– Это, случаем, не слуга моего зятя? – спросил Чезаре.

– Должно быть, он. Недаром же ваш зять стоит с арбалетом в руках. Взгляните-ка – вон на том балконе.

– Во имя всех святых! – воскликнул Чезаре. – Мы с вами едва избежали смерти!

Корелла улыбнулся вместе со своим начальником.

– Если бы стрела попала одному из нас в сердце, мы бы и впрямь не остались в живых. Ведь я не привык обходиться без ваших мудрых советов, мой командир!

– Значит… он покушался на мою жизнь!

– Никто не обвинит вас, мой командир, если в сложившихся обстоятельствах вы примете самые решительные ответные меры.

Чезаре положил руку на его плечо, и они дружно засмеялись. Им предоставился случай, которого оба так долго ждали.


Наступил полдень – время, когда почти все обитатели папской резиденции отдыхали от августовского зноя. Альфонсо лежал в постели. Утренние физические упражнения утомили его, и он спал, улыбаясь во сне. Лукреция и Санча сидели по обеим сторонам постели. Они дремали.

Внезапно за дверями комнаты послышалось какое-то движение, и Санча пошла узнать, что случилось. Лукреция последовала за ней. В коридоре они увидели солдат, те арестовывали прислугу Альфонсо.

– В чем дело? – строго спросила Санча.

– Простите за беспокойство, мадонна, – сказал Микелетто Корелла, – но эти люди обвиняются в заговоре против Папы.

– Это невозможно! – воскликнула Лукреция.

– Такова воля Его Святейшества.

– Какой такой заговор? – спросила Санча.

– Не знаю, мадонна. Я всего лишь исполняю приказ. Он поклонился и в некотором замешательстве посмотрел на них – будто был смущен необходимостью расстраивать таких прелестных дам. Затем добавил:

– Его Святейшество отдыхает в своих покоях. Почему бы вам не сходить к нему и не попросить освободить этих людей, если вы так уверены в их невиновности?

Санча и Лукреция помчались в апартаменты Папы. Его там не было.

Тогда они внезапно переглянулись и, не сговариваясь, побежали в комнату Альфонсо. И опоздали.

Альфонсо лежал поперек постели. На его горле остались синеватые пятна – от безжалостных рук Микелетто Кореллы.

Глава 3

ЗАМОК НЕПИ

Погребальная процессия остановилась у небольшой часовни на площади Святого Петра, а затем направилась к кладбищу Санта Мария делле Феббри. Было уже темно, и впереди шли двадцать факельщиков в черных плащах с балахонами. В тишине раздавались только звуки шагов и тихие голоса монахов, молившихся за душу покойного.

Дворец Санта Мария дель Портико погрузился в траур. Слуги говорили шепотом – встречаясь в коридорах, опускали покрасневшие глаза.

В покоях мадонны Лукреции не было слышно плача – она и ее золовка корили себя в случившемся и пытались утешать друг друга.


Санча то приходила в ярость, то вновь впадала в отчаяние.

– Как мы могли оказаться такими дурами? – воскликнула она.

Лукреция потупилась.

– Нам не следовало поддаваться на их уловку.

– Потратить столько сил… провести столько бессонных ночей, самим готовить пищу, выхаживать его, ни на минуту не оставлять без присмотра… а затем… оказаться такими дурами!

Лукреция закрыла лицо руками.

– Ох, Санча, меня не покидает ужасное чувство, что я приношу несчастье всем, кто меня любит.

– Глупости! – закричала Санча. – Они бы не посмели это сделать, если бы мы не оставили его одного. Во всем виновата только беспросветная тупость.

– Мы ведь отлучились совсем ненадолго.

– Ровно настолько, чтобы этот мерзавец успел задушить его.

– Он сказал, что, когда они вошли в комнату, у Альфонсо началось кровотечение.

– Кровотечение! – воскликнула Санча. – Ты что, не видела синяков у него на горле? Пресвятая Богородица, забуду ли я их когда-нибудь?

– Прошу тебя, Санча, не надо.

Внезапно в дверях показалась запыхавшаяся Лойзелла. Ее глаза грозили вылезти из орбит.

– Сюда идет Валентино, – пролепетала она. – Вот-вот будет здесь.

Дверь тотчас закрылась. У Лойзеллы не было ни малейшего желания кокетничать с Чезаре Борджа.

– Как он смеет! – воскликнула Санча.

Лукреция задрожала. Она не желала видеть его – боялась выдать чувства, которые не могла не испытать при встрече с убийцей своего супруга.

Послышался топот солдатских сапог, и, когда дверь снова распахнулась, двое солдат встали на страже. Затем в комнату вошел Чезаре.

Лукреция отвернулась. Санча с ненавистью и презрением посмотрела на него.

Он холодно усмехнулся. Санча выпалила:

– Убийца! Как смеешь ты приходить сюда? Как смеешь осквернять наше горе?

Чезаре подошел к Лукреции.

– Правосудие свершилось, – ледяным тоном произнес он.

– Правосудие? – повернувшись к нему, медленно проговорила Лукреция. – Убийство человека, который никому не причинил зла, – это ты называешь правосудием?

Его лицо немного смягчилось.

– Что он никому не причинил зла, это не его заслуга. У него просто не хватило времени. Но он действовал так, что было ясно – либо он, либо я. Мне пришлось защищаться, вот и все.

– Он бы и пальцем тебя не тронул, – сказала Лукреция. – Не допустил бы, чтобы я страдала вместе с тобой.

– Дорогая сестра, у тебя слишком покладистый характер. Ты не знаешь, до чего людей доводят амбиции. Видишь ли, незадолго до смерти он покушался на мою жизнь. Хорошо еще, что я заметил его, когда он стоял на балконе и держал в руках арбалет!

– Он всего лишь стрелял в голубя – хотел испытать свои силы, – сказала Лукреция.

– Тебе нужен был предлог! – воскликнула Санча. – Вот ты и воспользовался этим случаем!

Чезаре явно игнорировал ее. Он продолжил:

– Существовал заговор… против меня… и против Папы. Дорогая сестра, ты позволила дурачить себя. Заговорщики собирались в твоих покоях – пока вы болтали о поэзии и искусстве, твой супруг и его друзья обсуждали планы военных действий. Его смерть была вполне своевременна.

– Так ты признаешь себя виновным в убийстве? – спросила Санча.

– Я признаю только то, что смерть Альфонсо Бишельи была угодна правосудию, – такая же участь ждет всех предателей. Лукреция, я пришел, чтобы сказать тебе следующее: вытри слезы и не оплакивай тех, кто замышлял заговор против твоего отца и брата. – Он взял ее за плечи. – Часть твоей прислуги уже находится под арестом. Так нужно, Лукреция. Девочка моя, не забывай того, что ты сама говорила, – кем бы мы ни были, прежде всего мы – Борджа.

Он хотел заставить ее улыбнуться, но выражение ее лица осталось каменным. Она сказала:

– Чезаре, уйди. Пожалуйста… немедленно уйди. Он опустил руки и, повернувшись, быстро вышел из комнаты.


Папа пригласил ее, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, но принял довольно сухо – отрешенное выражение лица и безутешная скорбь в глазах Лукреции отнюдь не пришлись ему по душе. Альфонсо умер; его уже ничто не вернет. А ей всего двадцать лет, она прелестна, как ангел, и он собирается устроить для нее брак не хуже прежнего. К чему же такой отчужденный вид?

Он поцеловал ее и на несколько секунд прижал к себе. Для перевозбужденного состояния Лукреции этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у нее приступ исступленных рыданий.

– Ну хватит, хватит, дочь моя, – поморщился Александр. – Сколько можно лить слезы?

– Отец, я его так любила! – всхлипнула она. – Я во всем обвиняю себя.

– Ты… обвиняешь себя? Но это же глупо!

– Я поклялась смотреть за ним… и покинула его… оставила ровно настолько, чтобы подручные моего брата успели убить его.

– Мне не нравится этот разговор, – сказал Папа. Она закричала:

– Но ведь это правда!

– Дитя мое, твой супруг предал нас. Он принимал наших врагов и вступил с ними в заговор. Он сам виноват в своей смерти.

– Отец… и вы можете сказать такое?

– Дорогая моя, я должен говорить то, что считаю правдой.

– В ваших глазах Чезаре не может сделать ничего дурного.

Он с потрясенным видом уставился на нее.

– Дитя мое, ты критикуешь нас… твоего отца и твоего брата… и все из-за своего слепого увлечения каким-то… чужаком!

– Он был моим супругом, – напомнила она.

– Он не был одним из нас. Ты меня изумляешь. Вот уж никогда не предполагал, что услышу от тебя такие высказывания!

Она не упала на колени и не стала молить о прощении, что непременно сделала бы несколько месяцев назад, а вместо этого она продолжала стоять, сохраняя каменное выражение лица и ничуть не беспокоясь о том, какое неодобрение могла вызвать в своей семье, – так велико было ее горе, так опустошительно подействовала на нее потеря любимого человека.

– Отец, – наконец сказала она, – пожалуйста, разрешите мне пойти прилечь.

– Разумеется, ступай, если тебе так угодно, – сказал Папа таким холодным тоном, каким еще никогда не разговаривал с дочерью.


Александр никак не мог успокоиться. Положение сложилось довольно деликатное. Король Неаполя желал знать, каким образом погиб его родственник. Убийство герцога Бишельи сейчас обсуждалось во всех республиках и королевствах. Наверняка при этом вспоминалось убийство Джованни, герцога Гандийского. И говорилось примерно следующее: «Чезаре Борджа убил брата, а теперь и зятя. Кого же Валентино сделает своей следующей жертвой? Ясное дело, вступать в эту семью – небезопасно».

И вот в такой-то ситуации, размышлял Александр, нужно найти для Лукреции нового жениха; нужно – и все-таки придется подождать, пока улягутся слухи.

Но забудут ли когда-нибудь о позоре ее первого супруга и о смерти второго?

Прежний Александр обругал бы Чезаре за излишнюю поспешность действий, благодаря которой все поняли, кто убил его зятя. Нынешний Александр поступил иначе – воспользовался своим хитроумием, чтобы найти оправдание сыну.

Он позвал Чезаре, и они поговорили на эту тему.