Даже сейчас, когда такое распространенное и нелепое происшествие, как авария изношенных городских труб, могло повлиять на их работу, на их репутацию и уверенность в себе, они не жалели, что решились на подобные перемены.

Впрочем, у каждой из них были свои затаенные надежды. Лопахина, понимая, что семейная жизнь закончилась, иногда задавала себе вопрос: не ее ли вина в этом? И все ли она сделала, чтобы спасти брак? Зинаида Алексеевна мучилась бы еще очень долго, если бы однажды не нашла в себе мужества ответить: «А нужно ли спасать то, что вряд ли спасешь? И стоит ли цепляться за то, чего уже почти не существует?» Как только она сама себе так ответила, то тут же поняла, что только расстояние и время позволили ей быть с собой такой откровенной. Проживая с мужем под одной крышей, вряд ли бы она осмелилась на это.

Вяземская, женщина одинокая (дочь, внучки и зять – это совсем другая история), только здесь задумалась о прошлом. «Работа над ошибками» – так она про себя называла воспоминания о бурном романе с итальянским депутатом. «Дедушка Фрейд, ау! – усмехнулась она однажды. – Раз я называю это ошибкой, значит, об этом жалею. Значит, понимаю, что поступила неверно!» Ольга Евгеньевна действительно все чаще и чаще думала о том, как сложилась бы ее жизнь, выйди она тогда замуж, предпочтя собственные интересы интересам дочери. И все чаще Вяземская склонялась к тому, что ничего ужасного бы не случилось. И точно так же она любила бы внучек, а те – ее. «Почему я тогда так поступила? Неужели только из-за дочки? Мне ведь он нравился!» – пыталась разобраться в прошлом Вяземская и одновременно вспоминала немного нелепого и трогательного фермера Юрия Петровича.

– Брось! Это не твой фасон! – как-то обронила Софья Леопольдовна по его адресу.

– Почему? – спросила Вяземская, хотя уже знала ответ.

– Тебя затошнит от этих солений, варений, кур и уток. Тебе нужно другое.

Да, музыка, опера, книги, итальянские поэты в подлиннике – вряд ли Юрий Петрович сможет дотянуться до этой планки.

– Ерунда. Главное, чтобы он тебя любил. И ты его. А в нашем возрасте достаточно уже разума оставить другу другу чуточку пространства, – мудро заметила Лопахина по этому же поводу. И Ольга Евгеньевна скорее была согласна с ней. Чем-то нравился ей этот работящий мужчина, так наивно выбирающий себе «хозяйку».

Софья Леопольдовна Кнор вечерами, оставаясь в своей комнате, решительно открывала очередной детектив, а все мысли о совершенном поступке гнала прочь. У нее были другие заботы, которые требовали внимания. Например, жизнь дочери. Софья Леопольдовна понимала, что спешное замужество – замужество из-за страха остаться одной – рано или поздно закончится разводом. Именно поэтому она даже не удивилась, когда увидела Анну в гостинице. «Кто знает, как бы оно повернулось, если бы я не осталась здесь. Если бы не подала пример решительности. Может, Анна никогда бы не ушла от него. И мучилась бы, живя с хорошим, но нелюбимым человеком. Вот оно, неоспоримое доказательство благотворного влияния смелых поступков».

Каждая из них по-своему пережила свое решение. Каждая по-своему представляла, как это закончится. Но все трое понимали, что совершили самый главный в своей жизни поступок.

* * *

Всклокоченные кроны темных дубов, мелкое золото осенних берез и почти синие шапки сосен – лес распался на лоскуты. Зато поля, расстеленные огромными отрезами, были одинаково покрашены охрой. Осень была тихая, умиротворяющая, казалось, непогода навсегда застряла где-то далеко и уже не доберется до этих мест.

Темная машина остановилась у низкой изгороди, которая отделяла хоздвор от дороги. Старинное желтое здание, стоявшее в глубине, слилось с листвой. Обнаруживали его разноцветные астры, щедро высаженные вдоль фасада. Мужчина, высокий, приятный, вышел из машины и окликнул курившего на крыльце паренька в поварском колпаке:

– Шефа позови!

– Не могу, сегодня банкет. Она занята.

– Позови, она в курсе.

– Ладно, попробую, – пожал плечами тот, кинул окурок в урну и скрылся за дверью.

Шеф выскочила через мгновение.

– Ну что ты так рано?! Я не могу ни минуты разговаривать! Там просто все вверх дном!

– Я подожду. Просто хотел, чтобы ты знала – я приехал. И жду.

– Хорошо. Только ждать придется долго.

– Мне не привыкать. Буду ждать долго.

– Смотри, воля твоя, – шеф повела плечом, поправила пышные рыжие волосы, выбившиеся из-под белоснежного чепца.

– Смотрю. Воля моя. – Мужчина попытался поцеловать шефа, но та уклонилась.

– Могут увидеть, – бросила она и деловым шагом поспешила назад в дом.

«И что?! Муж не имеет права поцеловать?! Ну ладно, бывший, но одумавшийся! Хорошо, придется ждать!» – подумал мужчина, садясь в машину и отгоняя ее в тень.

Тем временем шеф, шеф-повар Зинаида Алексеевна, попыталась незаметно вернуться к себе на кухню.

– Зина, ты просто изводишь его. Так тоже нельзя. Надо быть гуманнее! – Проходящая мимо Ольга Евгеньевна Вяземская улыбнулась подруге.

– Леля, вступай в лигу адвокатов. Ты же знаешь, он – заслужил. Да и я не готова.

– Ну-ну! Скажи лучше, тебе просто нравится на свидания бегать!

– Ой, нравится, – неожиданно весело отозвалась Лопахина.

– Тогда – бегай. У вас все-таки двое сыновей. Есть за что бороться!

– Хорошая ты, Леля, добрая! – Лопахина чмокнула подругу в щеку и скрылась в ресторане.

Вяземская вернулась за стойку администратора. У них был наплыв гостей. Эта осень, теплая, словно лето, и яркая, как карнавал, проявила неслыханную щедрость. Работы было много, чувств предостаточно, хлопот и переживаний, соответственно, тоже. Одна группа приехала утром, вторую ждали вот-вот. Ольга Евгеньевна особенно не волновалась – все было готово, но это нетерпение, которое вдруг ее охватывало на рабочем месте, будоражило кровь. «А мне здесь нравится! Хоть Юрий Петрович и говорит, что надо поберечь себя, мне нравится. И я совсем не устаю. Но в субботу надо будет хорошенько отоспаться. Вот сходим по грибы, пообедаем и завалимся спать!» Вяземская вдруг покраснела. Она вспомнила, что все их с Юрием Петровичем походы по грибы и ягоды заканчивались весьма сексуально-романтически. «Ну что же, замуж я не готова выходить, а на свидания бегать, как Зина, еще согласна!» – улыбнулась она про себя.

– Леля, тебя твои искали. Уже и мне звонили, и Никите! – через перила второго этажа свесилась Софья Леопольдовна. – Где ты ходишь?

– Да я на минуту в ресторан заходила! Что-нибудь просили передать?

– Зять твой любимый, Анатолий, девочек привезет в выходные. Сказал, что еще позвонит.

«Вот тебе и свидание романтическо-сексуальное! – вздохнула про себя Вяземская. – Впрочем, Юрий обожает с ними возиться. Ничего, пусть везут».

– Анатолий ничего не говорил? Девочки здоровы?!

– Ничего не говорил. Леля, перестань суетиться. Девочки – не малютки, и они с родителями. Что ты так волнуешься?!

– Вот бабушкой станешь, узнаешь! Кстати, как там у Анечки дела? Никита еще не звонил?

– Пока все тихо, ждем, – Софья Леопольдовна произнесла это суровым тоном, словно ожидала не рождения наследника, а прибытия союзнических войск.

– Ну слава богу, Софа, только ты не волнуйся, Анечка молодец – она справится!

– А кто тебе сказал, что я волнуюсь?

– Ну все-таки вот-вот бабушкой станешь, – лукаво усмехнулась Вяземская. – Тебе положено волноваться!

– Пусть Анна с Никитой и волнуются. Они будущие родители! А у меня еще три группы туристов на подходе! – Софья Леопольдовна нацепила на нос круглые очки и скрылась на втором этаже.

– Вот характер! – улыбнулась Вяземская. – Ну ничего, Анечка сейчас родит, сразу ласковее станет!