Виктория Холт - Опороченная Лукреция

Там же мог начаться и ее путь на свободу.

Услышав о планах Папы, герцог Феррарский Эркюль пришел в ярость.

Старый герцог был аристократом, а потому считал возмутительной даже мысль о том, что в благородный дом Эсте может втесаться чей-либо ублюдок.

Недавно ему исполнилось шестьдесят лет, и он не без доли дурных предчувствий подумывал о том дне, когда главой дома станет его сын Альфонсо. Эркюль слыл человеком строгих правил. Он был глубоко религиозен – в свое время даже дружил с Савонароллой – и закон гостеприимства уважал так же свято, как догматы католической веры; однако при всем своем радушии и приверженности христианству, герцог Феррарский вовсе не горел желанием породниться с семьей Борджа, нравы которой повергали его в неописуемый ужас.

Он хотел выделить Феррару из всех остальных герцогств Италии – и в самом деле превратил ее в один из важных очагов итальянской культуры. Он поощрял литературу и искусства; увлекался музыкой и театром. В его владения не раз наведывался великий архитектор Бьяджо Россетти, что не преминуло сказаться на застройке феррарских улиц.

В предложенном браке старый Эркюль находил только одну привлекательную сторону: Борджа были богаты, и если бы он все-таки снизошел до них, то мог рассчитывать на баснословное приданое. А Эркюль обожал копить деньги и ненавидел их тратить.

Разумеется, думал он, его сын Альфонсо не из тех, кого смутит порочная репутация семьи, намеревающейся породниться с ним. Альфонсо отнюдь не отличался сколько-нибудь притязательным нравом – Эркюль ума не мог приложить, каким образом ему удалось вырастить такого наследника. Казалось, у того не было иных желаний, как только проводить дни в литейной мастерской, экспериментируя с новыми образцами пушек, а ночи – с женщинами, причем выбирать самых безродных. Его любовные похождения были овеяны скандальной славой.

Если не считать унаследованной от отца любви к музыке, Альфонсо ничем не выдавал своей принадлежности к фамилии Эсте. Его брат Ипполит был бы куда более достойным наследником; правда, второй сын старого герцога носил кардинальскую мантию, вследствие чего имел нечто общее со всеми Борджа – он ненавидел их.

Интересно, размышлял Эркюль, где сейчас пропадает Альфонсо? Вне всяких сомнений – в своей литейной мастерской, возится с пушками и мортирами. Может быть, они однажды пригодятся ему. Кто знает? Пожалуй, нужно сходить к Альфонсо и рассказать о чудовищном предложении Папы. Но будет ли какой-нибудь прок? Альфонсо ухмыльнется, пожмет плечами и проведет полночи с какой-нибудь пухленькой служанкой, которой в конце концов сделает ребенка, как это неоднократно бывало в прошлом. Какой толк от таких бесед?

Герцог Эркюль все не решался поговорить со старшим сыном.

Увы, недавно он понял, что с годами его дети становились неуправляемы. Неприятное открытие – неужели оно суждено всем старикам? Ипполит, стройный и привлекательный, терпеть не мог свою кардинальскую мантию. Ферранте, третий сын герцога, был настолько необуздан, что уже никто и не удивлялся его бесконечным сумасбродствам. Сигизмунд казался уж слишком невозмутимым юношей – ему явно не хватало честолюбия, которым отличались его братья. Исключение составлял только Юлий, во многом напоминавший отца в молодости, – жизнерадостный и красивый, любимец женщин.

Была еще дочь – Изабелла, – которая вышла замуж за Франческо Гонзага и стала маркизой Мантуанской. Той следовало бы родиться мужчиной. Эркюль жалел о том, что не мог обсудить с ней предложенную партию. Бесспорно, при ее образованном и утонченном дворе уже прослышали о замыслах Папы – и нетрудно было представить ярость Изабеллы, ни в чем не жаловавшей этих наглых выскочек из семьи Борджа.

Да, хотел бы Эркюль, чтобы она оказалась в Ферраре и поделилась своим мнением о браке его старшего сына.

Но ее здесь не было, и ему пришлось пересилить себя – пойти в литейную и поговорить с Альфонсо.

В мастерской царила непривычная тишина. Альфонсо лежал в тени на заднем дворе, изредка кусая толстый ломоть хлеба и заедая луком. Рядом расположились рабочие, и Эркюль вздрогнул от отвращения, потому что внешне наследник Феррары ничем не отличался от простого люда.

При виде старого герцога рабочие проворно вскочили на ноги, но тут же замялись – не знали, что делать дальше.

– Вот это да, никак мой родитель пожаловал! – обомлел Альфонсо. – Отец, неужто вы пришли посмотреть, как стреляет моя новая пушка?

– Нет, – сказал герцог. – Я пришел поговорить с тобой. – Он небрежно махнул рабочим – те тупо воззрились на Альфонсо и с его разрешения побрели в мастерскую.

– Присаживайтесь в тени, отец, – пригласил Альфонсо, показывая на землю рядом с собой.

Немного поколебавшись, герцог уселся на траву – он устал, а разговор предстоял тяжелый.

Альфонсо повернулся к нему лицом. Поморщившись от запаха лука, Эркюль заметил, что руки сына были перепачканы сажей, а под ногтями чернели жирные ободки грязи.

– Если когда-нибудь в Феррару придет неприятель, – сказал он, – мои пушки вышибут его отсюда.

– Хотел бы я надеяться на их силу, – смахнув муху со своего парчового рукава, хмуро произнес герцог. – Мне пришло послание от Папы. Он намекает на желательность твоего брака с его дочерью.

Альфонсо продолжал жевать лук. Его мысли были заняты пушками.

Что за бесчувственный эгоист! – подумал герцог. Какое впечатление о нем сложится у его супруги? Как к нему относилась его прежняя жена? Несчастная Анна Сфорца! Хотя, может быть, и не такая уж несчастная. Кто-кто, а Анна умела постоять за себя. Просто она была не в его вкусе – совсем не женственная, пусть даже по-своему привлекательная. Жаль, что умерла во время родов.

– Ну, Альфонсо, что скажешь?

– А что говорить? Брак – так брак, – рассеянно пробормотал Альфонсо.

– Но ведь с Борджа! Альфонсо пожал плечами.

– И она – ублюдок! – добавил Эркюль.

– Значит, у вас будет хорошее приданое, – усмехнулся Альфонсо. – Представляю, как вы обрадуетесь.

– Никакое приданое не заставило бы меня соединить дома Феррары и Борджа. Дело в другом. Если мы откажемся, то восстановим против себя Папу. Ты понимаешь, чем это грозит в наши неспокойные дни?

У Альфонсо загорелись глаза.

– Наконец-то мои пушки поработают в настоящем деле!

– Пушки! – воскликнул Эркюль. – Что они сделают против армии Папы? А кроме того… кроме того…

– Отец, вы не знаете, на что они способны.

– Армия Папы…

– Никакие армии не устоят против них. Когда-нибудь пушки, которые я делаю, будут решать исход любого сражения.

– Я пришел, чтобы поговорить с тобой о браке. Вижу, сама партия тебя ничуть не смущает.

– Полагаю, у нее будут свои выгодные стороны, – пробормотал Альфонсо; его мысли снова вернулись в литейную – в это время суток его интересовали только пушки.

– Разумеется, будут, – согласился герцог. – Но ни одна из них не может быть настолько выгодной, чтобы заставить меня приветствовать союз с этой славной семейкой.

Он поднялся и пошел обратно в замок. Почти тотчас за его спиной Альфонсо свистнул. Будто не мог каким-нибудь более пристойным образом позвать своих рабочих.

В Урбино наступило время карнавалов, и герцог Гвидобальдо ди Монтефельтре столкнулся с печальной необходимостью развлекать Чезаре Борджа, который ожидал капитуляции города Фаэнца.

Герцог был огорчен, но отказаться не посмел. Чезаре недавно получил титул герцога Романского, и никто не знал, в каком направлении будут завтра маршировать его войска.

Когда новоиспеченный герцог прибыл в замок Гвидобальдо, тому пришлось побороть гордость и вместе с супругой Элизабеттой (сестрой маркиза Франческо Гонзага) встретить Чезаре как самого почетного гостя.

Очутившись в танцевальной зале, Чезаре принялся оглядываться в поисках самой привлекательной из собравшихся там женщин, а Гвидобальдо предостерегающе посмотрел на супругу. Элизабетта поджала губы. Ей явно не хотелось развлекать человека с такой порочной репутацией.

Сегодня она надела платье из черного бархата и настояла на том, чтобы все остальные дамы носили наряды такой же расцветки. Вот почему у Чезаре, привыкшего к роскошным туалетам римских красавиц, был такой унылый вид.

Он уже сожалел о том, что приехал в Урбино. Этот изнемогающий от подагры герцог и его спесивая супруга оказались вовсе не той компанией, какую ему следовало бы избрать – хотя и приятно было наблюдать за их настороженностью.

– Заманчивые у вас владения, синьоры, – нахмурившись, обратился он к ним.

Разумеется, они не хотели портить отношения с Папой и знали, что Папа всеми силами поддерживал своего сына.

Пусть трепещут от страха. Если им не удалось развлечь его, то он будет забавляться сам – как умеет.

Но внезапно Чезаре узрел в зале хорошенькую девушку и немедленно спросил у герцогини, кто она такая.

Элизабетта торжествующе улыбнулась.

– Очень добродетельная дама!.. Доротея да Крема. Она побудет у нас совсем немного, а потом поедет на встречу со своим будущим супругом.

– Гм… Недурна собой! – задумчиво произнес Чезаре. – Я бы хотел поговорить с ней.

– Это можно устроить, – сказала Элизабетта. – Сейчас позову ее и дуэнью.

– Дуэнья – вон та грузная особа в черном? Тогда лучше обойтись без нее.

– Мой господин, даже ради вас мы не можем нарушить обычай.

– Значит, – вздохнул Чезаре, – ради общества красавицы мне придется вытерпеть соседство с драконом.

Доротея была очаровательна.

Чезаре спросил, может ли он повести ее на танец.

– Боюсь – нет, мой господин, – сказала дуэнья. – Моя госпожа держит путь к своему будущему супругу – до тех пор, пока она не выйдет замуж, ей не позволено быть наедине с мужчиной.

– Наедине?! Но здесь – танцевальный зал!