дайти. Кое-кто ее искал. – Брэнна снова села и стала рассматривать медную вещицу. – Мы считали ее утраченной.

– Трое советчиков изображены вместе. – Коннор протянул руку, Фин передал ему брошь. – Поскольку из всех нас ты единственный, кто умеет говорить со всеми тремя. Она всегда была твоей. Ждала тебя. Ждала, пока она тебе ее подарит.

– Она сказала, что каждую ночь видит, как умирает Дайти. Считает это своим наказанием за наложенное на меня проклятье. Мне кажется, боги уж больно строги к скорбящей женщине. Кровь и смерть – вот ее слова, Брэнна, в точности как твои. «Будет кровь, и будет смерть», – так она сказала. И она нас всех благословила – и нас, и своих детей. Она в нас верит. Мы должны его прикончить, но не ради возмездия, хотя я должен признаться, что до этого момента мною двигала прежде всего жажда мести. Мы должны прикончить его ради света, ради любви, ради всех, кто пойдет от нас. Она сказала, что любовь сильнее любой магии. А потом велела идти. Сказала: «Возвращайся к ней», – и я проснулся, а ты надо мной рыдаешь.

Не говоря ни слова, Брэнна протянула руку, забрала у Коннора брошь и опять стала внимательно ее изучать.

– Это сделано с любовью, как и те амулеты, что носят ее дети. В этой броши заключена большая магическая сила. Теперь, когда она твоя, ты ни на миг не должен с ней расставаться – точно так же, как мы постоянно носим свои амулеты.

– Надо цепочку к ней сделать, – предложила Айона. – Как у нас.

– Да, сделаем. Хорошая мысль. Вот теперь ясно, почему мне для приготовления яда всегда требовалось так много твоей крови. От Кэвона в ней лишь малая доля.

Фин засмеялся, заглянул в свою тарелку и решил все-таки съесть эту остывшую яичницу.

– Ты, как всегда, сама практичность.

– Значит, ты один из нас! – осенило Айону. – Я хочу сказать – ты наш двоюродной брат! Ну, пятиюродный, шестиюродный – какая разница? Все равно ты наш брат.

– Добро пожаловать в семью, братишка! – Коннор приветственно приподнял чашку с чаем. – И когда-то про нас напишут: «Братья и сестры О’Дуайеры со своими друзьями и возлюбленными отправили Черного Кэвона в ад».

– За это надо выпить. – Фин тоже поднял чашку.

Бойл сжал Айоне руку.

– А я говорю, мы все за это выпьем, только вечером в пабе, и, чур, новообретенный братец платит за всех первым!

– Да запросто. А вторым тогда ты. – Фин допил свой кофе, который, так же как яичница, успел остыть.

И все равно он чувствовал внутреннее тепло.

19

Фин носил брошь на цепочке, ощущал ее вес. Но из зеркала на него продолжал смотреть все тот же человек. Он был таким же, как и раньше, ничуть не изменился.

На груди, подле сердца, у него висела брошь, но на плече красовалось все то же пятно. Сознание того, что в его крови смешаны мрак и свет, ничего не изменило, как не изменило и его самого.

И тем более не могло измениться то, что должно было произойти всего через пару недель.

Он управлял своим бизнесом – обеими фирмами, – занимался конюшнями и птичьим питомником, проводил время в своей мастерской, оттачивая до совершенства заклинания и чары, которые могли оказаться полезны его команде.

Он гулял с Брэнной, катался с ней – и с собаками – верхом, в надежде подманить Кэвона: может, тогда им удастся выудить из него последнее недостающее звено.

Но прошел февраль, и март уже был в разгаре, а прозвание демона от них по-прежнему ускользало.

– Остается только вновь отправиться в пещеру, больше ничего не придумаешь, – небрежно бросил Фин, когда они с Коннором наблюдали за полетом пары молодых ястребов над полем.

– Еще есть время.

– Время идет, и он выжидает. Как и мы.

– А тебе не терпится, это ясно как божий день. Но снова соваться в его пещеру – не дело, к тому же, узнаешь ты это имя или нет, это еще бабушка надвое сказала.

Коннор достал из кармана белый камешек, тот, что подарил ему сын Сорки, Эймон.

– Фин, мы все ждем. Трое, трое и еще трое. Эймона во сне я больше не вижу. Не могу его найти, однако знаю, что он где-то там. В ожидании, как и мы.

Невозмутимость Коннора восхищала Фина. И одновременно бесила.

– Чего дожидаться, когда у нас нет имени?

– Чего дожидаться? Того, что будет. Мне это всегда давалось легче, чем тебе. Ты мне вот что скажи: ну, закончим мы это дело – а я в этом глубоко убежден, – что тогда станешь делать?

– В мире полно мест, где я еще не бывал.

Коннор вспылил, а это случалось с ним нечасто.

– Так и знал! Твое место здесь, с Брэнной, с нами!

– Мой дом здесь, я не спорю. Но мы с Брэнной не сможем жить так, как мечтали, поэтому сейчас мы берем от жизни что можно и пока можно. У нас не может быть такой жизни, как у вас с Мирой или у Бойла с Айоной. Не судьба.