Клив устроился рядом и что-то выспрашивал о Панамском перешейке, о технической стороне устройства будущего канала, о его выгодах и прочем. Сэм пропустил вопросы мимо ушей и ограничился невнятным мычанием. Он сидел, развалившись и вытянув ноги на всю длину, что, уж конечно, не пристало джентльмену, и перебирал в кармане шелковый чулок – черный, как и тот, что Лидди когда-то сняла для него на пустошах, отчего кровь тогда ударила ему в голову. Он комкал его, наслаждаясь тончайшей текстурой и стараясь понять, не осталось ли в нем сколько-нибудь тепла женской кожи. Клив говорил и говорил. Пришлось вслушаться и изобразить несуществующий интерес. И все это время в пустой душе отдавалось: «Зачем ты ей? Зачем ты ей?»

Когда Лидия занесла руку, чтобы постучать в дверь отцовского кабинета, она с беспощадной ясностью представила: если откуда-то и можно было видеть стрельбище, то именно из этой комнаты. Великолепно! Лучше и быть не может!

Она постучала, получила ответ и вошла. Увы, ее подозрения тотчас оправдались: Джереми Бедфорд-Браун, виконт Венд, стоял позади стола лицом к окну, откуда открывался обширный вид на розарий, сады, стрельбище и рощу. Оставалось надеяться, что деревья скрыли то, что там происходило.

– Ты меня звал, папа?

– Не то чтобы звал… – Виконт повернулся, сцепив руки за спиной. – Я отправил за тобой Клива, когда заметил, что твое общение с мистером Коди… мм… стало уж слишком оживленным. В чем дело?

– Так, ни в чем, – сказала Лидия, изнемогая от желания выложить все как на духу.

Что-нибудь вроде: «Папа! Я провела те дни на пустошах не с Роуз, а с мужчиной, который меня волнует… нет, возбуждает! Давай сядем и обсудим все это. Мне нужен совет любящего отца!»

Эта великолепная тирада так и не была произнесена. Лидия стояла и ждала, что скажет отец. Тот прошел к столу и остановился, глядя на ворох желтых телеграмм. Они были небрежно разбросаны там вперемешку с щипчиками для сигар, очками, обрывками черновиков, листками прошлогоднего календаря с какими-то заметками на полях. В этом был весь виконт. Он никогда не признавал даже подобия порядка. Если бы не жена, все пошло бы кувырком не только у него на столе, но и в доме, и во всем поместье. Стоило ей отлучиться, как воцарялся кавардак и царствовал до ее возвращения, которое обычно начиналось с Наведения порядка.

– Что это? – осторожно спросила Лидия и указала на телеграммы.

– Так, разное, – отмахнулся отец. – Это из Лондона. Скажи, Лидия, что ты знаешь о Сэмюеле Коди?

Память с готовностью всколыхнулась. Сэм Коди – хороший чтец, но предпочитает дешевые романы из серии «Буффало Билл».

– Немного, – сказала Лидия, потом решилась добавить каплю меда: – Он не из бедных.

– Не из бедных?! – Ее отец сделал большие глаза. – Да он мог бы в одиночку выплатить национальный долг, и еще осталось бы на экипировку целой армии! Тебе знакомо имя

Гвендолин Петере? Наша гостья?

Накануне Лидия получила возможность познакомиться с этой леди, одной из самых богатых наследниц в Америке. Хорошенькая, в подчеркнуто девическом стиле – сплошные оборки. Герцог и герцогиня Гермари, друзья семейства, собирались вывезти ее на очередной лондонский сезон. Поговаривали, что американка мечтает «подцепить» английского лорда.

– Тебе известно, что наш мистер Коди должен был на ней жениться, но не явился к венчанию?

Лидия настолько не ожидала ничего подобного, что даже не подумала: ах, вот оно что!

– Я… словом, я знала, что он… что мистер Коди должен был венчаться, но опоздал…

– Так вот, моя дорогая, он должен был жениться на дочери сенатора Петерса! Представляю, как себя чувствовал бедняга сенатор, когда этот человек явился вчера в мой дом! Если бы я знал… впрочем, что я мог предпринять? Я не привык иметь дело с людьми такого рода, людьми без стыда и совести. Вообрази, сразу после ужина этот мистер Коди намеренно изводил своего несостоявшегося тестя! Беспрецедентная наглость! – Виконт умолк, сдерживая возмущение. – Мне показалось, Лидия, что сегодня он пошел за тобой не случайно. Сдается мне, вы были знакомы и раньше.

По меньшей мере с десяток правдоподобных объяснений разом пришло Лидии в голову. Однако она поступила неожиданным для себя образом – сказала правду:

– Это он и есть – человек с пустошей. Сэм.

Имя сорвалось случайно. Отец замер, потом брови его сошлись на переносице и образовали одну сплошную неодобрительную линию.

– Ты хочешь сказать, что вы с Роуз провели некоторое время в обществе этого… этого бессовестного донжуана, этого… этого несносного наглеца?!

– Ошибка, даже две. Во-первых, не некоторое, а все это время. Во-вторых, Роуз с нами не было.

Сэм был прав в том, что ее жизнь могла стать сплошным лицемерием, если продолжать в том же духе.

Никогда еще Лидии так страстно не хотелось разорвать порочный круг, стать наконец честной с теми, кого она любила.

– Я была в Девоншире не на турнире, а на венчании Роуз и Томаса. Оттуда я отправилась к Мередит, но пьяный кучер вывалился по дороге и дилижанс угодил в болото. Кроме нас с мистером Коди, в нем никого не было. Он спас мне жизнь.

Ноги ее тряслись чем дальше, тем сильнее. Высказав все, что собиралась, Лидия умолкла с мыслью: «Ну вот, Буффало Билл гордился бы мной!»

Виконт стоял, не помня себя от изумления. Прошло несколько томительно долгих минут. Он пошевелил губами, но не издал ни звука. Потом зачем-то перемешал телеграммы на столе и выдавил из себя:

– Этот человек написал книгу…

– Правда?

В самом деле, Сэм что-то об этом говорил. Он написал книгу, та была издана, но его отец бросил подаренный экземпляр в отверстие нужника.

– Когда учился в Гарварде, – добавил виконт.

– В Гарварде?

– Это американский колледж, и не из худших. Там учатся в основном дети богатых и влиятельных людей. Неужели он сумел вписаться в эту среду?

Этот вопрос пришел в голову и Лидии.

– А как он там оказался?

– Не знаю. Родня его матери живет в Бостоне и, кажется, что-то из себя представляет. Этот мистер Коди или самый смиренный человек в мире – так сказать, великий скромник! – или… – по тону было заметно, что виконт больше склоняется к иной возможности, – или величайший притворщик, какого мне случалось знать!

– Один раз он убил зайца ударом камня в полной темноте, – сказала Лидия.

– Тогда он – сам дьявол! – Отец явно не желал смягчиться. – Ты должна отдавать себе отчет, с кем

имеешь дело. Мисс Петерс – не первая, кто тщетно ждал у алтаря мистера Коди! Он проделал это трижды – трижды! Вот уж подлинно, яблочко от яблони недалеко падает. – Он порылся в телеграммах и бросил одну из них через стол Лидии. – Его отец бандитствовал в Техасе.

– Да, а потом, как шериф, ловил там бандитов.

– И все же с такими людьми связываться не стоит.

«А с кем тогда стоит?» – подумала Лидия. Разве мужчины вроде Боддингтона никогда не обманывают и не бросают своих жен? Любой брак – это известный риск. Можно понять отца в его желании пристроить ее за хорошего человека, но это не гарантирует удачного брака.

Раньше такие рассуждения просто не пришли бы Лидии в голову. Она изменилась, и ничто уже не разумелось само собой просто потому, что так принято. В этом было пьянящее чувство свободы, но таилась опасность. Одно дело грезить наяву, и совсем другое – воплощать грезы в жизнь. В жизни честность и сила духа вознаграждаются далеко не всегда.

– Мистер Коди, – сказал виконт едко, – явился опровергнуть соглашение, подписанное еще моим отцом.

– Откуда все это? – спросила Лидия, указав на телеграммы, которые он нервно перебирал.

– Твоя мать.

– Мама? Она-то здесь при чем?

– У твоей матери на эти вещи нюх. Мистер Коди показался ей подозрительным с первого же взгляда. Явился ниоткуда и вдруг, с ходу, все закрутилось только вокруг него. Кстати, твоей матери кажется, что он здесь не только по делу, но и ради тебя.

Лидия могла лишь молча покачать головой. Пока она занималась своими переживаниями, родители» вовсю вели разведывательную кампанию.

– Мама… – повторила она.

– Она уже в пути.

– Сюда? Но ведь она только что уехала!

– В полдень она уже переговорила с нужными людьми. Для начала посетила Уайтхолл, потом родных мистера Коди в «Ритце». Все, что узнавала, она сейчас же, телеграфом, передавала мне. – Видя, что Лидия не находит слов, виконт вздохнул. – А что тут странного? Мы с твоей матерью всегда были в первую очередь деловыми партнерами, все двадцать восемь совместно прожитых лет. Мало кто может этим похвастаться.

– А как же любовь? – вырвалось у Лидии.

Отец отвел взгляд, потом с большой неохотой ответил:

– Твоя мать никогда меня не любила.

До конца дня, стоило Сэму войти в комнату, где находилась Лидия, со всех сторон начинались поддразнивания. То, что они в таких забавных неладах друг с другом, делало их предметом для шуток. Разумеется, никто не знал истинной природы их размолвки, но и воображаемая причина вызывала у Лидии досаду, которую она вымещала на Сэме, снова и снова сводя разговор к своим похождениям на пустошах и к «законченному болвану и пьянчужке», который поначалу в них участвовал. Рассказ охотно подхватывали и изощрялись в шуточках, не подозревая, что объект находится под боком. «Вот и поделом ему», – думала Лидия с торжеством.

Не меньшую досаду вызывало в ней имя Гвендолин Петере. Стоило бросить взгляд на Сэма, как оно услужливо всплывало в памяти. Одна из самых богатых наследниц в Америке. Это не слишком совпадало с образом, возникшим из его рассказов на пустошах. Нет, в самом деле – поделом ему!

И Лидия превзошла сама себя, бросаясь на обидчика, словно потревоженная оса. Она припомнила красный тельник и тут же, на ходу, добавила к своей истории пикантную деталь, ! как «пьянчужка», укладываясь на ночь, достал тельник из вещмешка и всерьез прикидывал, не переодеться ли в него, и как они с Роуз уговаривали его не делать этого хотя бы у них на виду. Единственной правдивой, но нелицеприятной деталью повествования было то, как он «хлестал джин», доставшийся им в наследство от кучера. Ответом было всеобщее ликование. В конце концов Сэм не выдержал и начал огрызаться, не прямо, а подвергая ее историю сомнению. Они фыркали друг на друга, как рассерженные коты, и Боддингтон заметил не без удовольствия: