Фин в темноте лежал в своей одинокой постели и слышал ее песню, и то, что поднималось из ее сердца, больно вонзалось в его душу.

И сердце его рвалось к ней.

6

Утро Брэнна посвятила домашним хлопотам, наводя по всему дому чистоту и блеск в соответствии с тем, что Коннор частенько именовал вселяющими ужас стандартами чистоты. Ну да, она и не скрывала, что считает себя приверженцем порядка и здравого смысла и всегда чувствовала себя лучше, когда окружающая обстановка отвечала не только ее требованиям к порядку как таковому, но и представлениям о хорошем вкусе.

Ей нравилось знать, что вещи лежат на своих местах и их легко достать – по ее мнению, такой практичный подход экономит кучу времени. А для приподнятого настроения порядок должен быть дополнен яркими пятнами и приятной фактурой – всеми теми вещицами, что радуют глаз и услаждают душу.

Да, все это требует усилий и времени, но Брэнна любила домашние «бдения», их простую, незамысловатую рутину. Ей нравилось, отполировав мебель составом собственного приготовления, вдыхать легкий аромат апельсинной корки, а почистив ванну – ловить ноздрями запах грейпфрута.

Взбитые подушки так и манили, а аккуратно застеленное красивое покрывало радовало глаз.

Закончив с уборкой, она расставила всюду новые свечи, полила цветы и пополнила запас торфяных брикетов в допотопном медном ведре.

Перед тем как ехать на работу, Мира с Айоной навели порядок на кухне, но… не совсем так, как она привыкла.

Одним словом, пока белье стиралось и сушилось в машинах, Брэнна хлопотала по дому, попутно составляя в уме список необходимых покупок на рынке и еще один – список потенциальных новых продуктов для лавки. Увенчалась уборка мытьем пола в кухне. Она терла пол и напевала себе под нос.

И учуяла его.

Сердце учащенно забилось, но она заставила себя размеренно обернуться и ровным тоном поприветствовала стоящего на пороге Фина.

– Веселенький мотивчик, как раз для уборки.

– А я люблю убираться.

– И для меня это всегда было загадкой. Как и то, что тебе каким-то чудом удается даже в процессе уборки так прелестно выглядеть. Я ничего не перепутал? Мы ведь сегодня утром собирались поработать?

– Не перепутал, не перепутал, просто я ждала тебя чуть позже. – Брэнна демонстративно продолжила орудовать шваброй. – Иди-ка поставь в мастерской чайник. Я почти закончила.

Что ж, утро в свое распоряжение она получила, побыла одна, занялась чем хотела. Теперь надо приступать к обязанностям. И она поработает с Фином, поскольку это все равно надо сделать. С этим она не примирилась, как и с тем, что он стал частью их команды.

«Обязанности. Они редко бывают легкими», – подумала она. Достижение цели такого масштаба, как та, что стояла сейчас перед ними, требовало жертв.

Брэнна убрала швабру с ведром, отнесла в стирку тряпку, которая на время уборки была заткнута за пояс ее брюк. С минуту постояла, собираясь с мыслями, и вошла в мастерскую.

Он успел раздуть огонь, и в комнате было тепло и уютно. Еще совсем недавно от присутствия Фина в ее мастерской, от того, как он по-хозяйски хлопочет над чайником, Брэнна была бы взбудоражена, но теперь это прошло.

Куртку он снял и остался в черных брюках и зеленом свитере, оттенком напоминающем глубину лесной чащи, а рядом стоял пес.

– Если намекаешь на печенье, надо сперва хозяйку спросить, – разговаривал он с собакой. – Учти: я не говорю, что ты его не заслужил. И не запрещаю тебе улечься перед огнем. – Он оторвался от чайника и улыбнулся псу. – Ах, я ее боюсь? Ну, знаешь… таким оскорблением ты вряд ли поднимешь свои шансы на угощенье, согласен?

Его способность наравне с ней читать мысли Катла всегда приводила Брэнну в тихое замешательство.

Так же как она, не оборачиваясь, определила его появление на кухне, теперь он почувствовал, что она вошла, и повернулся к ней.

– Вот, выклянчивает лакомый кусочек, чревоугодник! Только что слово «печенье» не говорит…

– Надо думать. А не рановато ли для печенья? – Она выразительно посмотрела на собаку. – Но, конечно, одну штучку дать можно.

– Я знаю, где лежит. – Фин открыл буфет, достал жестяную банку и снял с нее крышку. И не успел он выдать Катлу его порцию угощения, а тот уже встал на задние лапы и положил передние Фину на плечи. Заглянув в глаза, пес лизнул его в щеку.

– Да не за что, – пробурчал Фин. – Не я его пек… – Пес, игнорируя эти тонкости, опустился на четыре лапы и принялся грызть печенье.

– Сердце у него храброе и доброе, – улыбнулась Брэнна. – Он обожает детей и очень терпелив с ними. Но в числе тех, кого он любит – по-настоящему любит, – лишь несколько человек. И ты среди этих избранных.

– Просто он готов отдать за тебя жизнь и понимает, что я – тоже.

Хм! Брэнна поежилась – замечание попало в самую точку, она отдавала себе в этом отчет.

– Раз так, давай приниматься за дело, чтобы никому не пришлось умирать, – ровным голосом проговорила она, отвернув лицо, и потянулась за ведовской книгой.

Как и положено, книга лежала удобно, чтобы ее можно было достать – такую толстую и зачитанную.

Фин закончил возиться с чаем и принес на стойку две полных кружки.

– Если ты думаешь, что на этот раз нам следует изменить состав зелья, то ты ошибаешься.

– Но ведь он уцелел, так? – Брэнна задумчиво потерла переносицу.

– Дело не в зелье.

– Тогда в чем?

– Если бы я знал наверняка, все бы уже было сделано. Но я знаю, что мы повергли его в ужас, причинили ему боль, сильную боль. Он обгорел, он истек кровью…

– И едва унес от нас ноги. Не надо! – прервала она Фина. – Не надо мне говорить, что ты бы смог его прикончить, если бы мы дали тебе за ним последовать. Это не вариант. Ни тогда, ни сейчас, ни в будущем.

– А тебе не приходило в голову, что это единственный способ достичь цели? Что только я, в ком течет одна с ним кровь и кто носит его печать, могу завершить начатое вашим родом, который меня проклял?

– Не приходило, потому что это никакой не единственный способ.

– Ты так в этом уверена, Брэнна?

– В этом я больше чем уверена. Это записано в книге Сорки, передавалось из поколения в поколение. Его должны уничтожить потомки Сорки. И они это сделают. По сравнению со всеми, кто пытался сделать это до нас, мы имеем одно важное преимущество. И это преимущество – ты.

Говоря это, она делала над собой усилие, чтобы сохранять спокойствие и рассудительность.

– Я глубоко убеждена, что твое участие – залог успеха нашего дела. Чтобы тот, кто произошел из его рода, думал, как его прикончить, трудился над этим вместе с тремя потомками Сорки, – такого еще не бывало. И ни в каких книгах об этом не сказано. Твое участие сделало нашу команду сильнее, это вне всякого сомнения.

– И в этом ты тоже уверена?

– На все сто, – ответила она. – Я сначала не хотела тебя вовлекать, но это была моя слабость и проявление эгоизма, за что прошу меня простить. Мы сколотили команду, и если она распадется… Думаю, вот тогда нас ждет поражение. Ты дал мне слово!

– Не исключено, что это было общей ошибкой, но слово я сдержу.

– Мы вполне можем его уничтожить. Я это знаю. – С этими словами Брэнна достала из кармана магический кристалл и повернула к свету. – Коннор, Айона и я – мы все видели первую тройку. Не просто во сне – мы с ними общались. Мы с ними связывались, и физически, и духовно, а об этом тоже нигде не написано.

Фин слышал ее слова, видел в них логику, но никак не мог избавиться от сомнений и неуверенности.

– Ты слишком большое значение придаешь книгам, Брэнна.

– Придаю, потому что слово, начертанное на бумаге, обладает большой силой. И тебе это известно не хуже, чем мне. – Она положила руку на книгу. – Все ответы здесь, и те, что уже написаны, и те, что запишем мы сами.

Она раскрыла талмуд, пролистала.

– Вот здесь я записала, как мы с тобой путешествовали во сне к пещере Мидора и стали свидетелями его конца.

– Для нас это еще не ответ.

– Это приведет нас к ответу, когда мы туда вернемся.

– Вернемся? – оживился он. – К той пещере?

– Нас с тобой туда перенесли. Если бы мы переместились туда осознанно, это дало бы нам куда больше, мы бы больше узнали и увидели. Про этого Мидора я нигде ничего не могу найти. И дочери Сорки – Брэнног – это имя ничего не сказало. Надо его отыскать.

Фин и сам хотел вернуться в пещеру, думал об этом что ни день, и тем не менее…

– Мы не знаем ни времени, ни места. У нас нет никаких ориентиров, Брэнна!

– Это можно поправить, надо только поработать. И мы сделаем так, чтобы ребята при необходимости смогли нас оттуда вернуть. Сам подумай, Фин: отец Кэвона! Сколько от него можно получить ответов!

– Да, ответов безумца. Ты же сама видела: он не в себе.

– Да ты сам бы туда отправился, если б мог, признайся! Но мы должны сделать это вдвоем.

С этим Фин спорить не стал.

– В той пещере была сама смерть.

– Здесь тоже смерть, и никаких ответов. Зелье надо изменить – нет, не основные ингредиенты, тут я с тобой согласна. Но то, что мы делали, было предназначено специально для Сауина. Ты что, станешь для новой попытки дожидаться следующего Сауина?

– Нет, не стану.

– Вот время для меня по-прежнему загадка, я не вижу, в какой момент мы можем на него напасть, а ты, Фин? Без ответа на этот вопрос мы так и будем действовать вслепую. – Она встала и заходила по комнате. – Я думала, хороший момент – солнцестояние, в этом была своя логика: свет побеждает тьму. Потом удачным моментом показался Сауин – когда граница двух миров так истончается.

– Мы их видели, первую тройку. Граница истончилась, и мы видели, что они с нами. Но не полностью, – добавил он, словно прочтя ее мысли.

– Я вот думаю, может, солнцестояние – это правильно, только не летнее, а зимнее? Или весеннее равноденствие? А может, Ламмас или Белтейн?[7] Или ни то, ни другое, ни третье?