Оливия Голдсмит - Опоздавшая

Карен повернулась к Мерседес.

— Что тебе кажется более подходящим? — спросила она.

— Ты хорошо скроешь микрофон, если наденешь пиджак, но мне больше нравятся на тебе естественные линии свитера.

— Мне тоже, — подтвердила Дефина.

Она стянула с вешалки свитер с высоким шейным отворотом и потянулась за другим. Дефина покачала головой.

— Ты стерла четверть грима, бледнолицая, — сказала она, указывая на линию краски на шее Карен.

В этот раз рыжая девица сама пришла к Карен. С нею вместе пришли оператор и режиссер. По-видимому, они выбивались из расписания.

— Эл уже ждет, — дергался Пол Свифт.

Рыжая начала наносить косметику быстрее, и наконец Карен была готова для одевания. Очень осторожно Дефина и Мерседес натянули на нее свитер и спрятали в него микрофон. На этот раз он прикрепился очень легко. Все казалось удобным, но Карен почувствовала жесткий выступ у себя под локтем. Она потянулась и схватилась за что-то руками. И это «что-то» оказалось саше, приколотое золотой булавкой со стороны подкладки.

— Оставь это в покое, — сказала Дефина. — Это подарок мадам Ренольт. Он поможет тебе.

Карен чувствовала, что сейчас она готова принять даже эту помощь.

«Какого черта, — говорила она себе, — почему магические амулеты мадам Ренольт ты считаешь большим предрассудком, чем свои магические фотографии?»

— Какие требования вы предъявляете одежде? — спросила Эл.

— Она должна украшать женщину и быть удобной. Она должна защищать ее.

Карен привыкла к освещению, и казалось, что ей удалось быть одновременно и интересной, и искренней. Эл Халл подвинулась ближе на элегантном вращающемся белом кресле и наклонилась к ней.

— К кому, по вашему мнению, приходит успех в мире моды?

— Ну, я думаю, успех приходит к тем, кто лучше всего может согласовать женскую наружность с внутренним миром женщины.

Карен подумала, не слишком ли претенциозно звучит ее ответ? Но ведь она искренне считала, что это и есть залог успеха.

— А что вы думаете о нарядах Христиана Лакруа? Или о других модельерах того же ранга?

Лакруа был первым французским законодателем моды, который начал свое дело двадцать лет назад. После двух сезонов шумихи его загубили аплодисментами. Те, кто его поддерживал, потеряли миллионы. Это был один из показательных провалов, которых так боялась Карен. Она знала, что Эл надеялась выудить у нее что-нибудь в этом роде и о других модельерах. Если она попадется на крючок, то наживет себе кучу врагов. Если же не ответит на вопрос, то будет выглядеть пай-девочкой и совершит один из самых страшных грехов на телепрезентации — наскучит аудитории.

Она поглядела на Эл. Внешность ведущей была прямо-таки совершенна. Ее волосы спадали на плечи гладким каскадом многочисленных светлых прядей. Каждая из них была на своем месте. Карен заметила, что ее обслуживали два человека, которые поправляли прическу всякий раз, когда Эл оказывалась вне поля зрения камеры. Но никто не думал поправлять прическу Карен. «Может быть, мой лоб вспотел под светом юпитеров, а волосы стали лосниться?»

— Я думаю, что разнообразие — это замечательно, — сказала Карен. — Я думаю, что мужчины и женщины должны иметь возможность неограниченного выбора. Что же касается меня, то я не люблю костюмы, как бы хороши они ни были.

Это должно сойти для Лакруа и остальных.

— Так вы называете Лакруа создателем костюмов? — подхватила Эл реплику.

Нет, она не даст Карен с достоинством уйти от ответа.

«Я его так не называла, а вот тебя бы назвала сукой», — обозлилась про себя Карен. Однако лицо ее сохраняло дружелюбное выражение. Более того, она засмеялась.

— Постойте, постойте! — сказала она. — Это вы так называете его, а не я.

Откуда это у нее? Этой репликой она чистенько вернула все на свои места. Локтем Карен почувствовала небольшой выступ саше под свитером. «Благодарю вас, мадам Ренольт».

— В вашем бизнесе достаточно часто воруют, не так ли? Например, говорят, что когда вы смотрите на модели одежды этого года у Норис Кливленд, то видите прошлогодние модели Карен Каан. Что вы на это скажете?

Карен неловко засмеялась.

— А знаете, что еще говорят? Что нет ничего нового под луной. Все мы черпаем свое вдохновение отовсюду. Если я кого-то воодушевляю и у него получается, то это мне льстит, если же нет — то я огорчаюсь. Великий модельер Норелл говорил, что вся его карьера — это только новая интерпретация идей Шанель.

Эл прервала поток вопросов, но на ее лице появилось то озабоченное выражение, которое для зрителей означало, что следует ожидать действительно убийственную подначку. Карен сконцентрировалась, чтобы встретить вызов.

— Вы нравитесь женщинам потому, что достигли успеха в бизнесе. В мире мужчин у вас тоже все в порядке. Каково отношение вашего мужа к тому, что он занимает подчиненное положение? — спросила она. — Приводит ли это к проблемам в семейной жизни? Для мужчины, наверное, трудно быть вторым после жены, особенно: для вашего мужа с его динамизмом и энергией?

«О Боже! Что наговорил ей Джефри в своем интервью?»

— Джефри не занимает подчиненного положения. Он принимает все деловые решения и отвечает за них. Он — моя движущая сила.

— Значит, вы признаете, что он играет поддерживающую, а не ведущую роль в вашем деле. Творческое начало остается за вами?

— Нет. Я этого не говорила.

В растерянности Карен отвернулась от камеры и от Эл.

— Мы не соперничаем, мы дополняем друг друга. Я — конструктор одежды, он — конструктор нашей компании. Мы оба творцы.

— Но ведь это вам присужден Приз Оукли, — сладким голосом возразила Эл.

— Да, и Джефри очень гордится этим.

— Очень современно, — прокомментировала Эл. — И он не возражает, что контрольный пакет акций вашей компании у вас? Вы правда контролируете ее?

«Черт возьми! Откуда она знает? Уж точно не от Джефри. У нас — частная компания. Как смогли ее ищейки пронюхать об этом?» Если она будет отрицать — то соврет, если подтвердит — не унизит ли тем самым Джефри? Карен почувствовала, что затягивает ответ. Надо что-то сказать.

— Нет, я не имею контрольного пакета, и нас обоих устраивает, как развивается дело. А вы считаете, что должно быть по-другому?

Эл не ответила.

— Не собираетесь ли вы продавать свою компанию в ближайшем будущем?

Карен перевела дыхание.

— Я не вижу в этом необходимости, — ответила она. — Но все может случиться.

Карен почувствовала, как на верхней губе выступили капельки пота. Она хотела перерыва, чтобы выпить стакан воды и спросить мнение Дефины о том, какое впечатление она производит с экрана. Интересно, приехал ли Джефри и не сидит ли он где-нибудь рядом за осветительной аппаратурой зеленой комнаты? Уж не реагировал ли он со стоном на ее ответы? Имеет ли она право прервать интервью, чтобы собраться с силами?

Этого не потребовалось. Эл наклонилась к ней и дотронулась до ее руки.

— Благодарю вас за то, что вы пришли сегодня.

Но только Карен открыла рот, чтобы сказать: «Всегда рада», как Эл тряхнула своей совершенной головкой и обратилась к режиссеру.

— Нужно ли вам еще что-нибудь для съемок? — спросила она в темноту.

Карен напряженно ждала ответа.

Нет, все кончилось. Карен ожидала волны облегчения. Она прошла испытание и вроде бы неплохо: не влипла ни в какую скандальную или позорную историю. Эл не спрашивала о ее родной матери.

Странно, но облегчения почему-то не было.

Карен не любила деревню.

Когда ей было лет семь, мать и отец считали, что на лето ребенка надо увозить из города. Они снимали дачу в Фрихолде штат Нью-Джерси. Белл была на последних месяцах беременности, вынашивала Лизу и терпеть не могла городской жары. Но в Джерси было так же жарко, как и в городе, и Белл проводила все свои дни лежа на оплетенном пластиком алюминиевом шезлонге. Первые жаркие летние дни Карен провела одиноко, блуждая по деревенским аллеям. Недалеко от дороги она нашла лужайку, на которой было много земляники. Она собирала ягоды и ела их горстями, не замечая, что они выросли в зарослях ядовитых ив. Но кто мог знать про ядовитые ивы в Бруклине? Это привело к страшному отравлению: были воспалены руки, лицо и полость рта. Это была пытка.

Девочка пролежала две недели в постели. Белл втирала в нее каламиновый лосьон и сердилась, когда Карен расчесывала себя.

— У тебя останутся шрамы! — предупреждала Белл.

Если шрамы и остались, то только эмоциональные. Карен до сих пор считает, что деревенская жизнь очень опасна. Городские опасности видимы, и их легко избежать: надо перейти на другую сторону улицы, если тебе навстречу идет группа подростков, оглянуться по сторонам на перекрестке, избегать темных переулков и не садиться ночью в такси с водителем-азиатом. Но в деревне опасность таилась в самых невинных цветочках. Леса были наполнены людьми с оружием, бешеными животными, опасными ямами, в которых легко сломать ногу, и т. п. Люди пропадали в лесу, и о них больше никто ничего не слышал.

Это была та причина, по которой Карен не испытывала ни малейшего энтузиазма от предложения Джефри построить дачу. Конечно, Вестпорт в штате Коннектикут трудно было назвать деревней — это было продолжение восточной стороны парковой зоны Нью-Йорка. Карен не нуждалась в даче. Ко всем ее заботам, напряженным рабочим планам, ведению хозяйства в нью-йоркской квартире — не хватало только дополнительной ответственности по даче. Но поскольку Джефри настаивал, они заключили «настоящую сделку»: для Карен они сохранили нью-йоркскую квартиру и не стали перебираться в более престижный район, для Джефри — начали строить дачу в Вестпорте.