Лукреция лежала довольная, но обессилевшая – роды были долгими и трудными. Рядом с ее постелью сидел Альфонсо. Он держал в ладонях руку супруги. Ликование Папы вызвало у него добрую улыбку.

Чезаре не поехал с ними в Рим, и Альфонсо смог забыть о своих ночных кошмарах.

За окнами дворца Санта Мария дель Портико, на площади Святого Петра слышалась барабанная дробь. Там маршировали солдаты Его Святейшества. И хотя Папа не переставал радоваться новорожденному, все знали, что его войска готовятся к боевым действиям против людей, приходившихся младенцу родственниками по отцовской линии.

Санча сейчас была в Риме – по просьбе Лукреции Александр разрешил невестке вернуться к мужу. Более того, вняв мольбам любимой дочери, он не только не препятствовал возвращению Санчи, но и встретил ее так, будто между ними ничего не произошло.

С приездом сестры Альфонсо воспрянул духом – в Риме у него было не так много друзей, а ей он доверял не меньше, чем супруге.

В тот же день состоялась пышная церемония крещения младенца. Во дворец Санта Мария дель Портико было приглашено множество знатных гостей, и ни одному из них не пришло бы в голову, что лишь накануне Папа подписал указ, объявивший недействительными все прежние права на владение городами Пезаро, Форли, Урбино, Имола и Фаэнца – на том основании, что их хозяева не уплатили церкви подать за свои титулы.

Из дворца торжественная процессия направилась в Сикстинскую капеллу, украшенную фресками Боттичелли и Перуджино.

Младенца нес прославленный испанский военачальник Хуан Червиллон, которого Лукреция считала одним из своих самых преданных друзей; маленький Родриго, завернутый в отороченную горностаем парчу, мирно посапывал в его могучих руках.

У алтаря архиепископ Козенцкий (Франческо Борджа) принял мальчика у Хуана Червиллона и поднес к купели, а кардинал Карафа совершил обряд крещения.

Затем по желанию Папы младенец был вручен одному из членов семьи Орсини – чтобы все присутствующие могли убедиться в дружеских чувствах, которые Александр питал к этому древнему роду.

Хитроумный замысел Его Святейшества испортил маленький Родриго. Безмятежно спавший все предыдущее время, он вдруг разразился истошным визгом и не переставал надрываться в крике до тех пор, пока его не передали в другие руки.

Кардиналы и епископы многозначительно переглянулись. Дурной знак, решили они. Борджа и Орсини следует остерегаться друг друга.

Затем начались неприятности, и они затронули всех. Даже Лукреция и Альфонсо не смогли остаться в стороне от тревожных событий, последовавших за крещением младенца.

На второй день после той торжественной церемонии к Лукреции зашел ее добрый приятель Хуан Червиллон. Он сказал, что уже давно не был на родине и хочет вернуться в Неаполь, чтобы повидаться с супругой и семьей.

– Непременно езжайте, Хуан, – сказала Лукреция. – Вероятно, ваши родные соскучились по вам так же, как и вы по ним.

– Сегодня я спросил разрешение у Его Святейшества, – задумчиво произнес он.

– И его вам дали?

– Да, но как-то неохотно.

Альфонсо, присутствовавший при их разговоре, заметил:

– Оно и понятно. Вы хорошо служили святому отцу.

– Я никогда не забуду, – сказала Лукреция, – что это вы, мой добрый Хуан, уговорили короля Федерико отпустить Альфонсо ко мне в Сполето.

– Я всего лишь был послом Его Святейшества.

– Но вы многое сделали для нас, Хуан. Пожалуйста, зайдите к нам попрощаться перед отъездом. Не отчаивайтесь, я вас не задержу – только возьму слово, что вы покинете нас ненадолго.

Он поцеловал ее руку.

– Обязательно зайду, дорогая Лукреция, – сказал он.

В тот день приехал Чезаре. Денег, отпущенных Его Святейшеством на военную кампанию, оказалось недостаточно, и он немало времени провел в Ватикане, обсуждая с Папой планы боевых действий.

Навестив Лукрецию, Чезаре сказал, что она неважно выглядит и был резок с Альфонсо – как будто тот провинился перед ним, не уследив за здоровьем его сестры; на младенца он даже не взглянул.

Позже Лукреция услышала, что он настраивал Папу против маленького Родриго.

– Он ревнует, – сказал Альфонсо, и Лукреция заметила, что с приездом Чезаре в его глазах вновь появился страх. – Ему не нравится, что ты любишь меня, а Папа – нашего ребенка.

– А вот и ошибаешься, – возразила она. – Он просто перенервничал – ведь я все еще не оправилась после родов. В нашей семье всегда были сильны родственные чувства.

– Ах, какая дружная семья! – воскликнул Альфонсо. – Настолько дружная, что один брат убивает другого!

Она вздрогнула и посмотрела на него с таким болезненным видом, что он поспешил успокоить ее.

– Прости, Лукреция, я сказал не подумав. Повторил то, о чем болтают сплетники… Пожалуйста, забудь мои опрометчивые слова!.. Давай забудем обо всем и будем помнить только о нашей любви…

Но как можно было забыть об этих и других страхах, когда двумя днями позже случилась такая ужасная трагедия!

Узнав о ней, Альфонсо – бледный, с дрожащими руками – пришел к Лукреции.

– Бедный Хуан Червиллон, – простонал он, – никогда он не приедет в Неаполь, куда так стремился! Жена и дети уже никогда не увидят нашего несчастного Хуана. Его убили вчера вечером, когда он возвращался домой после своего прощального ужина.

– Хуан… мертв? Но ведь он только вчера заходил к нам!

– Увы! В Риме умирают быстро.

– Кто совершил это ужасное злодейство?

Альфонсо не ответил – только затравленно посмотрел на нее.

– Убийцу привлекут к ответу, – сказала Лукреция. Он покачал головой и с горечью произнес:

– В связи с этим событием кое-кто вспоминает смерть твоего брата, герцога де Гандиа. Он тоже погиб, когда возвращался домой с ужина. Хуана уже похоронили – в городском предместье, на кладбище Санта Мария дель Транспонтина. Говорят, никому не позволили даже взглянуть на его раны.

Лукреция закрыла лицо руками. Внезапно Альфонсо закричал срывающимся, почти истерическим голосом:

– Многие слышали, как незадолго перед смертью он едко вышучивал любовную связь Санчи и твоего брата Чезаре! А еще говорят – он знал слишком много секретов Папы!.. Его бы все равно не отпустили из Рима!

Лукреция не отрывала рук от лица. Она не могла видеть отчаянных глаз своего супруга.


Известие о смерти Хуана Червиллона положило начало ужасу, который вскоре охватил весь город. Люди стали гибнуть один за одним – иных находили заколотыми на боковых римских улочках, после наступления темноты; тела других утром вытаскивали из Тибра; третьи умирали при весьма загадочных обстоятельствах. Последние были различны – от внезапного приступа удушья до мучительной агонии, продолжавшейся порой по несколько суток. И только одна закономерность объединяла эти смерти – всем им предшествовало угощение за столом Папы Римского Александра Четвертого.

Борджа вновь применяли свое испытанное оружие, и весь Рим знал его название: яд. На них работали специально обученные аптекари, которые приготовляли смертоносные зелья и порошки по рецептам, привезенным этой семьей из ее родного городка Эль-Бурго, что на стыке границ Наварры, Арагона и Кастилии. Говорили, что тайны приготовления самых изощренных ядов Борджа добыли у испанских монахов, издавна селившихся в тех местах.

Одной из жертв этого древнего оружия стал португальский епископ Фердинандо д'Альмаида, который вместе с Чезаре ездил во Францию и там был свидетелем его многочисленных унижений.

Между тем Чезаре со своими войсками уже одержал целый ряд блестящих побед и сейчас приготовился сосредоточить внимание на Форли – город, что находился в руках графини Екатерины Сфорца, слывшей одной из храбрейших женщин Италии.

Екатерина полностью сознавала свою беспомощность перед превосходящими силами Чезаре. Имола, ее первое убежище, пала под натиском его войск; тогда она направила в Рим посланников с письмом, в котором просила Папу о милосердии.

Милосердия Александр проявлять не стал, поскольку считал Форли неотъемлемой частью будущего королевства Романья, – он арестовал посланников и под пытками заставил их подписать показания о том, что письмо графини Сфорца якобы было обработано ядовитым составом, способным мгновенно умертвить любого прикоснувшегося к нему человека.

Ватикан оцепенел от ужаса. Лукреция, едва услышав о злодейском покушении на отца, опрометью бросилась в апартаменты Папы – бесцеремонно растолкала слуг и упала в его объятья.

– Ну, ну, не плачь, – приласкал ее Александр. – Но что случилось? На тебе лица нет.

– Вас чуть не убили! – всхлипнула Лукреция.

– Ах, вот в чем дело, – улыбнулся он. – Право, я благодарен этой опасности – приятно видеть, как мое возлюбленное чадо заботится о своем отце.

– Я не смогла бы жить без вас.

– Но ведь у тебя есть супруг! И ребенок!

Его глаза внимательно следили за ней. Он ожидал ответа: «Разве могут они быть для меня важнее, чем мой обожаемый святой отец, мой любящий и любимый родитель?»

Она поцеловала его руки, и он почувствовал на них ее горячие слезы. В какой-то степени они возместили отсутствие желанного признания.

– Все к лучшему, моя дорогая, – пробормотал он. – Все к лучшему. Эти злодеи получат по заслугам. Борджа никому не прощают своих обид.

– Никто не осмелится… – начала она.

И осеклась. Внезапно ей вспомнилось улыбающееся лицо Хуана Червиллона, который незадолго до гибели посмел непочтительно отозваться о ее брате Чезаре. А затем подумалось о множестве таинственных смертей, последовавших за его убийством.


В поход на Форли Чезаре выступил, твердо решив отомстить за покушение на жизнь его отца. Он должен был беспощадно покарать город, чья графиня осмелилась бросить вызов семье Борджа. Ей предстояло узнать силу, так долго таившуюся в их Пасущемся Быке.

Стоя на одной из башен замка, Екатерина видела, какое огромное и превосходно вооруженное войско штурмовало высокие стены Форли. Она понимала безнадежность своего положения, но без боя сдаваться не собиралась. Недаром ее величали храбрейшей женщиной Италии. Екатерина была незаконнорожденной дочерью герцога Галеаццо Мария Сфорца, и таким образом ее предком был прославленный кондотьер Франческо Сфорца. Шестнадцатилетней девушкой она вышла замуж за Джероламо Риарио – племянника Папы Сикста, который сделал его графом Форли. Жестокостям ее супруга не было предела, и однажды народ взбунтовался. Разъяренные крестьяне ворвались в замок, схватили графа, сорвали с него одежду и обнаженным сбросили с одной из башен. Позже ее выдали за Джакомо де Фео, который тоже слыл жестоким человеком и в результате тоже оказался растерзанным обезумевшей толпой; однако на этот раз Екатерина была уже старше – она собрала солдат и бросилась в погоню за убийцами своего супруга; в конце концов солдаты окружили их селение и по ее приказу разрубили на куски всех мужчин, женщин и детей, которые там жили. Вот каким характером обладала графиня Екатерина Сфорца.