– Ну, я даже не знаю… – рассеянно протянула та. Она уже очень устала. День был длинным, нервным, да еще этот разговор с Юрием Петровичем. «Как он сказал? Он сказал: «Ольга, я постараюсь быть «вашим человеком». Да, именно так и сказал. «Моим человеком». Интересно, какой смысл он вкладывает в эти слова? Хорошо бы с Зиной посоветоваться», – думала Вяземская, находясь под впечатлением от разговора с Юрием Петровичем и одновременно пытаясь успокоить Лопахину.

– Нет, ну хоть бы позвонил! Мобильную связь никто не отключал. Это вам не вода… – на втором этаже, на лестнице, появилась фигура Кнор. За весь день Софья Леопольдовна ни разу не вышла из своего кабинета.

– Не шути так. Связь тоже может пропасть, – ответила ей снизу Лопахина.

– Самое интереснее, что Анна тоже не звонила и не отвечает на мои звонки. А если быть точной, у нее телефон отключен.

– Может, они в таком месте, где плохая связь? – вежливо сказала Вяземская. Она еще не забыла утренний выпад Кнор.

Та оставила ее реплику без внимания.

– Послушайте, да что с ними может случиться?! Они просто загуляли. С туристами так случается.

– А с владельцами гостиниц тоже? Ни разу не позвонить за целый день и не узнать, как идут дела. Все ли нормально?! – опять с вызовом спросила Кнор.

– Почему не позвонить? Никита звонил несколько раз. Я все рассказала, все объяснила.

– А, ну тогда конечно! – Софья Леопольдовна пожала плечами, потом демонстративно уселась в холле и развернула газету.

– Он тебе звонил? – шепотом спросила Лопахина Вяземскую.

– Один раз. Когда уже вода была.

– Ну и хорошо, никуда они не денутся.

– Конечно, – пожала плечами Вяземская и осторожно произнесла: – Юрий Петрович рассказал мне, почему развелся с женой.

– Да ну? – Лопахина оживилась. – И почему?

– Не сошлись характерами. Она была замкнутая, он общительный. Дома все время молчали, никаких общих дел…

– А такое хозяйство? Это что – не дело?!

– Его он позже завел. Уже когда один жил. Работников нанимает, когда необходимо. А так сам справляется.

– Интересно. – Лопахина посмотрела на подругу. – И что ты думаешь?

– Пока ничего, но он приятный. Хотя и…

– Можешь не продолжать. Я все понимаю – он не знает, что это за парень такой, Петрарка. Ну и вообще…

– Да, в театр не ходит, в кино тоже…

– Леля, ему – не с кем. Это главная причина. Решать тебе, но, мне кажется, Юрий Петрович – твоя судьба, которую ты нашла сама. Понимаешь, не кто-то привел за ручку. А ты сама к нему приехала и похвалила войлочные тапки. А это уже знак, – Лопахина с убежденностью рассекла ладонью воздух.

– Думаешь? – удивилась такой экспрессивности Вяземская.

– Леля, присмотрись. Лично мне он нравится. А там сама думай.

– Мне – тоже, если честно. Понимаешь, он такой простой. Без этих всяких умолчаний…

– Ну, время, конечно, покажет, какой он на самом деле. Но пока ничего плохого не видно.

– Я согласилась приехать в гости. Юрий Петрович сегодня сказал, что будет меня ждать, когда…

В это время послышался шум, и в холл гостиницы ввалилась веселая компания. Первым шел Никита Звягинцев. Румяный, с плавками в руках, он то и дело благосклонно ронял:

– Не за что! Мне тоже было очень приятно! Можем повторить, и для этого вовсе не надо взрывать городской водопровод!

Он громко рассмеялся своей шутке, и его дружно поддержали ничего не понимающие немецкие пенсионеры.

– Buy-buy! – весело прокричали они стоящим у администраторской стойки Лопахиной и Вяземской.

– До свидания, всего хорошего, спокойной ночи! – ответствовали те, понимая, что сейчас вся эта компания уснет мертвым сном. Гости отеля выглядели усталыми бойскаутами, которых крепко угостили шампанским.

– Так оно и есть, Ольга Евгеньевна и Зинаида Алексеевна. Они выпили столько, что даже посчитать страшно, – угадал их мысли Никита.

– Все выпили! И устали! И наплавались! – Шествие замыкала Аня. Она была точно такой же румяной и веселой.

– Хорошо время провели? – улыбнулась ей Вяземская.

– Удивительно хорошо! – откликнулась та и бросила взгляд на Никиту, который безуспешно старался убрать с лица улыбку.

– Анна, мы не все обсудили еще!

– Никита, это можно сделать завтра. Я так устала!

Звягинцев собрался что-то ответить, но в это время подала голос Софья Леопольдовна:

– Анна, ты не считаешь, что твое поведение как-то не очень прилично выглядит?

– Мама, почему? Мы отлично провели день! Я уже не помню, когда так отдыхала!

– Ты пила? И, видимо, много! Я всегда тебе говорила, что женщине…

– Софья Леопольдовна, – весело вмешался Никита, – Аня почти не пила. Ну, может, шампанского. Ей некогда было. Она мне помогала. Вы же знаете, немецких дам к нам приехало больше, чем мужчин. И вот Аня должна была им все рассказать про русскую парную… Господи, да мы там работали как проклятые. Только чтобы они быстрее забыли, что с утра воды не было! Кстати, вода есть?

– Да. Все хорошо. И в городе дали. А до этого мы пользовались водой из цистерны. Только, Никита, на улице мороз. Мы загнали прицеп в гараж к соседям.

– Молодцы, сообразили. Если что, у нас есть запас.

– Нет, Никита, это вы молодец. Вы придумали все, не побоялись расходов, спасая честь предприятия! Вы – настоящий хозяин! – сказала Вяземская с чувством.

– Анна, я пошла спать, завтра поговорим.

– Хорошо, мама, – пожала плечами Аня и, обращаясь ко всем, произнесла: – Спокойной ночи.

Она быстро взбежала по лестнице и скрылась в своем номере.

– Зря ты так, Софа. Она устала, она помогала, и она, в конце концов, взрослая. Очень взрослая. Избавь ты ее от этой опеки. Ты же понимаешь, что на такой моральной привязи держать человека нельзя! – выговаривала подруге Лопахина, совершенно не стесняясь Никиты.

– Разберусь! – отрезала Кнор.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Лопахина, – Софа, все позади. Все проблемы решены. День удался. Почему ты злишься?

– Характер, – неожиданно хмыкнула Вяземская, – сложный, вредный характер!

– Я попрошу тебя, Ольга! – Кнор перешла на официальный тон.

– Софа, перестань ссориться. Я же тебе утром сказала: никто не виноват в случившемся. Так могло быть когда угодно и где угодно. Перестань винить в этом всех подряд!

– А тебе в голову пришло обвинять кого-то из нас?! – Лопахина как-то подобралась, и в ее голосе послышалась угроза.

– Дамы, я вас умоляю! – Никита встал между ними. – Давайте считать это боевым крещением! Давайте? И мы его выдержали. Мы победили. Все, день закончился, завтра будет другой.

Он, улыбаясь, посмотрел на них и добавил:

– И запас воды на завтра у нас есть. Ну, это на всякий случай. Если что.

Кнор молча накинула пальто, вышла на мороз и направилась к их домику. Лопахина и Вяземская дали указания остающимся дежурить ночью, попрощались с Никитой и последовали за подругой.

– Давай не сразу пойдем домой. Прогуляемся, сделаем кружок. Глядишь, за это время и Софа успокоится. – Вяземская с наслаждением вдохнула морозный воздух.

– Давай, ночь изумительная, – согласилась Лопахина. – Софа переживает. Она, хоть и говорит, что развод был неизбежен, все равно волнуется за Аню. Поэтому так и ведет себя. Не обращай ты на нее внимания.

– Не буду. Сама не пойму, что это я так взъелась на нее.

– Почему, все понятно. Леля, мы ушли из дома. Но не для легкой и красивой жизни в объятиях молодых любовников, не ради путешествий. И сейчас, когда каждая из нас что-то себе доказывает, любые обвинения воспринимаются очень болезненно. Поэтому ты так и рассердилась на Софу.

– Наверное. Я сама себе кажусь героем – это точно.

– Мы и есть герои. Героини. Кстати, ты обратила внимание?

– Аня и Никита?

– Скорее, Никита и Аня.

– Обратила. Ты думаешь, получится у них?

– Похоже, да. В конце концов, а мы на что? Поспособствуем.

– А как к этому отнесется Софа?

– Сначала плохо. Потом будет благодарить.

– Смотри, какой уютный у нас домик. И зима такая хорошая. И мы счастливые.

– Это почему?

– Все живы-здоровы. У нас есть дело, которое нам нравится…

– Ой, Леля! Главное, у нас есть будущее! Понимаешь, есть. И мы сами можем на него влиять! Леля, вот это главное…

– Да, да, – Вяземская стянула с головы шапку и стала стряхивать с нее снег, – а на следующей неделе я поеду в гости.

– Правильно, Юрий Петрович обещал гусей копченых, – рассмеялась Лопахина.

Подруги взошли на крыльцо, открыли дверь и тут же услышали резкий голос Софьи Леопольдовны:

– Вас долго ждать?! Чай уже остыл! А мне завтра, между прочим, рано вставать!

Эпилог

Каждая из них, находясь наедине с собой, непременно задавала себе вопрос: «Что заставило меня, женщину зрелых лет, с опытом, с семьей и обязанностями, так поступить? Что подтолкнуло меня к этому шагу? Не проще ли было попытаться договориться, уступить, смириться или бороться с тем, что уже имелось? С тем, что «нажито», приобретено, выстрадано? Не проще ли было цепляться за ту жизнь, которая оказалась уже налажена? И наедине с собой каждая них отвечала: «Нет». Каждая из них знала, что имеет право на то, что когда-то не успела сделать. Право на самостоятельные и независимые решения, которые порой невозможны, когда подстраиваешься под большую семью и ее обстоятельства. Каждая из них знала, что имеет право на надежду, уверенность в собственных силах и опыте. Не возникало ли у них чувство вины за то, что они бросили своих близких? Возникало, но гораздо неприятнее было иное. И Вяземская, и Лопахина, и даже независимая и резкая Кнор помнили то подспудное желание оправдать свои поступки, свои желания, движения души. Оправдать перед близкими, которые уже смотрели на них и чуть снисходительно, и чуть раздраженно.

Возраст – вот единственная и существенная причина, по которой эти женщины решились на такой шаг. Возраст, который не считается возрастом старческим, но в котором собственная востребованность уже так слаба и столько в ней снисхождения, а порой жалости.