— Знаешь, я снова работаю барменом. На полставки. Очень благородно, не так ли? Таким образом я подрабатывал по нескольку баксов, учась в колледже. А потом, став дипломированным художником, я занимался этим, чтобы спастись от одиночества и изоляции. Но сейчас это — всего лишь жалкое времяпрепровождение. Мне уже сорок шесть лет.

Он посмотрел в темноту и поежился.

— Я начну писать мемуары и назову их «Моя жизнь за стойкой бара».

Он попытался хихикнуть, но смешок вышел натянутым.

— Я не хочу жить без Лотти. С ее смертью моя жизнь померкла, стала бессмысленной.

Карен положила руку на его плечо, и он крепко обнял ее в ответ.

— Как темно. Как темно вокруг, — прошептал Перри.

Она не знала, что сказать, чтобы утешить его острую боль, поэтому она только крепче прижималась к нему. Так они и стояли в подворотне неподалеку от бара на Спринг-стрит…

— Я не думал, что смогу полюбить кого-нибудь так сильно, — плакал Перри. — Без моей малышки мне тоже незачем жить.

И вот здесь, на Спринг-стрит, ее как ударило — сразу два очень существенных вопроса поразили ее: первый — а стала бы Белл так горевать по поводу ее смерти? И второй — а как бы она сама вынесла потерю столь горячо любимого существа, каким была Лотти для Перри?


Вот уже неделю Карен и Джефри играли в игру «кто позднее придет домой». Измотанная и усталая, она, наконец, добралась до дома и с удивлением обнаружила мужа, растянувшегося на софе в гостиной. Из коридора были видны только его ботинки и отчасти ноги. Она скинула туфли, чтобы пройти мимо, не разбудив его, если он уже спит. Памятуя о его раздражительности, Карен аккуратно повесила плащ на крючок.

Но он не спал. На его животе лежали развернутые газеты, а рядом на полу стоял бокал с прозрачной жидкостью.

— Ты рано вернулся, — сказала она ему.

— А ты — поздно.

— Отменили игру?

Он планировал поиграть в кникер. По крайней мере так он сообщал в записке, оставленной Жанет.

— Нет, но ни Перри, ни Жордан не пришли, да и игра была уже в таком разгаре, что включаться в нее было бессмысленно. Так и получилось, что мы с Сэмом закончили рано.

Он отпил глоток вина из своего бокала.

— Послушай, Карен. Извини меня за то, что я вел себя, как последний дурак по поводу программы Эл Халл…

Слава Богу, он решил извиниться. Ведь это единственное, что ей было нужно, чтобы разрушить стену возникшего между ними отчуждения.

— Я оказался не очень хорошим деловым партнером: мы до сих пор не получили предложения от Norm Со и может быть не получим никогда. Возможно, что их оттолкнула от нас моя оценка активов нашей компании. Это была ошибка.

Карен отвернулась, чувствуя себя виноватой. Джефри опасается, что им не сделают предложение, а оно уже сделано, и притом — огромное. Она же ничего ему не сказала. Боже, кто перед кем должен извиняться? Она хотела подойти к нему, но он отвернулся. Она взяла его за руку.

— Джефри, пожалуйста! Послушай меня. Я никогда не хотела вести большой бизнес. Я хотела делать то, что я делаю. Сейчас у нас все хорошо. Мы не бедствуем. Бизнес идет не хуже, чем раньше. Мы выплатим наши долги! Я только что придумала потрясающую коллекцию для шоу в Париже. У нас прекрасное жилье, есть деньги на банковском счету. А раз у нас нет детей, то зачем нам очень большие деньги?

— Так значит, все сводится к этому? — сказал он, вытягивая свою руку из ее ладоней. — Дети? Что за проклятье, Карен, ты только и думаешь о них, даже в такое время, как сейчас. Не путаешь ли ты Божий дар с яичницей? Как ты вообще можешь сопоставлять одно с другим? Мы теряем единственный в жизни шанс. А только это сейчас и важно!

Она подумала о Перри, стоящим под дождем.

— Пошел ты к черту, Джефри! Ребенок — это тоже единственный в жизни шанс!

— Как и продажа собственного предприятия.

— Я не слыхала, чтобы кто-нибудь на смертном одре сожалел, что у него не хватило времени на деловые мероприятия. И не надо говорить мне, что я сопоставляю несопоставимое.

Она подумала, не сообщить ли ему о том, насколько он ошибается в оценке состояния дел. Ее так и подмывало ошарашить его, но она решила повременить с нажатием на эту кнопку. И вдруг раздражение прошло и осталось только сожаление. Джефри никогда раньше так не ошибался, не был таким уязвимым.

— И не смей говорить мне, что сейчас не то время. Мы говорим о нашем будущем, — уже спокойнее добавила она.

— Твое будущее! Твое имя! А как насчет моего будущего? До сих пор я считал, что твое имя — это и мое имя тоже. Мне хотелось бы, чтобы и ты не забывала об этом.

Он резко перевернулся и, случайно или нарочно, зацепил бокал вина, который полетел через комнату и ударившись об обеденный стол, разбился вдребезги. Осколки заскользили по полированной поверхности стола, рассыпались на белых сиденьях кресел, стукались о стены. Звон стекла не удивил и не остановил Джефри в его стремительном движении к окну, которое он открыл одним рывком. Он смотрел на улицу, стоя спиной к Карен. Стало очень тихо. Она слышала, как капают капли белого вина, стекая со стола. Она не двигалась. В этот момент она не только жалела Джефри, но и презирала его.

Она слышала его глубокий вздох. Он редко сдерживался, но сейчас явно пытался это сделать. Совладав собой, он повернулся к ней.

— Мне очень хотелось этого контракта.

— А мне — ребенка, — сказала она. — Но мы не можем всегда иметь все, что захотим.

Она повернулась и вышла, оставив его одного стоять у окна.


На следующее утро, когда Карен, проснувшись, продрала глаза, она увидела, что Джефри заполняет поднос для еды в постели на откидной крышке передвижного столика. На нем были кусочек дыни, круасоны, розетка сливочного масла и какое-то желе. Рядом лежали «Таймс», «W» и ежедневный выпуск «Женской одежды». Сервировку завершала вазочка с единственным бутоном белой розы. Карен поднялась и села, откинувшись на подушках.

— Кого я должна убить, чтобы заслужить такой сервис? — спросила она.

— Только меня, — ответил Джефри, устанавливая поднос на ее коленях. Он сел в ногах кровати и положил руку на ее ногу.

— Прости меня за вчерашний вечер, — сказал он. — Мне стыдно за все, что произошло.

Карен потянулась за чашкой с кофе, отпила глоток и кивнула с нейтральным видом. Примирение не будет легким.

Джефри был таким красивым, что трудно было устоять перед ним… Несомненно, он был избалован, как ребенок, и вокруг него всегда крутились женщины, начиная с Сильвии. Но более, чем кто-либо другой, он старался быть взрослым. Этот завтрак в постели был его извинением… Но неужели он думает, что может купить все, что хочет, за кусочек дыни? Он сидел у нее в ногах. Его густые с проседью волосы были аккуратно уложены, на нем была надета накрахмаленная и почти светящаяся в рассеянном утреннем свете, безукоризненно белая льняная рубашка. Его щеки были гладко выбриты, а на одном ухе еще оставался след от крема для бритья.

Она улыбнулась ему. Трудно было сдержать улыбку. Он старается, очень старается. За время их семейной жизни они ссорились не раз, и каждый раз, успокоившись, он шел на компромисс. Немногие мужчины способны на это. Но Джефри всегда оттаивал, как бы горяча ни была их ссора. И это лишний раз убеждало Карен, что он по-настоящему любит ее. Ей не приходило в голову, что не любовь, а нужда в ней заставляла его поступаться своим гонором.

— Послушай, у меня идея. «Настоящая сделка», — сказал Джефри.

Карен отставила чашку с кофе.

— «Настоящая сделка»? — переспросила она.

«Настоящие сделки» всегда означали что-то очень важное. Она посмотрела на него внимательнее.

— Как будем делить дивиденды? — пошутила она, но тут же серьезно добавила: — Так что ты придумал?

— Я думаю, что мы можем найти способ получить то, что нам хочется, причем такой, который устроит нас обоих, — сказал он. — Как насчет того, чтобы, получив предложение от Norm Со, если такое будет, ты соглашаешься продать наше предприятие, а я соглашаюсь помочь тебе заполучить приемного ребенка?

— Ребенка? — спросила Карен. — Ты согласен завести ребенка?

Джефри кивком подтвердил свое согласие.

— Но ты правда хочешь его?

Он плотнее охватил ее ноги.

— Послушай, Карен. Я делаю все, что могу. Я знаю, что сильно огорчил тебя, не желая брать приемыша, но я не хотел притворяться и скрывать свои настоящие чувства. Я очень хочу заключить контракт с Norm Со, ты очень хочешь младенца. Я могу понять твое желание, даже если сам не испытываю энтузиазма по этому поводу. Надеюсь, что и ты сможешь меня понять. Так как насчет того, чтобы заключить «настоящую сделку»?

Карен уставилась на него. Это он серьезно? А если так, то все ли с ним в порядке? Она чувствовала, как сердце ее сжалось. Неужели Дефина ошиблась, и для нее, Карен, исполнятся все четыре заветных желания?

— Не знаю, Джефри. Я не уверена, что надо торговаться по этому поводу. Я считаю, что ты не должен быть родителем по принуждению.

— Да, конечно. А ты не должна быть недовольной продажей К. К. Inc. Ведь, продав компанию, ты получишь больше времени для воспитания ребенка. Да и у меня будет больше свободного времени, которое я смогу посвятить живописи. Живопись и младенец. Неплохо для парня девяностых годов, вроде меня. Да и вообще, я не вижу другого выхода.

— Ты все это всерьез? — никак не могла поверить она, не отрывая глаз от смятых белых простыней.

Впервые за много недель ее сердце колотилось с надеждой, словно с нее скинули тяжелый груз.

— Ты думаешь, что у нас будет бэби, ползающий по этому пуховому одеялу?

— Да, и писающий на него. Как тебе нравится идея младенца, писающего на портхолтские простыни?