Он помолчал, собираясь с мыслями.

– В принципе я бы мог сдержать его натиск, я в этом уверен. До вас бы точно продержался, со мной ведь были Бару и Мерлин, а уж потом мы все вместе его бы сделали. Но он на меня не пошел. Он вильнул в сторону и впился Багсу в глотку. И все так быстро! Я кинулся на него, ударил, но он испарился. Напал на бедного кобелечка, который не весит и стоуна[8], распорол ему горло и подло исчез, не дав мне возможности для ответа. На меня он так и не напал.

– Напал! Еще как! Он поразил тебя в сердце. Бару, Мерлин, ты? С вами надо было бы еще повозиться. А вот маленький песик – это удар по тебе безо всякого риска для своей гнусной шкуры. Он всегда был трус поганый, всегда им и останется.

– Когда я бросился к псу, он обошел меня сзади.

Ну да, сообразила Брэнна, конечно, Фин инстинктивно метнулся к собаке – не думая о себе.

– Он предугадал твою реакцию до последней мелочи.

– Я бы схватился с ним один на один, как мужчина с мужчиной, как колдун с колдуном. – Теперь глаза Фина горели огнем, в них плескался расплавленный зеленый металл – раскаяние уступило место ярости. – Я этого так хотел!

– Как и все мы. Но он на это не пойдет. Ты можешь быть его потомком, но ты не его поля ягода. Он не отстает от тебя, потому что не допускает и мысли, что ты можешь сделать выбор не в его пользу.

– Но ты бросила меня из-за того, что во мне течет его кровь.

– Я «бросила» – как ты сказал – тебя, потому что была потрясена, обижена и рассержена! Понимать надо… А когда все разъяснилось – не вернулась к тебе из-за того, что связана обетом… – Брэнна сомкнула пальцы вокруг своей подвески. – Обетом перед Соркой и всеми, кто был после нее – вплоть до нас с Коннором и Айоной. И этот обет – пустить в ход все, чем мы владеем, с одной-единственной целью: избавить мир от него.

– И ото всех, кто от него произошел… – в его словах она услышала, как он проклинает себя за то, что приключилось по его вине с Багсом.

– Нет. Нет! – быстро, с горячностью возразила она. – Ты произошел от него, но ты – один из нас. И я теперь знаю, какой в этом великий смысл. Я теперь вижу, что те, что были до нас, были обречены на неудачу, потому что с ними не было такого, как ты. У них не было никого, в ком текла бы его кровь. С ними не было тебя, Фин, с твоей силой, твоей верностью и твоим сердцем.

Он слышал ее слова и верил в их искренность. И тем не менее…

– Я один из вас, но ты меня отвергаешь.

– Как я могу сейчас об этом думать, Фин? Как я могу об этом думать, когда нам очень скоро опять предстоит то, ради чего мы появились на свет? Все мои мысли заняты сейчас одним. Случаются редкие минуты, когда я позволяю себе думать о том, что будет, когда мы исполним свою миссию, но даже тогда я не представляю себе, чтобы мы могли жить той жизнью, о какой когда-то мечтали. Мы были тогда так молоды…

– Брэнна, чепуха это все! Чувство, которое было между нами, намного опережало время. Это было зрелое чувство. И мы не были юными дурачками, играющими в любовь.

– А было бы проще, если б мы были дурачками. Сейчас нам было бы намного легче. Если бы мы только играли в любовь, Фин, то мы не строили бы планов на будущее. Да и какое у нас было бы будущее? Какая была бы жизнь – у нас с тобой?

Он воззрился на огонь, понимая, что она опять права.

И все равно.

– Никакой, я согласен, и все равно это было бы лучше, чем наша жизнь врозь. Ты моя половинка, Брэнна, и я уже устал делать вид, что это не так.

– А ты думаешь, я не оплакиваю того, что не свершилось? – Ее обдало обидой, в словах зазвучала горечь. – Думаешь, я не мечтаю об этом?

– Да, я так думал. Я и выжил-то только благодаря этому.

– Значит, ты все время заблуждался. А на самом деле очень может быть, что и мне тоже до смерти надоело притворствовать. Если бы мое сердце принадлежало мне одной, я отдала бы его тебе.

Брэнна судорожно вздохнула, а он оторвал взгляд от огня и с недоверием и надеждой взглянул на нее.

– Оно не может принадлежать никому другому. Оно уже погибло. Но дело не только в этом, а я не могу исходить из того, что могло бы быть у нас с тобой. Когда отец подарил мне вот эту вещь, – она взяла в руку кулон, – у меня был выбор. Он сказал, что мне решать, возьму я его или нет. Но стоит мне согласиться – и все, выбор сделан. Я стану одной из тройки, и превыше всего для меня будет исполнение завета Сорки, завершение начатого ею дела. Я не предам тебя, Фин, но и своему роду я тоже останусь верна. Я не могу думать о желаниях и устремлениях, не могу рассуждать о том, что было бы, если бы да кабы… Моя миссия была определена еще до моего рождения.

– Это я тоже знаю. – И от одной этой мысли он испытывал щемящую боль. – Твой разум, твоя сила, твой дух – все подчинено твоей миссии. Но ты пойми, сердцу не прикажешь, оно само себе хозяин, а ты продолжаешь им командовать.

– Для меня это единственный способ сделать то, что должно.

– Меня удивляет, что ты вбила себе в голову, что твои предшественники не желали бы тебе счастья.

– Да нет, ты что? Конечно, я так не думаю. Но в чем я действительно убеждена, так это в том, что все мои предшественники ждут, что я исполню предначертанное, осуществлю то, что поклялся осуществить каждый из нас. Я… – Она замялась, не находя слов, чтобы выразить то, что творилось у нее в душе. – Я не знаю, Фин, я правда не знаю, как мне сделать то, что я должна, и одновременно быть с тобой. Но могу поклясться, это не из-за желания тебе насолить или покарать. Может быть, когда-то давно, когда я была молоденькой дурочкой, обиженной и напуганной, такое еще было возможно. Но сейчас это не так, далеко не так.

Он помолчал, потом опять посмотрел ей в глаза – они манили его и останавливали на расстоянии.

– Скажи мне одну вещь, – мучительно проговорил он. – Только одну. Ты меня любишь?

Она могла солгать. Он бы, конечно, догадался, что она лжет, но это был бы выход из положения. Но солгать – значит струсить.

– Я никого никогда не любила так, как тебя. Но…

– Можешь не продолжать, – горько прервал ее Фин. – Мне достаточно еще раз услышать то, что я не слышал от тебя десяток с хвостиком лет. Скажи спасибо, что я перед тобой в долгу. – В его глазах запылал огонь страсти. – Я обязан тебе вон за того бедолагу, – кивнул он на Багса, мирно сопящего после всех передряг, – иначе не сомневайся, уж я бы нашел верный способ уложить тебя в свою постель и прекратить эту невыносимую пытку.

– Обольстил бы? Уговорил? – Брэнна с вызовом откинула назад волну черных волос и поднялась. – Я ложусь в постель с мужчиной исключительно по собственному осознанному решению. Прошу это учесть.

– Ну, разумеется. И принятому исключительно на трезвую голову. Для такой умной женщины ты иногда бываешь удивительно твердолобой.

– Раз мы перешли на личности, я, пожалуй, поеду. У меня дел под завязку, а я тут время зря трачу.

– Я тебя отвезу. Я тебя отвезу! – с нажимом повторил он, когда она уже была готова отшить его окончательно, сводя с ума обольстительным шевелением копны волос за спиной. Он чуть не рычал от вожделения и любви к этой непостижимой женщине-ведьме. – Незачем преподносить Кэвону очередную мишень, если он еще где-то здесь что-то вынюхивает. И я останусь с тобой – поработать, как мы договаривались. Эта миссия, Брэнна, она ведь и моя тоже, хоть у нас с тобой такие разные представления о том, как надо жить, пока мы добиваемся ее осуществления.

Все равно она без труда могла бы его нейтрализовать, в том числе и колдовскими способами, их в ее арсенале было достаточно. Но она перехватила быстрый и тревожный взгляд, который он бросил на больного пса.

К черту.

– Вот и отлично, работы на всех хватит. Собаку возьми с собой. Поспит по дороге, а там к нему Катла приставим.

– Да, так мне спокойнее будет. Да, и еще кое-что. Айона распорядилась, чтобы я устроил здесь новогоднюю вечеринку. Такие дела.

– Вечеринку? – живо переспросила Брэнна, снова приведя в движение черную волну за плечами.

Фин сглотнул, ловя все ее мелкие жесты, как пес их ловит, ожидая хозяйского поощрения угощением.

– Почему… черт… почему у меня все переспрашивают, как будто я на иностранном языке выражаюсь?

– За всех не скажу, но, вероятнее всего, потому что я не припомню, чтоб ты когда-нибудь принимал у себя гостей…

– Все когда-то бывает впервые, – философски пробубнил Фин ей в ответ и взял на руки пса.

8

Она винила во всем злосчастного Багса. Конечно! Разве не из-за него она так размякла? И еще – Фина с его вызывающими полотенцами и посудой для дворовой собачки, с его безоглядной преданностью беспардонному четвероногому дружку. Из-за них двоих в ее линии обороны образовалась изрядная брешь.

Она сказала больше, чем собиралась, и больше того, в чем готова была признаться самой себе. По ее убеждению, слова обладают не меньшей силой, чем дела и поступки, а теперь она многое произнесла вслух, тогда как разумнее и практичнее было бы держать все при себе.

Но сделанного не воротишь, а восстановить свои оборонительные рубежи она уж как-нибудь постарается. В том, что касается Финбара Бэрка, она уже десять с лишним лет только этим и занимается.

А дел и впрямь было невпроворот. И слишком много всего вокруг происходило, чтобы волноваться из-за такой ерунды.

Йоль прошел чудесно – спокойно и радостно. А участие в нем прилетевшей из Америки бабушки Айоны только сделало этот день еще более праздничным. Проводив зимнее солнцестояние и самую длинную ночь в году, можно было начать думать и о весне.

Но прежде пришло Рождество.

Этот праздник Брэнна любила больше всех других праздников – особенно предваряющую его праздничную суету. Она обожала ходить по магазинам и выбирать подарки, потом их красиво упаковывать, украшать дом, печь праздничное печенье и традиционный кекс. А особенно эти хлопоты радовали ее в этом году, поскольку давали ей небольшую передышку перед тем, что она называла своей миссией.