Отем Грей - Опустошение (ЛП)

— Да, вот так…

— Иисусе, — простонал он и грубо поцеловал меня. Затем отстранился, поправил джинсы на промежности и провел пальцем по внутренней стороне моего бедра.

— Сначала позволь мне нарисовать тебя, а затем я покажу, как прикасаться ко мне. Грубо, нежно, по-всякому, — это его «по-всякому» прозвучало так, будто это будет один из семи смертных грехов. И, черт возьми, я была в настроении согрешить.

— Это все ты виноват, — я надула губы.

Он удивленно приподнял темную бровь.

— Я виноват?

— Ну да. Ты неотразим и я хочу тебя. Не могу перестать думать о твоих поцелуях и о том, как это будет, когда мы, наконец… трахнемся.

— Мне нравится, когда ты произносишь это слово. Трахнемся.

Он снова взял шелковый шарф, завязал один конец на моей щиколотке, протянул ткань между ног, и она прикрыла холмик между бедрами. Один раз обернул шарф вокруг моей талии, прикрыл им грудь, а вторым концом обвязал запястья. Вытянувшись я лежала на кушетке, и блестящая ткань, прикрывавшая мое тело, отбрасывала дразнящие блики на кожу.

Он встал, чтобы посмотреть на дело своих рук, удовлетворенно хмыкнул, поцеловал меня в лоб и отошел.

Я ходила по подиуму почти обнаженная, позировала перед камерами, обернутая только в шаль, под которой ничего не было. Делала так много вещей, которые заставляли меня чувствовать себя полностью обнаженной.

Но никогда не ощущала себя так, как сейчас. Я чувствовала себя полностью открытой. Я лежала со всеми удобствами и наблюдала за Ремингтоном, который изучал меня взглядом, настолько не поддающимся описанию, что мне хотелось спрятаться. Черт, я не уверена в себе. Я знаю, что красивая. Я постаралась стать такой, какой была до брака с Джеймсом. Тем не менее, каким-то образом Ремингтону удалось сделать так, чтобы я почувствовала себя более чувственной, особенно когда его глаза смотрят туда, откуда выглядывает краешек моей татуировки.

— Прекрати ерзать, Селена.

Этот голос. Боже. Его тихое предупреждение хлестнуло меня как жидкий огонь, и я замерла. Мой взгляд прошелся от его босых ступней по мускулистым бедрам, затянутым в джинсы, к его лицу. Он сосредоточенно хмурил брови, весь его вид был очень деловым и строгим.

Несколько секунд спустя он быстро отошел в сторону, и вскоре из скрытых на потолке динамиков полилась печальная классическая музыка. Я повернула голову набок, пытаясь найти Ремингтона. С легкостью подняв мольберт, он шел ко мне.

— Классическая музыка?

Он кивнул.

— Сергей Прокофьев. Нравится? — он махнул рукой в сторону потолка, имея в виду мелодию.

Когда музыка наполнила комнату, между нами повисло напряженное молчание. От сочетания жаркого взгляда Ремингтона и гармоничной мелодии все внутри завязалось в узел. Это самое эротичное, что я когда-либо делала, и я счастлива, что именно этот талантливый мужчина, который, кажется, идеален во всем, доводит меня до такого состояния.

 Ремингтон

Я пытался взять себя в руки, старался контролировать себя, но был очень близок к срыву.

Одно неверное движение и все.

Я все еще чувствовал ее вкус на языке. Ее запах запечатлелся в моей голове, а тело настолько напряжено, что физически больно даже думать о потрясающе красивой обнаженной женщине, лежащей напротив меня на кушетке. До этого момента мне успешно удавалось бороться со страстью, с желанием сорвать с нее всю одежду, погрузиться в нее и трахать, пока она не будет выкрикивать мое имя. Пока ничто не перестанет владеть ее мыслями. Только я и ощущения, которые я дарю.

Я сильнее сжал кисть, когда меня начали терзать образы ее сладкого тела, изгибающегося подо мной, когда я вхожу в нее, наших синхронно двигающихся тел. Мое дыхание стало прерывистым. Член врезался в ткань джинсов, от охватившего меня желания потемнело в глазах. Кисть сломалась в руке, вырывая меня из фантазий. Я посмотрел на бесполезные куски дерева в моей руке и сжал челюсти.

Дьявол!

Я должен подчинить себе свое тело, пока не закончу рисовать. Если я подойду к ней в таком состоянии, то могу напугать ее. То, что я чувствовал, было очень пугающим, даже для меня. Не помню, чтобы я когда-то испытывал подобное. Я хочу ее во всех ипостасях. Хочу защищать от всех, чтобы никто больше не посмел обидеть ее. Хочу трахать ее, держать в своих руках, приковать к моей постели наручниками, чтобы она никогда не ушла.

Еще несколько минут, и я овладею ею. Я ни за что не позволю ей уйти от меня. Уйти из этого дома, пока не удовлетворю свой голод много-много раз. Пока ее тело не начнет изгибаться в моих руках. Пока я не заставлю ее кончить несколько раз подряд.

Эта мысль овладела мной и успокоила.

Когда я посмотрел туда, где лежала она — предмет моего вожделения — я заметил, что ее взгляд снова стал рассеянным. Она опять потерялась в своих мыслях. Похоже, мне предстоит потрудиться.

Я снова сосредоточил свое внимание на мольберте, поправил член в джинсах, затем взял новую кисть и улыбнулся.

Я принимаю вызов. Я сделаю все, чтобы стать единственным в ее мыслях, и черт меня подери, если я не добьюсь того, чтобы она думала обо мне всякий раз, когда будет прикасаться к себе.

Сегодняшней ночью она моя, как и каждый гребаный день в течение следующих трех месяцев.

Селена

Когда Ремингтон закончил рисовать, он развязал шарф, прикрыл мое обнаженное тело тонким пледом, а сам направился в ванную за углом, чтобы смыть краску. Вернулся только через десять минут, вытирая волосы полотенцем. Он направился ко мне — босой, без рубашки, одетый только в другую пару джинсов, плотно облегающих его бедра.

Бросил полотенце на столик и подошел к кушетке. Приподняв плед, расположился рядом со мной и накрыл мои губы в захватывающем душу поцелуе.

Он прервал поцелуй, чтобы посмотреть мне в глаза, скользнул ладонью по моему животу, почти невесомо поглаживая пальцами вокруг пупка.

— Тебе было интересно?

Я подвинулась ближе к нему, желая ощутить его кожу как можно ближе.

— Это было потрясающе. Ты когда-нибудь рисовал еще кого-то, кроме меня? Обнаженной, я имею в виду.

Его взгляд помрачнел, он отвел глаза и процедил сквозь зубы:

— Мать Адриана.

Зависть стрелой пронзила мою грудь при мысли, что он делал это с кем-то еще. Я покачала головой, но все равно испытывала не самые приятные ощущения.

Боже, Селена, естественно, у него была жизнь до того, как он встретил тебя.

Он снова посмотрел на меня своим пронзительным взглядом, приподнимая мой подбородок вверх.

— Но никогда так, как сейчас. Ты единственная, с кем это происходило именно так.

— Я смогу увидеть картину, когда она будет готова?

Он улыбнулся мне.

— Конечно.

Мы замолчали, я тем временем пыталась собраться с мыслями и спросить его о том, что случилось сегодня днем. Мне было любопытно узнать и о других вещах, касающихся мужчины, который сейчас обернулся вокруг меня, как теплый непробиваемый щит.

— Ты хорошо ладишь с Адрианом, и ты явно ему нравишься. Спасибо тебе за это.

Я улыбнулась, прижимаясь ближе к нему.

— Он чудесный малыш, его легко полюбить. Кроме того, у него хороший вкус.

Он глубоко вздохнул, и от его теплого дыхания зашевелились волоски у меня на затылке.

— Почему нет никого, кто влюблен в тебя? — размышлял он, возможно, не осознавая, что задал вопрос вслух.

Я пожала плечами.

— Иногда одной любви недостаточно. Часто люди только спустя годы совместной жизни понимают, что не получили от своего партнера то, что им было необходимо. Я не знаю.

Я прикусила нижнюю губу. Почему мне так легко откровенно беседовать с Ремингтоном? Это из-за того, как он обнимает меня? Или из-за того, что дарит все свое внимание мне, не отвлекаясь на другие вещи? Или, может, дело в его голосе? Я не знаю. Знаю только, что могу с легкостью рассказывать ему обо всем.

— Мы с Джеймсом познакомились в начальной школе, так что мы выросли вместе в буквальном смысле этого слова. Я была полненькая, и другие дети постоянно смеялись надо мной из-за этого. Однажды появился Джеймс, как рыцарь на белом коне, и спас меня от издевательств. С тех пор, он стал частью «Команды Селены», — я рассмеялась, вспоминая, как гневно сверкали глаза Джеймса, когда он бросал вызов другим ребятам. — Благодаря ему и моей лучшей подруге Джене, учеба в школе, да и жизнь в целом, были вполне сносными. Мы поженились через два года после того, как я стала моделью. Мне тогда было двадцать один. Странно вдруг проснуться и понять, что человек, которого ты знал и любил всю свою жизнь, неожиданно стал совершенно чужим.

Ремингтон крепче прижал меня к себе и поцеловал мои волосы.

— Джеймс неплохой человек. Просто он хотел чего-то иного, того, что я не могла ему дать.

— Чего-то иного? — в его голосе слышалось непонимание.

— Мы знали друг друга много лет. Наверное, мне просто нечего было ему предложить. Не знаю. Любовь умерла, я полагаю, — я не собиралась рассказывать ему, что Джеймс нашел свою любовь в объятьях другой женщины. Мне даже думать об этом было слишком стыдно.

Он перевернул меня на спину, обхватив ладонями мое лицо.

— Любовь — это теория. Я верю, что… любовь не может умереть. У тебя есть что предложить. Я чувствую себя счастливчиком, когда открываю каждую новую крошечную частичку тебя.