– И ты знаешь, что всякий раз при виде этой вещи я буду невольно думать о тебе.

– Это еще одно преимущество. Как бы то ни было – это тебе.

– Буду держать его в своей комнате. И, как бы ни противилась, всякий раз при взгляде на него стану думать о тебе. – Она не рискнула целовать его в губы, легонько коснулась щеки, а потом на миг прижалась своей щекой, как когда-то давно делала очень часто, не испытывая никакой неловкости. – Спасибо тебе, Фин! Я думаю… Ой, он ведь с особой целью был заказан, смотри! С моей стороны даже еще светится, – прошептала она, продолжая разглядывать сосуд. – Думаю, этот стеклянный дракон, из которого сделана пробка, принадлежал ей. А флакон она потом заказала, чтобы… чтобы держать в нем слезы. Слезы ведьмы, бесценные и могущественные, пролитые в радости и в горе.

– А в этом какие были?

– Ну, точно сказать не могу, но думаю, что слезы радости – ведь у нас Рождество. Чудесный подарок, Фин! В нем должна храниться радость. – Брэнна бережно водрузила флакон на стойку. – Надо выпить шампанского, а потом будем петь, играть и танцевать. И больше я сегодня к окнам не подойду!


Поздно ночью она поставила подарок к себе на комод и, ложась спать, смотрела, как на его стенках золотыми отблесками играет огонь очага.

И думала о нем. И с мыслями о нем она сунула под подушку амулет, чтобы не видеть снов. Ее сердце и без снов сейчас было переполнено.


«Дела все равно надо делать», – подумала Брэнна, проводя весь день в мастерской в блаженном одиночестве. И Йоль, и Рождество принесли ей много радости и отдохновения. Общество близких друзей, кулинарные хлопоты, совместное музицирование. В Рождество она посетила Керри и не испытывала ни малейших угрызений, что перенеслась туда по волшебству. Повидалась с родителями, провела время с ними и другой родней. А оттого, что ее примеру последовали Коннор с Мирой, на душе у нее было еще теплее.

После того как она убедилась, что родители счастливы на этом новом этапе своей жизни, настроение у Брэнны улучшилось. А то, что они так беззаветно верили в нее и Коннора, лишний раз укрепило ее уверенность в себе.

Но теперь пора было возвращаться к делам повседневным. К работе, которая давала ей хлеб насущный. И к работе, которая выпала ей на долю, от которой зависит жизнь или смерть.

Она пополнила запасы самых ходовых лосьонов и кремов, изготовила новую партию симпатичных дорожных свечей, которые тоже шли нарасхват.

Потом доставила себе маленькую радость, поэкспериментировав с новыми ароматами, цветовой гаммой и текстурой. Сумела полностью сосредоточиться на запахах, на внешнем виде того или иного продукта, на том, какое настроение создает тот или иной запах, насколько тот или иной крем приятен на коже.

Открылась дверь. Брэнна подняла голову и обрадовалась, увидев на пороге Миру.

– Ты как раз вовремя. Снимай перчатки и попробуй вот этот крем. Новый.

– Какой сегодня противный день – и холод собачий, и ветер, и дождь! – Мира стянула с головы шапку, размотала шарф и закинула назад густую каштановую косу. – А у тебя тут тепло и пахнет божественно! После сырости и конского навоза – просто рай.

Она повесила куртку, подошла к подруге и протянула обе руки.

– Ой, как приятно! – Мира втерла крем в кожу, понюхала. – Очень нежный, прохладный, а пахнет… воздухом. Просто свежим воздухом, какой бывает на вершине горы. И мне нравится, что в баночке он такой холодненький. Бледный. Бледно-голубой. Как голубой лед.

– О! Вот и название! «Голубой лед» – так и назовем. Он предназначен для натруженных рук и ног. Я думала расфасовывать его в незамысловатые баночки, главное, чтобы были устойчивые. Такие, чтобы и мужчины не отказались держать у себя в ванной. Хочу выпустить целую линию. Скраб, гель для душа, кусковое и жидкое мыло. И опять-таки в такой упаковке, чтобы и женщинам нравилось, и мужчины чтобы не чувствовали для себя зазорным.

– Удивляюсь, как у тебя хватает сил и терпения продумывать все до мелочей.

– Каждому свое. Или продумывай до мелочей – или торчи целый день под ледяным дождем и по щиколотку в навозе. – Она пошла поставить чайник. – Год подходит к концу, и так и тянет придумать что-нибудь новенькое. Как раз вчера мама спросила, не могла бы я сделать что-то особенное для их маленького пансиона. Из того, что бесплатно предоставляется гостям. А потом чтобы запустить в продажу в полноразмерной упаковке. Вот новый год настанет – посмотрим, что я им смогу предложить.

– Я, кстати, с удовольствием вчера повидалась с твоей мамой. И с отцом тоже. Да и со всеми вашими. Коннор меня прямо ошарашил. Почему бы, говорит, нам до поездки в Гэлоуэй не слетать к моим родителям? Я говорю, я их с большим удовольствием навещу, но разве не следовало бы сперва позвонить? А он просто взял меня за руку – и хоп! – мы уже у них. – Мира прижала руку к животу. – Мне кажется, я никогда не привыкну к такому способу передвижения.

– И родителям, и мне было очень важно, что вы провели там эти несколько часов.

– Рождество – праздник для родных и при удачном стечении для друзей.

– А твои? Как твоя родня?

– Ой, Брэнна, моя мама у Морин просто блаженствует. Уже много лет ее такой довольной не видела. Цветет, как роза, глаза блестят… Она показала мне свою спальню – и тут я готова поставить Морин высший балл: комната – в точности как мама любит. Уютная и милая.

Мира вздохнула, но это был вздох удовлетворения.

– Конечно, то, что мы собрались все вместе, для нее очень много значило. Это было очевидно. А Морин еще отвела меня в сторонку и стала петь, как маме там хорошо, – я даже позволила ей покудахтать на эту тему, словно эта идея изначально исходила от нее.

– Для тебя это гора с плеч.

– Да, оказывается, я даже не отдавала себе отчета, до какой степени это меня угнетало. И еще мама очень довольна, что мне недолго осталось заниматься с Коннором сексом вне Священных Уз Брака. – Мира со смехом устроилась подле огня. – Уже заказывает новых внуков.

– А ты что? – Брэнна принесла поднос с дымящимся чаем и сахарным печеньем.

– Конечно, я хочу детей, но все же не так скоро, как хотелось бы ей. Этим вопросом мы займемся попозже. – Она пригубила чай. – Ты меня обрадовала, когда сказала, что я вовремя. Мне надо с тобой поговорить. Наедине.

– Какие-то проблемы?

– Это я тебя хочу спросить, Брэнна. Сколько себя помню, мы с тобой дружим. С самых подгузников.

Брэнна откусила кусочек печенья и усмехнулась.

– В подгузниках, быть может, и закончим.

Мира фыркнула.

– Хорошая мысль! И поскольку мы с тобой дружим всю жизнь, то можем говорить друг дружке такое, что другие себе позволить не могут. Вот я и хочу тебе сказать: Брэнна, а стоит ли затевать эти совместные сновидения с Фином, о которых вы говорили?

– Но мы все согласились…

– Нет-нет, я спрашиваю не как член нашей команды. Я спрашиваю тебя как подруга, как сестра. Как та, которую ты знаешь с пеленок.

– Ох, Мира…

– Я сейчас думаю только о тебе, ведь кроме нас с тобой тут никого нет. Это же вещь интимная – совместные сновидения. Я это знаю и хорошо понимаю. Не многого ли ты требуешь от себя, Брэнна, от своего сердца, от своих чувств?

– Противостояние с Кэвоном перевешивает все, что ты назвала.

– Но не для меня. И не когда мы с тобой вдвоем. Я знаю, ты все равно на это пойдешь, но я хочу спросить, что ты на этот счет думаешь, что ты чувствуешь – как подруга подругу, как женщина женщину. Скажи, что ты чувствуешь и чем я могу тебе помочь.

– Что я чувствую? – Брэнна глубоко вздохнула. – Я чувствую, что это надо сделать и ничего лучшего у нас в запасе нет. И я знаю, будет больно, потому что, как ты сама сказала, это вещь интимная. Я знаю, что ради общего блага мы с Фином должны поработать вместе, и я с этим смирилась.

– Но?

Брэнна вздохнула, зная, что Мире можно без опаски открыть все, что ее тревожит.

– Фин уже давно здесь и столько времени никуда не ездил, что мне, конечно, труднее сдерживать свои чувства к нему, которые я всегда испытывала. Особенно после того, как я видела его в бою, проливающим кровь наравне с нами. И труднее игнорировать то, что он испытывает ко мне, – для меня же это тоже не секрет. Испытывает и всегда испытывал. А предстоящая нам миссия осложняет все еще больше, причем для нас обоих. Я могу лишь поблагодарить тебя за то, что ты готова меня поддержать и что ты меня понимаешь.

– А Коннор не мог бы с ним пойти? Или Бойл? Или любой из нас?

– Если бы идти суждено было Коннору, или Бойлу, или любому из вас, то я не оказалась бы втянута в сон, который привел нас к пещере Мидора. Мира, я справлюсь, и он тоже справится, хотя я знаю, ему это будет не легче, чем мне.

– Брэнна, он тебя любит. Любит так глубоко, как только может любить мужчина. Я знаю, тебе больно от меня это слышать.

– Нет, мне не больно. – Брэнна потрепала Миру по руке. – Я знаю, он меня любит. В глубине души – уж точно. И всегда будет меня любить. Любовь всемогуща, и она жизненно необходима, но ею жизнь не исчерпывается.

– Ты что, до сих пор винишь его в его происхождении?

– Было проще, когда винила, когда я была молоденькая дурочка, когда была в таком смятении, что могла обвинять. Сейчас уже не виню, но это не меняет сути дела. В нем течет кровь Кэвона. На нем его знак, его отметина, и она появилась – или проявилась – после того, как мы с ним провели вместе ночь. Если я его еще в чем и обвиняю, то и себя – наравне с ним.

– А зря, – ответила Мира. – Не надо тебе никого винить – ни его, ни себя.

– Мой род, его род… Он носит эту отметину не только из-за Кэвона, но и из-за Сорки тоже, так ведь? Я думаю, теперь, когда мы повзрослели и знаем больше, чем знали тогда, мы оба понимаем, что нам не суждено быть вместе.

– И даже если мы победим Кэвона, ты останешься при том же мнении? Все равно будешь считать, что не можешь быть с ним, не можешь быть счастлива?