Это была огромная варварская страна, в своем национальном развитии на сотни лет отстававшая от других европейских наций, с присущей ей беспрецедентной жестокостью и царским домом, который уже долгое время составляли безумцы и тираны.

Даже хваленый либерал Александр взошел на трон в результате убийства отца – законного царя, за ним также закрепилась репутация любовника собственной сестры, слабого человека, который мог разрыдаться при виде поля брани с несколькими тысячами трупов, говорили, что он тщеславен, чувствителен, что его снедает честолюбие, поэтому многие относились к царскому либерализму, как к причуде, настолько же нелепой, что и капризы его предков. В то же время другие о нем отзывались как о благородном, религиозном, смелом и мудром человеке.

Глупец, несущийся к разрушительной бездне, или хитрый, безжалостный противник, выжидавший удобного случая и обманувший самого ужасного человека в мире? Никто не знал, какова истинная роль Александра, и никто этого не будет знать до того момента, пока армии не столкнутся в битве. По обе стороны русской границы расположились две великие силы. Европа выжидала.

8

В первые месяцы 1812 года Александр совершил несколько поездок в Тверь, чтобы встретиться там с Екатериной Павловной. После ее замужества он подарил ей роскошное поместье, а также огромное состояние. Вид князя Георга Олденбургского, маленького и прыщавого, был живым укором для совести Александра, когда он думал, что сам вынудил свою сестру на этот брак. Совесть уже давно перестала быть для царя просто словом; теперь она жестоко мучила его по поводу многих вещей, и не в последнюю очередь за то, что он осудил Екатерину на жизнь, которую она ненавидела больше всего, на изнеженную бездеятельность.

Он прекрасно знал о том, что Екатерина зловредна и бессовестна, но это не оправдывало его строгости, так что он пытался как-то загладить свой проступок, осыпая ее деньгами и всяческими знаками расположения. Она участвовала в заговорах против него, в ней, как в любом животном, отсутствовала мораль, а ее оргии в Твери становились уже скандально известными. И хотя Александр знал обо всем этом, все ее недостатки меркли перед огромностью его собственной вины.

Пока его родного отца убивали, пока его забивала насмерть толпа пьяных предателей, он оставался лежать в постели и слушал. Потом он делал вид, что весьма обо всем сожалеет, что он к этому непричастен, что вину за все случившееся должны нести его сообщники, а не он. Когда он вспоминал все, что тогда случилось, он благодарил Бога за две оказанные ему милости: он преодолел искушение предать смерти свою сестру Екатерину Павловну, и ему была дарована свыше возможность искупить совершенное ужасное преступление, освободив мир от тирании Наполеона.

Из-за беспокойства и интриг прошедших четырех лет агностицизм Александра, его ранние верования уступили место необходимости религиозного наставничества, а с признанием Бога пришло и осознание своего собственного греха. В течение долгих часов он стоял на коленях и молился, его переполняло чувство вины, запятнанности, а после его охватывала острая необходимость в раскаянии. Незадолго до этого его решимость усмирить Наполеона стала неотделима от идеи об искуплении, таком же огромном, как и его вина. Первые порывы ненависти, национальной зависти и честолюбия, которые были движущими силами его стремления отомстить, стали неразрывны с мистическим ощущением миссии, возложенной на него самим Богом. Надвигавшееся столкновение переполняло его чувством радостного возбуждения. Работая и строя планы с удесятеренной энергией, он все меньше уделял времени удовольствиям и все больше занимался делами. Мария Нарышкина стала единственной отдушиной в той тяжелой ежедневной работе, которой он себя полностью посвятил.

Сейчас, когда он сошел со своей позолоченной кареты и вошел в замок в Твери, его сестра вышла приветствовать его. Он с любовью расцеловался с ней, поздоровался с зятем, а потом попросил Екатерину о встрече наедине в ее апартаментах.

Когда она вошла, он уже сбросил тяжелую, подбитую мехом шинель и грел руки у огня.

– Вы выглядите усталым, – заметила она. – Очень усталым. Я прикажу принести вина, и мы сможем поужинать здесь, наверху. Мне не терпится услышать все новости.

– Ради этого я и приехал, – отозвался он. – У меня есть хорошие новости для вас, Екатерина, и мне самому хотелось сообщить вам о них.

Он сел, пододвинув стул к огню.

– Какие новости? – тут же потребовала она ответа. – Говорите же быстрее. Вы должны знать, что я просто умираю здесь от скуки.

– Разве Георг не развлекает вас?

– Черт бы побрал Георга! Вам же известно, что я и не жду от Георга никаких развлечений… Ну, рассказывайте же!

– Это новости о князе Багратионе, – сказал Александр, наблюдая, как краска залила ее смуглые щеки.

– О Багратионе?

– Я назначил его главнокомандующим южной армии.

Багратион был ее любовником. Он проводил целые недели в Твери, пользуясь благодушным отношением Георга Олденбургского, а истории о его страсти к Великой княгине и о ее ответном чувстве пересказывались чуть ли не в каждом петербургском салоне. Он был удивительно храбрым и мужественным воином. Назначение его не имело абсолютно никакого отношения к его связи с Екатериной, но Александр знал, какое удовольствие он ей этим доставит.

Она рассмеялась и быстро закружилась, что было для нее так характерно.

– Спасибо, Александр. Он будет верно служить вам. Но Господь свидетель, как мне его будет недоставать!

– Он сделал вас счастливой, Екатерина? – поинтересовался Александр. Она взглянула на него, и ее брови поползли наверх, как будто она удивилась самой себе.

– Я люблю его, но также и уважаю. Раньше мне действительно ни до кого не было дела. Он настолько благороден, насколько сама я низка… Расскажите мне, как там поживает наше дорогое семейство? Маман все продолжает писать эти раздражающие меня письма, на которые я не отвечаю. А как очаровательная Мария – все еще в фаворе?

– У них все в порядке – они все прислали для вас письма. Что же касается Марии, то просто не знаю, что бы я без нее делал!

Екатерина злобно рассмеялась.

– Прекрасно обошлись бы и без нее! Ну в самом, деле, вы до неприличия верны ей!

– Вы меня неправильно поняли. – Его раздражала ее грубость, но он постарался подавить свое недовольство. Любовь для Екатерины означала только одно. Благородство характера Багратиона сопровождалось и потрясающей мужской силой. Более тонкие чувства ничего не значили для Екатерины, да и для него тоже.

– От Марии я получаю любовь и преданность. Это драгоценные вещи. Если бы царицей были вы, то оценили бы их по достоинству.

Екатерина встала к нему вполоборота и уставилась на огонь.

– Было время, когда я могла ею стать, – медленно произнесла она.

Выражение лица Александра не изменилось, хотя он и был поражен этим признанием.

– Я знал об этом, – спокойно заметил он. – Но почему вы говорите об этом теперь?

– Потому что Багратион говорит, что я была неверна, – ответила она. – Я рассказала ему об этом, и он был разгневан. Я не выношу его гнева, Алекс.

Она смотрела на него своими раскосыми глазами, смущенная собственной реакцией. Александр еще раз подумал, как она прекрасна, как бьется в ней энергия жизни. Все вокруг нее излучало жизнелюбие: ее сверкающие черные волосы, блестящая здоровая кожа, ее великолепное тело в царственном наряде с глубоким вырезом. Неудивительно, что Багратион любил ее, неудивительно, что любого мужчину, который имел с ней дело, можно было подозревать, даже ее собственного брата. Возможно, Бог просто забыл наделить это творение душой, неожиданно подумал он. Несмотря на все свое тщеславие, жестокость, вероломство, на полное отсутствие принципов морали, она пережила разительные изменения в результате возникшего чувства к Багратиону, такого порядочного в своей основе.

Ему хотелось смеяться, когда он думал, что по иронии судьбы его сестра влюбилась в самого честного и благородного воина России. Но вместо этого он проникся к ней глубокой жалостью, потому что впервые в жизни она оказалась беззащитной, гораздо более беззащитной, чем она была, когда он перехитрил ее и заставил выйти замуж. Ему также было жаль и Багратиона, которому досталась страсть подобной женщины. Если он захочет оставить ее, то она убьет его.

Екатерина Павловна – из всех нас она настоящая Романова. Откуда-то, несмотря на все эти браки с немцами, в ней проявилась сила Петра Великого, императриц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны, подумал он. Она принадлежит прошлому веку. Сто лет тому назад она была бы уже императрицей всея Руси, а я бы уже давно был мертв.

Вслух, однако, он сказал:

– Все это в прошлом, Екатерина. Я пролил кровь нашего отца: пусть это будет последнее преступление, порочащее имя Романовых. Все свершается по воле Божьей. Если бы Он хотел, чтобы вместо меня правили вы, то вы родились бы старшим сыном. Вы забыли о вине, – мягко напомнил он.

Она дернула за шнурок звонка, а потом села с противоположной стороны огромного мраморного камина.

– Так вы говорите – воля Божья, да? Вы меня ни за что не убедите, что на самом деле стали верить в Бога!

– Но я открыл в себе стремление верить, если вы это имеете в виду. Если бы на вашей совести было то, что я ношу на своей, вам бы это тоже понадобилось.

Она пожала плечами, и от этого движения блеснули бриллианты у нее на шее.

– Вам не следует так много размышлять над смертью отца, Алекс. Забудьте о ней. Такая уж у нас семья. Константин – монстр, Николай – бесчувственный болван. Бог – свидетель, я не пытаюсь обелить себя; а что касается вас, мой дорогой браг, вы, пожалуй, худший из всех нас, если только знать о вас всю правду!

Он смотрел мимо нее, не отвечая. Эта его привычка раздражала своею непонятностью. По выражению его лица было невозможно сказать, слышал ли он вообще ее последнее замечание.