Карен качала головой.

— С твоей шеи свешивается все, что может висеть, разве что не кухонная раковина. Ты женщина, а не витрина. Зачем все это барахло? Почему бы тебе просто не прикрепить твою IUD на цепочку и надеть на шею?

— Это идея, — подумав, сказала Дефина. — Но я больше не ношу IUD и думаю, что проделанная ею дырка в диафрагме вряд ли улучшит функционирование моей матки, от нее и так не очень много пользы.

И она продолжала размышлять:

— Может быть, я найду мое медное «Т». Мне нравятся украшения из меди.

Карен содрогнулась. Порой она думала, не измывается ли над ней подруга.

— Раз уж мы заговорили про матку, то скажи, чем кончился твой вчерашний визит к врачу всех врачей? — спросила Дефина.

— Все хорошо, — сказала Карен, но тут же поняла, что так просто не отвертится.

— Угу, а я первая племянница герцогини Кентской. Что с тобой, подружка? Пытаешься утаить секреты от старухи Дефины?

— Нет. Ну… мне бы не хотелось говорить об этом.

— Дорогая, я повторяла и повторяю теперь, если ты хочешь завести ребенка, пойдем со мной к целительнице травами и…

— Прекрати, Дефина! Ты кончила Колумбийский университет… и вообще я не собираюсь ходить в Сантерию. Ни одна капля куриной крови не прольется по моему поводу. Я уверена, ты тоже не веришь в это колдовство.

— Это не колдовство и не Сантерия. Я не имею дела с деревенской чушью. Мадам Ренольт — это совсем другое, у нее есть сила!

Отец Дефины был гаитянин, а мать — из Северной Каролины. Воспитанная в Гарлеме матерью отца, старой мадам Помпей, Дефина была вовлечена в какую-то колдовскую ерунду. И вот уже два года, как она пристает к Карен пойти посоветоваться насчет бесплодия с мадам Ренольт, и даже дошла до того, что притащила маленький, наглухо зашитый бархатный мешочек, с которым Карен должна была спать. О его содержимом знали только мадам Ренольт и Господь Бог. Дефина предупредила, чтобы Карен не открывала его. Но она и так не испытывала ни малейшего искушения узнать, что там внутри. Однако Карен впала в такое отчаяние, что в один прекрасный день сунула мешочек под подушку. Тот так и оставался бы там, если бы Эрнеста однажды не нашла и не выкинула его. Он все равно не помогал ей.

— Ладно, я понимаю, когда надо прекратить тему. Послушай, я действительно беспокоюсь за парижское шоу. Я серьезно, Карен.

— Собираешься доконать меня? Я и так же разбита вдрызг. А тебе надо еще немножечко подорвать мою уверенность в себе? Чего ты от меня хочешь — чтобы я выпрыгнула из окна?

Дефина засмеялась.

— Зная тебя, я уверена, что по пути вниз ты будешь орать, чтобы я начала кроить бархат.

Карен невольно хихикнула. Это был старый профессиональный анекдот: производитель одежды в конце неудачного сезона не знает, что делать дальше, и в отчаянии выбрасывается из окна. Падая, он видит в окно, чем заняты его конкуренты, и кричит своему партнеру: «Сэм, крои бархат!» Карен признавала, что ее увлеченность делом столь же глубоко в крови, как и у героя этого анекдота.

Но давление на нее было суровым и продолжало возрастать. Может быть, получение Приза Оукли подогрело обстановку? Как бы то ни было, но она твердо решила в этот сезон провести шоу в Париже. А теперь испугалась. Боязнь неудачи мешала работе над новыми моделями. Комментарии Дефины тоже.

— Коллекция должна быть по-настоящему хорошей. Должна быть замечательной! Я не собираюсь отделываться небольшими изменениями в конструкции одежды. Это не пройдет.

Дефина высунула язык, он казался особенно розовым на фоне ее гладкого черного лица.

— Ерунда! — презрительно бросила она. — На фоне других, даже неплохих моделей наша коллекция вполне смотрится.

— Ничего себе утешеньице! Наконец-то я достигла цели — превзошла посредственность. Как раз вовремя. Что же теперь делать? Копировать саму себя? А знаешь, что говорила Шанель? «Когда я не смогу больше творить новое — мне конец».

— Эй, Карен, не принимай это все так близко к сердцу. Это всего лишь бизнес. Копируй что хочешь: я уверена, что, пока Карен не станет копировать Карен, все будет хорошо. — Дефина подняла брови, и без того высоко расположенные на лице. — Помни, что сарказм — оружие дьявола. Я не хочу тебя обидеть, я ведь только хочу тебе помочь.

— Сегодня утром это тебе не удастся. Сделай одолжение, не приходи на работу так рано. Если я еще раз увижу тебя в офисе до десяти утра — считай, что ты уволена.

Дефина опять показала свой розовый язык, повернулась и вышла из офиса. Теперь она будет избегать Карен.

Дефина была права. Она не должна принимать все слишком близко к сердцу. Мода — странная штука, безусловно творческая, но так сильно привязанная к реальности, что сами ее недостатки превращаются в достоинства. Все начинается с тела. Карен поглядела на себя в зеркало и вздохнула. Она принадлежала когда-то к молодому и шумному поколению, но теперь постаревшему и нуждающемуся в щадящей одежде.

Молодые, прекрасные тела не требуют маскировки. Им не нужно, чтобы одежда скрывала обвисшие формы, округлившиеся плечи или толстеющий торс. Молодое тело может прекрасно выглядеть в свитере Гапа, купленном за тридцать восемь долларов. Ухищрения нужны для пожилых. Ирония состоит в том, что модели одежды создаются для молодых, но оказываются слишком дорогими, чтобы молодежь могла носить их, в том числе и наряды Карен. Карен знала своих настоящих клиентов — женщин ее возраста или старше. Даже когда они худощавы, им все равно хочется скрыть свой живот или бедра, а порой и то, и другое. Многие располнели, подобно Дефине. Но и тем, которым удавалось сохранить стройность, хотелось побольше закрыть тело: все же их руки и шея уже не были такими, как прежде.

Задача Карен заключалась в том, чтобы ее клиентки выглядели красивыми. Она даже выработала свои критерии для достижения этой цели. Наряд должен быть мягким, чувственным, сексуальным, удобным и высшего класса. Чтобы создать такой наряд, нужна концентрация внимания. В новой коллекции цель должна быть достигнута. Карен выложила перед собой на большой рабочий стол три блокнота набросков.

По непонятной причине большинство женщин-дизайнеров разрабатывали дизайн, экспериментируя с материей прямо на моделях, в то время как мужчины предпочитали делать наброски. Карен делала и то, и другое. На минуту она задумалась: может, это делало ее бисексуальной? И усмехнулась собственной шутке. Но улыбка погасла, когда она взглянула на чистый лист блокнота. Как трудно начать! С карандашом и бумагой она работала быстро, используя сразу три блокнота: если застревала над чем-нибудь в одном из них, то сразу переходила на другой, чтобы не дать остыть вдохновению. Карен открыла ящик и достала шесть карандашей. Ей казалось, что число шесть гарантирует ей необходимую свободу действий. И тут ее прервали. Карен раздраженно оглянулась.

— Да, миссис Круз?

Как правило, та не заходила в основную часть офиса — значит, что-то случилось.

— Хотите еще кофе?

— Нет, но все равно спасибо за предложение.

Карен виновато взглянула на чашку. Она так увлеклась разговором с Дефиной, что забыла выпить кофе, который остыл. Не говоря ни слова, миссис Круз вылила холодный кофе из чашки и налила в нее свежий горячий кубинский напиток. Карен взяла чашку и улыбнулась в первый раз за все утро. Как хорошо, когда о тебе заботятся.

— Карен, я хотела поговорить с вами, когда мы выходили из лифта, но из-за Дефины это не получилось. Мне надо вам кое-что сообщить. Тут среди девушек идут разговоры. Я пыталась их успокоить. Но безуспешно. Они считают, что наша компания продается и их собираются уволить. Что мне сказать им? Может быть, вам самой надо поговорить с ними?

Продолжая пить кофе, Карен взглянула на миссис Круз. Переговоры с компанией Norm Со держались в тайне — никто не должен был знать о них. Но слухи все же распространяются. Что ж, Карен не могла винить женщин из мастерских за их озабоченность. Работники по пошиву одежды всегда жестоко эксплуатировались. И как бы она ни старалась вести дело по-другому, они имели право беспокоиться за свою работу.

Несмотря на то, что она была владельцем компании, Карен, воспитанница Арнольда, считала себя представителем рабочего класса. Она разделяла его страсть к тому, что Белл называла «розовым социализмом». Арнольд не был слишком нежен с детьми, но к Карен он относился ласково. Позвав ее к себе в кабинет, он объяснял ей сложные случаи в профсоюзном движении, например, почему бастуют рабочие, почему не надо есть виноград из Калифорнии — и Карен слушала его внимательно и серьезно. Поэтому она хорошо понимала опасения работниц.

Значит, сегодня ей придется заняться и этим делом. Но как ей хотелось, чтобы хоть раз, хоть однажды кто-то поверил ей на слово, вопреки обстоятельствам. Поверил бы, что поскольку она всегда нанимала только профсоюзных рабочих и оплачивала работы хорошо и честно, то так будет и впредь. Что поскольку ей всегда удавалось собрать коллекцию к сроку, то и в этот раз все будет удачно. Что поскольку Джефри всегда был с ней счастлив, то он будет счастлив и дальше, даже с ребенком.

Карен со вздохом поставила на стол опустевшую чашку. Как и Билл Бласс, она нанимала рабочих с Восьмой и Девятой авеню, а не в Гонконге. И всегда с участием профсоюзов.

— Миссис Круз, я гарантирую, что никто не потеряет работу. Вы можете обещать это твердо. Сообщите об этом всем.

Миссис Круз согласно кивнула и улыбнулась Карен. У нее была приятная улыбка, открывающая неровный ряд зубов, похожий на жемчуг японской мушмулы.

— Я уже сообщила об этом и повторю снова, более настойчиво.

Она сделала движение наполнить чашку кофе для Карен, но та, махнув рукой, остановила ее.

— Нет, не надо, я и так достаточно shpilkiss.