Она огляделась вокруг. Вдоль крытой шифером террасы росла сирень. Если слегка разорить сад, то можно освежить комнату букетом нежной сирени. Он не обогатит цветовую гамму, но и не вызовет тошноту от трупных ассоциаций. Карен прошла через боковую дверь сарая, нашла в нем садовые ножницы, вышла и быстро срезала несколько веток сирени. Букет выглядел скучно, второсортно. Она заметила несколько сухих веток на кустах форситии. Срезала их и добавила к букету. Этим она разрушила однообразие букета, создав контраст мертвых веток с цветущей россыпью сиреневых гроздей. Карен внесла вазу в комнату как раз в тот момент, когда раздался звонок в дверь. Джефри включил концерт Моцарта: в воскресные дни он предпочитал слушать классику. Ей больше нравились Спин-Докторсы или даже старые записи Стоун-сов, которых Джефри, естественно, не переносил. Карен поспешила к парадной двери.

В дверях стояла Дефина с завернутым в фольгу блюдом. Рядом с ней была Тангела.

— Как я рада, что это ты, Ди! — сказала Карен с облегчением. — Мне потребуется твоя помощь: я еще не готова подвергнуться критическим оценкам моих гостей.

— Малышка, а как я рада, что это ты! Клянусь, что, ошибись мы дверью и постучи в другой дом, нас бы арестовали или послали бы к черному входу. Это что, город только для белых?

— Если бы они могли, то так и было бы, — сухо сказал Джефри и поднялся по ступенькам в фойе. Карен чувствовала его раздражение — он не любил развлекать гостей. Ну хорошо. Надо сосредоточиться на позитивном.

— Позволь мне помочь тебе раздеться.

Карен взяла блюдо из рук Дефины, и та выпуталась из длиннополой норковой шубки от Лунерайна. Карен не любила ощущения меха и никогда не носила меховой одежды. Дефина же гордилась своей меховой шубкой и пришла в ней, хотя сезон уже кончился. Но кому какое дело? Тангела была тоже в длинной норковой шубке — прежней шубке Дефины. Надо сказать, что мех очень шел девушке.

— Я не знала, что ты приготовишь к приему, но подумала, что пшеничные лепешки подойдут ко всему.

— Я никогда не пробовала подавать лепешки с вяленой рыбой, но может, это будет новым словом в кулинарии.

— Я говорила, что не надо, — пожаловалась Тангела, — но она и слушать не хотела. Все должно быть так, как она сказала, не иначе.

Тангела повернулась к Джефри, который помогал ей снять шубку, и одарила его признательной улыбкой и кокетливым взглядом.

— Благодарю вас! — выдохнула она.

Джефри удивленно поднял брови, бросил взгляд на Карен и пошел вешать шубы. Дефина последовала за Карен на кухню.

— Чем я могу помочь? — спросила она подругу.

— Присядь где-нибудь, — сказала Карен. — Мне надо взбить этот крем и поставить pain au chocolate в духовку.

Она нанесла накрест несколько волнистых полос крема на пирог в сковородке и сунула ее в плиту. Перехватила ли она осуждающий взгляд миссис Фрамптон, или ей это только показалось?

Раздался стук медной ручки входной двери, и Джефри впустил в дом Перри Сильвермана. Он до сих нор оставался его лучшим другом — одним из немногих, которые искренне нравились Карен. В отличие от Джефри, Перри продолжал заниматься живописью. Его карьера сложилась не блестяще, но его живопись была прекрасна. Он пользовался умеренным успехом, что, однако, позволяло ему сохранить студию Со-Хо, которую они когда-то делили вместе с Джефри. Теперь он использовал ее на полную мощь и раз в два года выставлялся на выставках.

У Карен было много поводов пригласить его к себе в гости, и один из них — чувство вины перед Перри. Его девятилетняя дочка Лотти заболела каким-то особо опасным видом лейкемии и несмотря на «первоклассное лечение», недолго поболев, умерла. После смерти дочери разрушилась его семейная жизнь с Джуной, с которой они прожили вместе одиннадцать лет. Жизнь Перри пошла вразнос. Он сорвал последнюю персональную выставку своих работ и за исключением игры в покер с Джефри, кажется, ничем больше не интересовался и никуда не выходил. Карен считала долгом чести пригласить его, хотя не была уверена, что тот согласится.

Перри поцеловал ее в обе щеки, не социально-вежливым нью-йоркским поцелуем, а по-настоящему, смачно.

— М-м… вкусно! — сказал он, затем поприветствовал Дефину с Тангелой, огляделся, покачал головой и угрюмо добавил: — Коннектикут! Место насильственного очарования.

— И расовой сегрегации, — проворчала Дефина.

Карен закатила глаза. Здорово! Два негативиста нашли друг друга. И отшили Джефри. Неплохо для начала.

— Пойдемте, я покажу вам дом, — предложила Карен и провела их сквозь вращающиеся двери кухни в жилые комнаты.

— Боже мой! — воскликнула Дефина. — Огромная, как церковь!

— Мама! — укоризненно остановила ее Тангела и поглядела на Джефри, который, играя роль бармена, предлагал ей бокал с апельсиновым соком. — Мне кажется, что здесь так чудесно!

Джефри снова проигнорировал ее заигрывание.

— Дефина, что вам налить? — быстро спросил он.

В дверь позвонили. Карен пошла открывать. Пришли Сильвия и сестры Джефри. После смерти мужа Сильвия проводила все свое время с замужними дочерьми Соуки и Буфф. Соуки — Сюзанна — была замужем за Робертом-юристом, ответственным за юридические дела компании К. К. Inc. Буфф — Барбара — со своим Робертом — инвестиционным банкиром — развелась. Обе сестры принадлежали к тому типу богатых еврейских девушек, с которыми Карен чувствовала себя неловко еще со времен своего ученичества. Они были модными, словоохотливыми, держались свободно и раскованно, и ни одна из них не позволяла себе располнеть настолько, чтобы превысить шестой размер туалетов в своих гардеробах.

Сильвия сделала новую прическу. Она поседела еще больше. Прическа казалась простой и одновременно шикарной. Свекровь была одета в наряд со свитером от Сони Рикейль. Она была пылкой поклонницей «Сестерз оф Соня» и многие годы считалась постоянным покупателем Рикейль. Карен понимала, что приверженность богатой свекрови к этой фирме была не просто прихотью, это была защита статуса в обществе таких же шикарно одетых женщин. Она не знала, обижаться ли ей на Сильвию за то, что та не носит нарядов ее дизайна. Может быть, та просто не задумывалась о смене фирмы.

— Входите! — пригласила она с самой обольстительной своей улыбкой, и три женщины в сопровождении Роберта-юриста вошли в дом.

Роберт-юрист специализировался по снабжению, но его фирма также представляла сторону Джуны при разводе с Перри. Дочь богатых родителей, Джуна вышла замуж с большими деньгами в приданом, и фирма Роберта-юриста отслеживала, чтобы при разводе они были ей возвращены. Нельзя сказать, что Перри был озабочен финансовым дележом: он переживал смерть дочери намного сильнее Джуны и, кажется, не интересовался больше ничем вообще. Карен опасалась, что Перри сильно обозлится на присутствие Роберта, но тот, увидев вошедших, даже изобразил вежливый поклон. Перри был знаком с ними еще со времен совместного проживания с Джефри в общежитии школы.

Белл опаздывала. Она появилась с длинным рассказом, объясняющим отсутствие мужа: как он собрался пойти вместе с ней, но передумал в последний момент, и что он обещал приехать попозже. Карен устала ее слушать уже в самом начале рассказа. Но прежде чем Белл успела закончить излагать историю своих сборов в гости, появились Лиза и Леонард. Компания была в сборе.

Первые полчаса Карен провела в оханьях и аханьях по поводу нарядов гостей, угощая их напитками и присматривая за миссис Фрамптон. Гости занялись едой и общением друг с другом. Они явно делились на три лагеря: Кааны; Белл и ее потомки; и чужаки — Перри, Дефина и Тангела. Карен попыталась смешать образовавшиеся кланы. Это давалось ей с трудом. Хорошо еще, что не было Карла: было бы еще труднее.

Но в конце концов настал момент, когда и она смогла перевести дыхание. Карен остановилась у дверей на кухню и осмотрела собравшихся в гостиной. Она вдруг осознала, что здесь в комнате собрались все держатели акций ее компании К. К. Inc. Это все ее деловые партнеры. Они выглядели довольными и раскованными, словно и вправду получали удовольствие от общения друг с другом.

Как-то сразу на нее волной нахлынуло понимание своей отчужденности от них. Они казались ей актерами, чужими пришельцами. Что общего у нее с ними? Больше всего поражало различие между матерью и свекровью. Сильвия казалась одновременно и старше, и моложе Белл. Ее стиль был более естественным, продуманным и в то же время шикарным — по крайней мере издали ее можно было принять за сорокалетнюю женщину. Ни своей прической, не скрывающей цвета волос, ни умеренной косметикой лица она не старалась утаить свой настоящий возраст. Про Белл могли сказать: «Для своих лет она выглядит прекрасно», про Сильвию: «Она прекрасно выглядит».

Белл казалась напряженной. В плиссированном платье и простроченном пиджаке она напоминала Карен еврейскую Нэнси Рейган — вся в золотых пуговицах и со сверхсложной прической. Встреча «Адольфо» с Рокуил Центром. Мать перестаралась. Карен было жаль ее. Однажды в интервью русскому журналисту она сообщила, что недолюбливает слишком шикарно одетых людей, поскольку подозревает, что все их мысли заняты только одеждой. Это относилось и к Белл. Несмотря на все старания и сложную прическу с лаком, опасения Белл о том, что она не будет принята в кругу, к которому ей так хотелось принадлежать — обществу сильвий, — были небезосновательны. Белл не вписывалась в мир образованных и богатых евреек.

Сильвия, с другой стороны, казалось, ни на что не обращала внимания, кроме Джефри. Как она его любит! Она находила кучу предлогов, чтобы дотронуться до него, погладить по щеке, потрепать по волосам. Джефри принимал ее обожание как должное. Для своей матери он не был еврейским принцем — он был ее еврейским богом. Карен понимала ее чувства. Она испытывала почти те же чувства к Джефри сама. Это напоминало ей анекдот об Иисусе Христе: «Почему вы думаете, что Христос был евреем? — Потому, что он жил дома до тридцати лет, унаследовал бизнес отца и потому, что его мать думала, что он Бог». Карен улыбнулась. Джефри всегда был близок со своей матерью.