Оливия Голдсмит - Опоздавшая

— Но не хотите же вы сказать, что это общежитие компании Norm Со? — спросила она.

Неужели Билл настолько одурачил ее?

— У Norm Со вообще нет общежитий, — объяснил мистер Дагсвар. — Они заключать договор на работы по контракту с мистером Тангом. Мистер Танг — большой человек в городе. Он владеет фабриками. Он владелец бараков. Он привозит сюда тысячи рабочих. Они все думают, что их везут в Америку, что они станут богачами, что пошлют домой деньги, чтобы поддержать семью. Вместо этого им ничего не платят, но требуют дорогую плату за этот дом и еду.

— Но почему они не протестуют? Почему не организуют профсоюз?

— Если они начнут жаловаться, то их вышвырнут с работы. Тогда у них ничего не останется вообще. — Он посмотрел вокруг на грязное и обветшалое помещение и продолжил: — Очень мало — это очень много по сравнению с ничего. Показать вам тех, у кого нет ничего?

Карен угрюмо кивнула.

— Покажите.

Дом правильно было бы назвать трущобой. В нем не было даже водопровода. Пол — сплошная грязь. В двух комнатах проживало четырнадцать женщин. Их всех уволили с фабрики либо за то, что они чем-то не угодили начальству, либо из-за того, что не вырабатывали свою норму. Кое-кто из них раньше работал по восемьдесят часов в неделю, пока позволяло зрение, а потом был уволен. Другие же, как с некоторым вызовом в голосе объяснил ей мистер Дагсвар, были уволены за то, но отказались переспать с распорядителями работ. Если бы они уступили, то забеременели бы, а тогда их бы тоже уволили. Как ни крути, а результат один и тот же — они становились проститутками, обслуживая столь же бедных мужчин.

Миссис Дагсвар молча распаковала свертки с одеждой и едой, которую они привезли в багажнике своей тойоты. Женщины молча обступили машину. Им очень хотелось получить что-нибудь из привезенного, но они боялись подойти, то и дело поглядывая на Карен.

— Им стыдливо, — пояснил ей мистер Дагсвар.

— Им стыдно, — поправила его жена.

И вдруг из темноты комнаты раздался женский вопль. Из хижины выскочила женщина и бросилась к машине, как показалось Карен, с какой-то угрозой. Но миссис Леммон спокойно выслушала ее крики. Слова вырывались с придыханием, а сама она стояла, напряженно расставив ноги, как будто собиралась в любой момент снова броситься бежать обратно в темноту трущобы, откуда только что появилась. Позы всех трех миссионеров тоже стали напряженными. Мистер Дагсвар повернулся к Карен и сказал:

— Одну из девушек увезли в родильный дом. Но там какие-то сложности. Нам надо срочно ехать туда: девушку отказываются принять.

— Я еду с вами, — сказала Карен.

Имя девушки звучало вроде Мей Линг. Она сидела, скорчившись на полу, прислонясь спиной к перегородке приемного отделения больницы. Миссис Леммон опустилась на колени рядом с ней. Миссис Дагсвар сделала то же самое, а мистер Дагсвар направился к приемной, перешагивая через тела лежащих на полу людей, которыми был заполнен весь коридор. За конторкой сидела жирная смуглокожая женщина в зеленом больничном халате. Она контролировала вход в больницу с помощью скользящей стеклянной перегородки. Мистер Дагсвар оттолкнул перегородку. Эта женщина, сестра или администратор больницы, была филиппинкой. Она посмотрела на вошедшего со скучающим видом.

— Почему вы не оказываете помощь миссис Линг? — спросил он. — Это одна из работниц фабрики.

— Она горожанка? — спросила женщина.

— Нет, — признался мистер Дагсвар.

— У нее есть страховка? — спросила женщина.

— Нет, но мы за нее заплатим. Вам надо срочно оказать ей помощь.

Женщина медленным движением открыла ящик и достала регистрационную карту.

— Вы ее отец? — спросила она.

Карен показалось, что мистер Дагсвар покраснел, но было ли это вызвано смущением или негодованием, она не знала.

— Нет, — сказал он, — но вам надо поторопиться.

— Роды стоят четыреста долларов. У вас есть такие деньги?

Карен пошарила в карманах и достала пять стодолларовых банкнот.

— Вот, возьмите, — сказала она, по купюре протягивая деньги женщине, и передавая последнюю сотню, добавила: — Это вам. А теперь распорядитесь принести носилки и отнести девушку к доктору. Немедленно.

Двумя часами позже Мей Линг умерла, оставив после себя только кровавый след и рожденного ребенка. Ей было лет тринадцать, может быть, четырнадцать, она была ровесницей Тиффани. Мистер Дагсвар объяснил, что дети часто говорят, что они старше своих лет, чтобы устроиться на работу. У Мей Линг начались кровотечения еще до родовых схваток, и она не дожила до того момента, когда могла бы увидеть своего ребенка — крепенькую, здоровенькую девочку. Карен стояла в испачканном кровью проходе и ревела. Мистер Дагсвар прочитал молитву и окрестил родившегося младенца. Карен вошла в комнату и молча посмотрела на ребенка, которого он держал на руках. Волосики малышки образовывали ореол из темных перышек вокруг головки, и несмотря на свое трудное появление на свет, у нее была кожа прекрасного золотистого оттенка. Карен не могла оторвать глаз от малышки. Ей хотелось ее потрогать, покачать на руках, но она не могла себе этого позволить. Сейчас не тот момент, чтобы терять контроль над своими эмоциями. Тяжелой и усталой походкой миссис Леммон направилась оформлять документы на сироту, а мистер Дагсвар отвез Карен обратно в отель. Всю дорогу они ехали молча, измученные случившимся свыше всякой меры.

Около отеля, перед самым разворотом к подъезду, мистер Дагсвар остановил машину.

— Простите, что заставил вас все это пережить, — сказал он.

— А вы переживаете такое довольно часто?

— Да, такова моя работа. Я ее выбрал сам. Но вы выбрали другую. Вам не надо было этого видеть.

— Возможно, как раз мне это и надо было увидеть, — сказала Карен.

Они посмотрели в лицо друг друга.

— Но, может быть, уже слишком поздно, — сказала она. — Может быть, слишком поздно, и я не смогу приостановить бесчинства компании Norm Со. Я попробую. И постараюсь, чтобы обо всем, что здесь творится, узнали в Соединенных Штатах. Я пришлю вам деньги.

Она протянула мистеру Дагсвару свою визитку.

— Я не забуду своего обещания, — сказала она, — я помогу.

Мистер Дагсвар протянул ей руку.

— Спасибо, — сказала ему Карен.

Карен не стала ждать разговора с Биллом. Что проку? Какая разница, был ли он лгуном или дураком, обманутым своими же подчиненными? Она полагала, что скорее всего он врал ей, но даже если это не так, если он был всего лишь дураком, то это ничего не меняло. А ведь только подумать, что она планировала переспать с ним! Она еще раз припомнила все, о чем говорил ей Арнольд. Почему она не прислушивалась к словам отца с должным вниманием? Может быть, она просто не хотела слышать правды? Что этому мешало: уязвленное самолюбие, амбиции? Какая разница!

Она подумала о контракте, о всех тех подписях на документах, которые она уже поставила, и о том, что подписанные ею бумаги уже отосланы обратно в Нью-Йорк. Она почувствовала, как к горлу подступила тошнота, когда распихивала одежду по чемоданам. Перед ее глазами стоял кровавый след в коридоре родильного дома, как глубокий шрам на собственном теле, который не скоро заживет. Сколько женщин, сколько детей умирают от рабской работы для того, чтобы женщины Америки могли заключать выгодные сделки? Не слишком ли поздно теперь пытаться остановить начатое? Не упустила ли она момент, когда еще можно уйти от Билла Уолпера и его Norm Со? Она подумала с горькой иронией и презрением к себе, что попала в утонченное рабство и, возможно, только что продала себя. Рабство, в котором она сможет купить себе сколько угодно изысканных нарядов, но все они будут запачканы кровью.

Упаковавшись, Карен позвала консьержа и попросила его узнать расписание самолетов, отлетающих в США. Ни о каких полетах на частных самолетах не могло быть и речи. А пока оформляются билеты, она еще раз попытается дозвониться до Джефри. Знает ли он обо всем, что здесь твориться? Хотя бы подозревает? Поможет ли он ей порвать подписанный ею контракт? А что, если нет?

Но ни в их квартире, ни в доме в Вестпорте, ни в машине, ни по личному номеру на работе ей никто не отвечал. Если с ее расчетами все в порядке, что отнюдь не факт, то сейчас в Нью-Йорке должен быть полдень вчерашнего дня. Но тогда почему она нигде не может найти мужа?

Карен никогда не чувствовала себя так одиноко. Она холодно поблагодарила консьержа, радостно сообщившего ей, что ему удалось заказать ей билет на последнее свободное место в самолете, летящем через Гавайи. У нее перед глазами стояли родившийся младенец и лицо мистера Дагсвара, говорящего ей:

— Да, такова моя работа. Я ее выбрал сам. А вы выбрали другую.

Да. Она выбрала работу, которая состояла в том, чтобы соблазнять женщин на покупку нарядов, которые им не по карману. А скоро она заразит этим соблазном еще большее их число. И ее клиентки помогут этим современным плантаторам закабалить в рабство других женщин на другой половине земного шара. Все это было как-то очень не похоже на передовицу о ее работе в журнале «Vogue».

Как только такси подъехало к дому номер 550 по Седьмой авеню, Карен сразу же выскочила из него и почти побежала через тротуар ко входу в здание. После долгого перелета и того кошмара, которого она насмотрелась на Марианах, зная к тому же, что она потеряла ребенка Синди, Карен была в дикой ярости. Более того, даже вид ее был диким. Она видела свое отражение в блестевшей сталью двери лифта, и то, что она видела, ей не нравилось. Доехав до девятого этажа, Карен не то чтобы поправила, а скорее взъерошила волосы пятерней и выйдя из лифта, решительно направилась в демонстрационный зал. Кейси и пара сотрудников из отдела торговли посмотрели на нее, но ей было не до тонкостей «паблик релейшн»[13]. Не говоря ни слова, она быстро прошла все огромное пространство демонстрационного зала и коридор, ведущий к ее офису. Жанет говорила по телефону за столиком около двери в ее комнату. Когда она увидела Карен, ее глаза расширились от удивления, и она всем своим видом показала, что сейчас же закончит разговор. Карен отмахнулась от нее, сбросила принесенную с собой дорожную сумку ей под ноги и прошла мимо к офису Джефри. Надо ему сказать обо всем случившемся. Надо просто излить на него всю свою злость и заставить порвать контракт с Norm Со.