— Как бы плохо ты себя ни чувствовала, но внешне выглядишь здорово, — сказала Карен, усаживаясь на стул рядом с подругой.

— Последний оборонительный рубеж запуганной женщины. Знаешь, если ты уже ничего не можешь исправить, то по крайней мере можешь подкрасить глаза.

— Так что же случилось?

— О Боже, Карен, я не знаю. Мне кажется, что я делала все не так. Она совсем вышла из-под контроля, но, слава Богу, сейчас с ней можно говорить. Этот малый чуть не убил ее. Я не знаю женщин, которых не смогли бы втоптать в грязь мужики. Я сказала ей, что она должна лечиться. Я сказала, что наркотики ее погубят. Я ее обругала, а затем предложила устроить ее в реабилитационный госпиталь. Я сказала, что если она не ляжет в больницу, то не знаю, как долго она удержится на работе. А ведь если девушка прекращает появляться на отборочных просмотрах, то очень скоро о ней забывают вовсе.

Дефина потрясла головой, слезы набежали ей на глаза и дрожали на нижних веках серебряными каплями, как шарики ртути из разбитого термометра.

— А что еще я могла сделать? — спросила она.

Карен взяла подругу за руку.

— Не надо так убиваться и винить себя, Ди. Ты сделала все от тебя зависящее. Невозможно все держать под контролем.

Ди вырвала свою руку обратно.

— Если мне не винить себя, то кого же еще? Бога? Дружочка Тангелы? Меня воспитали в вере, что я сама могу добиться всего, что нечего винить кого бы то ни было, кроме себя. А теперь мне надо отказаться от моих убеждений? Отказаться от ответственности, и как раз тогда, когда возникли действительно большие неприятности?

Она посмотрела на Карен, глаза ее сузились.

Карен попыталась подобрать осторожные слова, чтобы как-то помочь Дефине.

— Послушай, — сказала она. — Я думаю, ты права. И я на твоей стороне. Все, что ты говоришь, — правда: это твоя ответственность. Но, может быть, настало время и Тангеле научиться быть ответственной?

Дефина закусила губу и покачала головой.

— Этому надо было учить раньше. Я не смогла. Время уже упущено. — Она помедлила и постаралась взять себя в руки. — Ты не знаешь, что это такое. Ты не знаешь, что значит иметь дочь. Еще до того, как она родилась, она была частичкой меня. И она всегда остается частью меня. Ты не знаешь, как это тяжело, когда ты ничего уже не можешь поделать.

— Ты права. Я не знаю.

— Очень трудно одной вырастить ребенка, — говорила Дефина. — Возможно, мне не надо было даже пытаться. Она видела своего отца всего лишь несколько раз. А потом, в ее раннем детстве, у меня были другие мужчины. Бесполезные как для меня, так и для нее. Все они, все эти высокие, черные красавцы — они совершенно никчемны. — Дефина огорченно вздохнула. — Так чего же удивляться, что и Тангела нашла такую же никчемную дрянь.

— Да брось ты, Ди. Перестань убиваться. Ты работала для того, чтобы вырастить ее. Ты создала ей прекрасный дом. Ты устроила ее учиться в частную школу. Все свое свободное время ты проводила только с ней. Ты бросила крутить романы с парнями. А сейчас ты отправила ее в реабилитационный госпиталь. Ты делаешь все, что только можешь. Послушай, эта страна не создана для работающих матерей. Она не создана и для матерей-одиночек. Посмотри, насколько лучше все устроено во Франции. Государство поддерживает институт дневных сиделок с детьми, выплачивает субсидии матерям… Но мы не во Франции, здесь трудно быть матерью-одиночкой, которая вынуждена работать. Очень трудно — работать и растить ребенка. А тут еще и цвет кожи.

Но все слова казались сказанными впустую, Дефина пропускала их мимо ушей.

— Мне нельзя было позволять ей работать моделью, — сказала она. — Позвони обязательно своей сестре и попроси, чтобы та удержала Стефани от этого занятия. Обязательно. Сделай это.

— Я сделаю, — пообещала Карен.

Еще не было двух часов дня, когда Карен покинула Дефину. Несмотря на то, что она очень переживала за подругу, ее настроение не испортилось. В демонстрационных залах объем продаж достиг рекордной отметки, Синди была хорошо устроена в гостинице, Джефри все утро был чем-то занят, что тоже было очень кстати, потому что ей надо позвонить мистеру Центрилло. Он знал об ее отъезде из города, но из Парижа она ему не звонила. Теперь же, оставшись одна в квартире, Карен собралась позвонить ему. Это был последний ход в разбираемой ею головоломке. Она надеялась, что ему удалось узнать что-нибудь новое. Она набрала номер. Центрилло снял трубку.

— А, это миссис Коган. Уже вернулись? И как прошел отпуск?

Он был таким приветливым и внимательным, что ей было неловко врать ему.

— Спасибо, хорошо.

— Вода в озере была холодной? — спросил он.

Карен не сразу сообразила, о чем он спрашивает, но потом вспомнила, что наврала ему про свой отдых на озере Джордж.

— Все было хорошо, — ответила она. — У вас есть новости для меня?

— Послушайте, миссис Коган, к сожалению, я должен просить вас извинить меня. Пока ничего не получается. Мы связались с агентством, которое вело дело о вашем удочерении, но материалы дела оказались под печатью, и ознакомиться с ними не представляется никакой возможности.

От разочарования в груди Карен начала закипать злость, дыхание ее участилось.

— Подождите минутку. Вы говорите, что нашли агентство, которое вело мое дело, но не можете прочитать документы?

— Мы не уверены на все сто процентов, что это именно ваше агентство, но очень похоже, что так оно и есть. Нет никакой возможности выяснить это наверняка. Я же предупреждал вас, что такое может случиться.

Это было нечестно. Почему какие-то чужие люди и судейские чиновники знают ее секрет, а ей, видите ли, не позволено?

— Значит, вот так? — спросила она упавшим голосом.

Центрилло понял ее состояние.

— Послушайте, у меня есть предложение. Но примите его только в том случае, если вы всерьез продолжаете настаивать на дальнейших розысках. Единственное, что еще можно сделать, это порасспросить некоторых известных мне людей, не могли бы они узнать, где и когда работала миссис Талмидж. Я сказал им, что она унаследовала некоторые деньги, и ей надо сообщить об этом. Я могу продолжить работу и в этом направлении. Она давно на пенсии и если вообще жива, то живет где-то во Флориде. Она может нам дать какую-нибудь подсказку, что-то припомнить. Хотя не очень обнадеживайтесь, ведь все было так давно.

Карен подумала о Синди с ее огромным животом и милой улыбкой. Захочет ли она, чтобы вынашиваемый сейчас ребенок через тридцать лет стал разыскивать ее? Построив свою жизнь так, как она видит ее сейчас, захочет ли Синди выкапывать из прошлого тридцатилетней давности сегодняшнее событие? Да и захочет ли ее сын разыскивать ее?

— Да, — сказала Карен, — я настаиваю на том, чтобы вы продолжили поиски.

— Тогда у меня есть еще одно предложение. Я поддерживаю контакт с одним парнем. Правда, методы его работы не очень традиционные. Зовут его Пейдж, Минос Пейдж. У него есть какие-то свои тайные хитрости и приемчики. Когда надо помочь людям, они оказываются очень кстати. Но я предупреждаю еще раз, что его методы далеки от обычных, и к тому же он много просит за свою работу.

— Что значит «много»?

— Он, возможно, запросит десять тысяч в аванс и сколько-то еще, если добьется результата. Он время от времени работает во Флориде, и поверьте мне, это лучший человек, на которого мы можем поставить в поисках миссис Талмидж. Но нет никаких гарантий. К сожалению, это все, что я могу вам предложить. Но если Пейдж найдет ходы в агентство и получит информацию от миссис Талмидж, то скорее всего он найдет способ заглянуть в судебные документы. Иногда ему удается делать то, ну… то, что мы никогда не делаем.

Карен не знала, что подумать: намекает ли Центрилло на подкуп должностных лиц, на вскрытие запечатанных папок или что-то еще в этом роде.

— И обычно ему удается? — спросила она.

— О да. Он работает очень эффективно.

— Я переведу чек на ваше имя сегодня же, — сказала Карен. — Но я уеду по делам дней на десять. А как только вернусь, то сразу позвоню вам.

— Вы много путешествуете, — сказал мистер Центрилло.

Карен кивнула — если б он знал хотя бы половину ее забот!

— Я не уверен, что Минос уложится в десятидневный срок, но я в любом случае буду ждать вашего звонка.


Карен хотела, чтобы Синди не чувствовала себя одиноко в последний месяц ее беременности. Она проводила с девушкой все свое свободное время. Но теперь ей надо было подготовить ее к тому, что она уедет на десять дней на Восток для осмотра фабрик компании Norm Со. Она не могла поручить заботу о Синди Дефине: у той было полно своих — с Тангелой. Не могла она попросить и сестру: Лиза была на нее жутко рассержена, потому что всю вину за скандал со Стефани в Париже возлагала на нее. Карен отменила программу интерна для Стефани, что еще больше разъярило Лизу. «Делаю я что-нибудь или не делаю — все равно оказываюсь виноватой», — думала Карен. Белл винила всех подряд, включая Арнольда. Поэтому от отчаянья Карен попросила помощи у Карла, привела его в гостиницу и познакомила с Синди. Лучшей сиделки с ребенком, чем Карл, она не могла бы придумать, тем более что ребенок находился еще во чреве матери. Все, что требовалось от Карла во время отсутствия Карен, это придумывать Синди маленькие развлечения, дарить небольшие подарочки и усиленно следить за ее питанием.

И первое, что он сделал, — это подстриг ее, к полному восторгу девушки.

— Я бы советовал вам подкрасить немного волосы. Я знаю, что многие считают, что окраска волос или перманент не подходит беременным, но это полная чушь. Это все абсолютно безвредно.

Карен злобно посмотрела на него. Ей совсем не хотелось, чтобы Карл втирал в кожу девушки какие бы то ни было химикаты. Он понял ее недовольство и, пожав плечами, сказал: