Александр Гордиенко - Ордер на Любовь

– Что ты имеешь в виду? – Янка улыбалась, и было видно, что она настроена значительно более благодушно, чем ее оппонент.

– Я имею в виду то, что для вас главное – заявить! Что бы вы там ни сотворили, любую хрень – самое главное заявить! Заявить, что это шедевр! Что это смотрится великолепно и доносит до окружающих основную идею! А далее по контексту – предмет заказа.

– Наум, ну а ты-то сам можешь оценить, что тебе нравится, а где халтура? Без чьих-то заявлений?

– Я-то могу! А вот народ вы дурите!

– Все! Хватит! – вмешался Железнов. – Художника всякий обидеть может. Ты бы, Няма, лучше бы оценил Янкину деликатность. В части использования служебного положения в корыстных целях… что вполне тянет на халтуру.

– Ты это о чем? – Наум изобразил абсолютно непонимающее лицо.

– Я об отдельных режиссерах, убирающих крупные планы с растерявшихся претенденток. В которых они заинтересованы лично. Ладно. Закрыли тему. – Железнов развернулся к Яне, взял ее за локоть. – Янка, какая же ты молодец! На мой взгляд, ты сегодня была самой лучшей! Полуфинал выиграла ты! Но, к сожалению, это не все поняли.

– Спасибо, Саша, за комплимент. Но и Катя Строева, и тем более Ксюша Соболева сегодня выглядели эффектнее.

– Выглядеть – не значит быть. Ну да бог с ними. – Железнов положил руку на плечо Наума. – Няма, я уже полчаса хочу поделиться с тобой одной гениальной мыслью!

– Мы свободны! – Глаза у Наума смеялись.

– Няма, ты гений! Ты научился читать мысли?!

– Нет, просто это моя мысль. И я хотел поделиться ею с тобой. Ну так что, Саня, рванем куда-нибудь на пару недель?

– Куда-нибудь – это в Новую Зеландию.

– Саня… На дорогу уйдет четыре дня!

– Хоть тринадцать… из четырнадцати.

– Ты бываешь удивительно упрям, как…

– Я знаю. Терпи. Или езжай сам. Куда хочешь.

– Ну хорошо! Но могу я знать, что там есть такое, что…

– Там… – Железнов нервно выдохнул. – Там, Няма… Там единственное, ради чего я живу.

На какую-то секунду в глазах Наума возникло непонимание, переросшее в удивление. Все это длилось какие-то мгновенья. До возникновения понимания: «Я никогда не слышал от него чего-либо подобного».

– Конечно же, Саша, мы едем в Новую Зеландию, – неожиданно подсевшим голосом произнес Наум, – если для тебя это так…

– Для меня ничего нет более важного в жизни, Наум.

– А ты не хочешь…

– Нет, Няма, пока – не хочу.

– Тогда – едем!

– Может быть, потом. Да ты и сам поймешь… Ты же Гений.

Домодедово

За 2 месяца и 17 дней до выхода в эфир финальной игры «Она мне нравится».

Начало октября.

Уже минут десять Железнов не мог оторвать взгляда от Маши. Маша сидела в кресле с сыном недалеко от выхода из своего терминала и слегка раскачивалась из стороны в сторону, укачивая ребенка. Лицо у Маши выглядело совершенно безжизненным. Уже три раза она оборачивалась в сторону Железнова, ища его взглядом, но не могла видеть его, стоявшего за одной из четырех колонн под навесом «Места для курения».

Железнов выбросил сигарету в урну, лишь на секунду оторвав взгляд от Маши, невидяще прикурил очередную: «Ну вот и все, Железнов. Ты остался один. И уже без всякой надежды…» В кармане прозвучал сигнал эсэмэс. Железнов отбросил крышку – два непрочитанных сообщения. По первому Железнов лишь скользнул взглядом: «Погнался за иллюзиями?! Останешься один! Навсегда!!!» Мелькнула мысль: «Стопроцентное попадание… Юлька», – впрочем, вялая.

Второе было от Маши: «Я знаю, ты здесь».

Железнов выбрал функцию «Ответ». «Здесь».

«Скажи мне да, и я останусь».

«Я не хочу, чтобы твое да родилось в результате мучительной борьбы между «да» и «нет». Такие решения нужно принимать, ни в чем не сомневаясь».

К Маше подошли высокий симпатичный респектабельный мужчина лет тридцати пяти и девочка лет двенадцати, очень похожая на Машу. Муж и дочь – другого объяснения быть не могло. Было видно, что мужчина находится в приподнятом настроении, он что-то очень живо говорил Маше, кивая в сторону дочери, при этом несколько раз приподнял пакет с покупками и надписью Duty free. Маша и ее муж обменялись парой фраз, после чего он кивнул головой и вместе с дочерью двинулся в сторону эскалатора, ведущего на второй этаж, где, как знал Железнов, располагались бутики и рестораны.

«Саша, уходи, ну пожалуйста. Иначе я окончательно возненавижу его. Прошу тебя».

«Я не могу. Потерпи, пожалуйста. Ты единственное, что есть в моей жизни. Наверное, я больше никогда не увижу тебя… Я не могу насмотреться на тебя…»

«Как тебя пропустили сюда без билета?»

«Погранцы. Поняли меня. Не сразу. Я им сказал правду, что от меня уезжаешь ты. Не поверили. Я им предложил бартер. Ты же знаешь – в этом я профи. Поверили».

«И что ты им предложил?»

«Машину».

«А они?»

«А они сделали так, что я смог увидеть тебя».

«Как же ты теперь без машины?»

«Машину можно купить…»

«Ты сумасшедший».

«Может быть, вылечусь… без тебя».

«Я не хочу, чтобы ты выздоровел. Я хочу, чтобы ты болел…»

«Ты любишь сумасшедших?»

«Только одного. Саша, в моей жизни больше не будет мужчин. Я буду только твоей. Ты понимаешь меня?»

«Тебе будет непросто».

«Я знаю. И я знаю, что по-другому не будет».

В это время возле Машиного терминала появился экипаж авиалайнера, началась финальная стадия вылета – посадка на борт. Маша поднялась с сыном на руках и развернулась в сторону Железнова. Железнов не стал прятаться, сделал шаг в сторону и появился из-за колонны. Так они и стояли, непонятно сколько времени, то ли вечность, то ли мгновение, не имея никаких сил оторвать взгляд друг от друга. Что было в этом безмолвном диалоге двух безнадежно и безумно любящих друг друга людей? И любовь… И отчаяние… И надежда… слабая робкая надежда двух людей – ну не может быть так! Не может быть так, чтобы когда-нибудь они не были вместе! Это неправильно! И это несправедливо!

Появился Машин муж, по застывшим лицам Маши и Железнова он сразу же понял, кто есть кто, потянул Машу за руку – «пойдем». Маша дернула плечом – «отстань», повернула на секунду голову в его сторону и что-то резко произнесла. Он дернулся, как от удара, развернулся и двинулся в сторону терминала.

Маша с сыном на руках стояла до последнего, широко раскрыв глаза, желая до последней секунды насмотреться на своего Железнова, на щеках – две борозды от безмолвных слез. К Маше подошла стюардесса и предложила ей пройти на борт. Маша кивнула стюардессе, развернулась к Железнову, закрыла и открыла глаза, беззвучно прошептала: «Я с тобой…» – и, уже не оборачиваясь, прошла через терминал.

«Вот и все, – Железнов несколько растерянно обернулся. – Вот и все. Надо как-то выбираться отсюда». Он достаточно смутно помнил, через какие коридоры погранцы провели его сюда, за пределы территории России – все не имело значения, лишь бы попасть к терминалу. «Надо сдаваться, – мелькнула мысль. – Кому?»

Квартира Железнова

За 2 месяца и 17 дней до выхода в эфир финальной игры «Она мне нравится»…

Начало октября.

Очнулся Железнов на кухне. Сознание возвращалось через дикую боль в горле от сухого кашля. Железнов с неимоверным трудом поднял голову и обнаружил себя сидящим за кухонным столом в верхней одежде. Совершенно непонятно, сколько бы он еще так просидел, обхватив голову онемевшими руками, если бы не приступ кашля, вызвавшего содрогание и напряжение всего тела и колющую десятком иголок боль в горле.

Обессилевший от приступа, Железнов кое-как сбросил с себя одежду, пошатываясь, добрался до душевой кабинки и врубил горячую на полную. «Бог ты мой, как же хочется завыть. По-волчьи. Дико. Яростно. Безысходно», – Железнов намертво сцепил зубы, чтобы не разрядиться вот так от дикой опустошенности и собственного бессилья, от невозможности вмешаться во что-либо и все изменить.

Железнов физически ощущал, с какой скоростью растет его одиночество: вначале – со скоростью триста километров в час – на взлетной полосе, потом – девятьсот – с набором высоты… Оно продолжало расти с каждым перестуком колес холодной электрички, уносившей его из аэропорта в город. Теперь – с каждой секундой – когда рядом не было его Маши…

Железнов рухнул на диван. Холод. Пустота. Паралич мыслей. Одна нестерпимая боль, пронизывающая каждую клетку его сознания: «Маша… Машенька моя… Любимая… Единственная… Маша…» В аэропорту Железнов держался. Держался из последних сил. И в те мгновенья Маша была еще рядом. Теперь же все накопленное в аэропорту отчаяние от расставания рвалось наружу. Железнова начала колотить нервная дрожь, беспощадно резонируя и усиливаясь с каждым мгновеньем: «Маша… Маша… Любимая моя… Единственная…»

Конвульсии раз за разом волнами прокатывались через тело Железнова, увеличивая частоту и амплитуду воздействия с каждым разом. Железнова уже практически непрерывно трясло, когда из глубин подсознания выскочила мысль, которой едва-едва удалось зацепиться за самый краешек меркнущего сознания: «Я схожу с ума… Отключить голову… Сбить нервный резонанс…» Тело стало практически неуправляемым… Неимоверным усилием Железнову удалось свалиться с дивана… Боль от удара стала болью спасения – включила иные механизмы в организме и внесла сумятицу в нарастающий резонанс. Воспользовавшись этим, Железнову удалось кое-как подняться на ноги и добраться до бара, где стояла початая бутылка Hennessy. Мелькнула мысль: «Сколько смогу». Удалось много. До дна. Удалось даже сделать несколько шагов в сторону дивана…

Железнов брел один по бесконечно прямой улице вымершего города… Без переулков. Мостовая выложена брусчаткой. Справа и слева – пяти– и шестиэтажные дома постройки восемнадцатого века, каждый индивидуален, но… но все – с черными провалами окон. Кое-где еще остались покореженные, вкривь и вкось висящие ставни… Пустота… Ни души…