Всю прошедшую неделю, лежа один в постели, он размышлял о поступках Мадлен. Вероятно, она уверена, что не совершает ничего противозаконного, занимаясь тем же, чем и Себастьян во Франции: слушает чужие разговоры, вставляет слово-другое, вызывая собеседников на откровенность, собирает, обдумывает сведения, которые могут оказаться полезными. И вправду, чем она хуже его самого? Ее невозможно обвинить в недостатке патриотизма. Значит, вся беда в том, что они, будучи врагами, стали жертвами любви? Тогда задача Себастьяна, как более опытного шпиона, – перехитрить и обезвредить ее.

Сестры Фокан упорно молчали, когда через день после свадьбы он попытался расспросить их о де Вальми. Они не объяснили, почему Мадлен оказалась у него в поместье, не признались и в том, где находится Ундина. Себастьян всерьез опасался, что все они состоят в заговоре и теперь их прелестным шейкам грозит петля. Зато сестры рассказали ему, как рыдала Мадлен, после того как он бросил ее в Локсли-Хаус. По словам Анриетты и Жюстины, Мадлен ни в чем не призналась, рассказала только, что между ней и Себастьяном произошла ссора и теперь она опасается, что они расстались навсегда.

Узнав о свадьбе, сестры Фокан обезумели от счастья. Жюстина заливалась слезами, вознося благодарности доброму Господу, Анриетта улыбалась и удовлетворенно кивала головой. Женщины рода Фокан редко выходили замуж.

Себастьян строго-настрого запретил сестрам сообщать об этом разговоре Мадлен, пригрозив в случае непослушания лишить их содержания. Вероятно, сестры все же нарушили обещание. Должно быть, Мадлен обо всем знала и теперь старалась помешать его планам заманить в ловушку де Вальми. Если француза первыми обнаружат солдаты, Мадлен и ее родным грозит смерть.

Себастьян вздохнул с облегчением, когда Мадлен вдруг взяла бумаги и сунула их под свой плащ. Наконец-то, мысленно возликовал он, и его сердце заколотилось в азарте погони. Маскарад окончен, начинается охота.

Он поспешил в свою комнату и встретил на пороге вернувшуюся из библиотеки Мадлен.

Прижав жену к себе, он приник к ней в страстном и продолжительном поцелуе. Подняв голову, он заметил на лице Мадлен странное выражение: скорбь, боль, глубокое сожаление. И страсть. «Поздно, дорогая! Слишком поздно!»

Обняв ее еще раз, он предложил ей руку.

С робким трепетом Мадлен смотрела на него как на помешанного.

– Что случилось? – наконец прошептала она.

– Ничего непоправимого! – Он улыбнулся прежней сияющей улыбкой. – Идем, дорогая. Вспомни, мы дали клятву друг другу. Наступает Новый год, а мы влюблены.


Новогоднее сборище оказалось шумным и многолюдным. Мадлен и Себастьяну пришлось просидеть полчаса в холодной карете, ожидая своей очереди, чтобы подъехать к крыльцу особняка. Себастьян боролся с желанием обнять жену и согреть, но довольствовался лишь тем, что наблюдал, как она кутается в меховой палантин – свадебный подарок. Мадлен удивилась, увидев, что им подали тяжелый дорожный экипаж, – в городе было принято пользоваться более легкими, богато отделанными каретами. Себастьян объяснил, что в дорожном экипаже будет теплее, его меньше продувает ветер. К счастью, Мадлен не заметила привязанного к карете сзади сундука.

Когда лакей наконец открыл дверцу кареты и они миновали толпу зевак, собравшихся поглазеть на роскошные платья дам и видных политических и прочих деятелей, Себастьян увидел, что Мадлен бледна как полотно.

– Тебе дурно, дорогая?

Мадлен покачала головой, подыскивая достойный ответ.

– Я не питаю особой привязанности к вашим друзьям, а они недолюбливают меня. Я выскочка без имени и приданого, и они недоумевают, почему вы женились на мне.

– Пусть недоумевают сколько угодно, – с довольной улыбкой отозвался Себастьян. – Я женился на той женщине, которую выбрал. А если через восемь месяцев у нас не появится ребенок, они окончательно растеряются. А теперь идемте, миледи, – сказал Себастьян, увлекая жену в толпу, вливающуюся в ярко освещенные двери. – Заставим их теряться в догадках и ломать голову!

Оказавшись во дворце, супруги на миг застыли в удивлении. Места для стульев не осталось, зал и лестница были запружены гостями. Сияние множества свечей слепило глаза, на шеях, в ушах и на запястьях дам сверкали драгоценности. Мороз сменился влажной духотой и облаком ароматов над морем человеческих тел.

Этим оплотом вигов властно правила леди Холланд, жена третьего барона Холланда. Известные сторонники Наполеона, Холланды славились своим пристрастием к политике. Ни в Англии, ни во Франции не нашлось бы салона, способного составить конкуренцию Холланд-Хаус. Себастьян считал, что если той ночью где-то и плелись интриги, то именно здесь, в стенах твердыни якобинцев.

Представившись хозяевам дома, Себастьян повернулся к Мадлен и сообщил:

– Боюсь, мне придется оставить тебя на несколько минут. – Он похлопал по пакету, который Мадлен принесла ему из библиотеки. – Если я не вернусь через четверть часа, ступай к двери и вели лакею подать наш экипаж. Встретимся дома.

– Подождите! – в тревоге воскликнула Мадлен, но толпа элегантно разодетых, взбудораженных гостей оттеснила ее от Себастьяна.

На миг Мадлен застыла на месте, несчастная и растерянная. Она чувствовала себя брошенной, отверженной, никому не нужной, хотя Себастьян только что представил ее хозяевам как маркизу, свою супругу. Она поплотнее запахнулась в плащ. Несмотря на духоту, она холодела от беспокойства. Как же быть с украденными бумагами? Сколько времени пройдет, прежде чем Себастьян выяснит, что они исчезли? И самое важное – как передать бумаги де Вальми?

– Маркиза, неужели это вы?

Услышав знакомый голос, Мадлен обернулась. К ней направлялась миловидная молодая особа с золотистыми волосами.

– Оделия!

Подруги с жаром обнялись, привлекая любопытные и подозрительные взгляды окружающих. Молодая маркиза знакома с содержанкой! Зрелище предвещало пикантные сплетни, которыми всегда изобиловали шумные сборища.

– Что вы здесь делаете? – спросила Мадлен, когда с приветствиями было покончено.

– Приехала взглянуть на Ричарда. – Лицо Оделии омрачилось. – Я узнала, что он будет здесь вместе с женой. Вы их не видели?

– Нет. Мне так жаль, – мягко добавила Мадлен. – Я искала вас, но выяснила, что вы теперь живете в деревне.

Лицо Оделии озарила улыбка.

– Так и было. Я недурно развлеклась и кое с кем познакомилась. – Но ее глаза остались грустными. Прежде ее взгляд не был столь пронизывающим, начисто лишенным наивности. – Да, о большем нельзя и мечтать. – Она протянула руку, показывая новый золотой браслет. – А как живете вы, молодая маркиза Брекон? Я не поверила своим глазам, увидев объявление в газете. Как вам это удалось?

– Сама не знаю, – честно ответила Мадлен. – Но не думаю, что это надолго.

– Конечно, надолго! – Оделия рассмеялась новым, несвойственным ей гортанным смешком, встревожившим Мадлен. – Думаете, маркизу было легко принять такое решение? Кроме того, чтобы расторгнуть брак, ему придется обращаться в парламент. Нет, считайте, ваш брак продлится вечно. Ну, рассказывайте! Маркиз и вправду невероятно богат? Должно быть, он завалил вас драгоценностями и нарядами? Какой у него дом?

Раздраженная и отчасти встревоженная алчным любопытством Оделии, Мадлен перебила ее:

– Вы приехали в собственном экипаже?

– Да, а в чем дело?

– Не могли бы вы одолжить его мне?

Оделия изумленно вытаращила глаза.

– Только не говорите, что вы спешите на тайное свидание! Вы замужем всего неделю!

– Нет, что вы! В этой толпе мне стало дурно, а беспокоить маркиза мне бы не хотелось. Как только я приеду домой, я отправлю ваш экипаж обратно.

– Разумеется, берите его и примите мои поздравления. – Оделия взяла Мадлен под руку. – Спасибо за то, что вы не забыли о нашей дружбе. – Ее воодушевленное лицо отразило неподдельную благодарность. – Вы настоящая подруга, не то что остальные.

Об «остальных» Мадлен размышляла, усаживаясь в экипаж Оделии и поеживаясь от ночного морозца. Она подозревала, что Оделия имела в виду одного Ричарда Болтри.

Теперь молодой дворянин женат и недоступен для Оделии. Вероятно, семья жены и родные вынудили его соблюдать приличия, пока его супруга не забеременеет. Себастьян часто сообщал ей подробности и нюансы светских обычаев, но Мадлен догадывалась, что вопреки им Ричард жаждет свободы. Вновь получив ее, он, несомненно, найдет себе юную и свежую подругу, какой была Оделия во время их встречи. А Оделия, как и следовало ожидать, нашла себе нового покровителя. И так она будет переходить от любовника к любовнику, пока не найдет покорного мужчину, согласного стать ее мужем, или не утратит молодость и красоту.

Как бы часто Мадлен ни спорила с тетей Анриеттой, теперь она понимала, почему тетя сожалеет о том, что английские обычаи и законы не предусматривают обязательной выплаты содержания отпрыскам любовниц. По словам Себастьяна, принятые во Франции формальности в любовных делах англичане считали недопустимой меркантильностью. Мадлен с горечью понимала: если Оделия откажется от redingotes d’Angleterre, ее дети будут нищими.

Следовательно, любовь ничего не значит без брака, гордиться можно лишь светским супругом. Неудивительно, что гости в Холланд-Хаус во все глаза таращились на молодую маркизу Брекон.

Мадлен печально смотрела в заиндевевшее окно экипажа. Улицы были темными и пустынными, их тишина казалась зловещей. Охваченная беспокойством, Мадлен постучала в переднее окно, приказывая кучеру хлестнуть лошадей. Как только бумаги будут доставлены по адресу и отданы де Вальми, она вернется домой, к мужу.

К мужу… Впервые мысль о нем вызвала у Мадлен улыбку. Несмотря на грустные размышления о судьбе Оделии, что-то в ее словах вселило в Мадлен надежду.

Себастьян не сможет развестись с ней без разрешения парламента. Он не из тех мужчин, которые с легкостью забывают о своих обязанностях. Он верит в науку и ее методы. В жены выбрал ее, несмотря на отсутствие титула, приданого и даже честного имени, – следовательно, всем этим достоинствам он не придает значения. Но какие требования он предъявляет к жене?