– Такое подтверждение у вас будет, – обращаясь к Алену, негромко сказал он. – Его Святейшество доставит его вам без малейшего промедления. – Он повернулся к Чезаре. – Аманье, брат Шарлотты, будет вашим братом, дорогой герцог. Он уже давно мечтает о кардинальской мантии. Кардинальская мантия, Ален! Полагаю, увидев в ней своего сына, вы быстрее примите правильное решение, не так ли?

– Доказательство, сир, – сказал Ален. – Документальное доказательство для меня и кардинальскую мантию для моего сына. Когда я получу все это, тогда… тогда я не буду препятствовать замужеству своей дочери.

Чезаре промолчал. Ему требовалась хоть какая-то невеста. Без нее он не мог возвращаться в Рим. А Шарлотта д'Альбре была такой же дочерью короля, как и Карлотта.

В свадьбе с ней он видел единственный способ избежать позора, но в то же время не мог не насторожиться.

Насколько соответствовал истине слух, ходивший при дворе: «Король держит Чезаре Борджа своим заложником»?

Что если ему предложили этот брак, руководствуясь всего лишь здравым желанием превратить его в добровольного гостя, а не подневольного? Чезаре не сомневался – король даже сейчас обдумывает различные планы нападения на Милан. Мог ли он, великий Чезаре, вновь оказаться в унизительном положении заложника?

Тем не менее брак с родственницей короля Франции вполне устраивал его.

Он решил жениться на Шарлотте – и как можно скорее.


Королевский двор переехал в Блуа. Так пожелал король, собиравшийся отметить свадьбу Чезаре Борджа, герцога де Валентинуа, и юной Шарлотты д'Альбре.

Сейчас Луи пребывал в отменном настроении. Ему нравился этот величавый замок, высящийся над берегом полноводной Луары. Здесь он родился в один из июньских дней тысяча четыреста шестьдесят второго года. И здесь же в апреле тысяча четыреста девяносто восьмого года принял запыхавшегося посыльного, который встал перед ним на колени и воскликнул: «Король умер! Да здравствует король!»

С Блуа его связывали приятные воспоминания.

Вот почему он решил, что свадебные торжества должны состояться в замке Блуа. Его войска были готовы к марш-броску на Милан, а любимого сына Папы Римского ему удалось на семь месяцев задержать во Франции. Супружество еще на несколько месяцев привяжет Чезаре к Франции, поскольку он не покинет жену, пока она не забеременеет. Более того, Борджа отныне будут накрепко прикованы к французскому королевскому дому – хоть и велика честь для них, но скоро они узнают ее истинную цену.

Теперь у него появилась возможность управлять действиями Папы Александра Четвертого – первая победа будущей итальянской кампании. Получил он и желанный развод. Право, недурной задаток за дочку Алена д'Альбре, ничтожное имение и титул.

На торжества он взирал с благодушной улыбкой. Ах, какие пышные церемонии! Ну ничего, пусть Борджа раскошеливается. Пусть себе бросает деньги на ветер, если ему так хочется. Его отец богаче всех на свете – отчего же сынку не покрасоваться перед французскими циниками? Лучше уж тот потратится на свадьбу, чем на снаряжение итальянской армии.

Погода стояла теплая, солнечная, и все с восторгом приняли предложение Чезаре провести праздник на открытом воздухе. Прямо на земле были расстелены украшенные цветами богатые ковры, а по бокам, в форме квадрата, натянуты на жерди великолепные расшитые золотом гобелены. Получился как бы огромный зал – со столами, ломящимися от всевозможных яств, с пространством для танцев, с гобеленами вместо стен и с голубым небом вместо потолка.

Папа, обрадовавшись известию о свадьбе сына, прислал в подарок невесте шкатулку, полную драгоценных камней. Юная провинциалка Шарлотта была поражена такой щедростью.

Ей недавно исполнилось шестнадцать лет, а выглядела она еще моложе. Привезли Шарлотту только вчера, и даже Чезаре, встретив ее робкий взгляд, был тронут ее застенчивой простотой. К тому же он понял, что она заранее готова обожать его – преклоняясь перед величием своего суженого и еще не зная всех слухов, ходивших о нем.

Танцуя с ней под голубым небом импровизированного бального зала, Чезаре решил сделать ее счастливой – на то время, пока он будет оставаться во Франции. Пока не убедится в том, что супруга ждет ребенка.

Его замыслы были так же честолюбивы, как и прежде. Подобно королю Луи, он вынашивал планы покорения Италии. Поэтому ему не терпелось покинуть супругу и с победой вернуться в Рим – чтобы оттуда начать завоевывать родную землю, а может быть, и весь мир.


Лукреция снова была в положении, и отец каждый день навещал ее.

Когда в Рим на взмыленном коне прискакал Гарсия – гонец, которого Чезаре отправил на родину с сообщением о браке, – Папа Римский радовался так, словно состоявшаяся свадьба была его собственной. Он послал за Лукрецией и велел немедленно позвать беднягу гонца, едва не валившегося с ног от усталости и не успевшего даже перевести дух после долгой дороги.

Увидев его состояние, Александр распорядился о том, чтобы ему принесли мягкое кресло и бутылку доброго вина, но не пожелал ни на минуту откладывать наслаждение от рассказа Гарсии.

– Святой отец, свадьба прошла превосходно, – выдохнул Гарсия.

– А брачная ночь?

– Тоже, Ваше Святейшество. Я ждал до утра, чтобы привезти вам это известие.

– Сколько раз? – поинтересовался Папа.

– Шесть, святой отец.

– О! Сын достоин своего отца! – рассмеявшись, воскликнул Александр. – Право, я горжусь моим мальчиком.

– Его Величество король Франции высоко оценил достоинства господина герцога.

Александр еще громче рассмеялся.

– Говорят, Ваше Святейшество, господин герцог превзошел лучшие достижения Его Величества.

– Бедный Луи! – воскликнул Папа. – И не думал, что Валуа будут соперничать с Борджа!

Затем он пожелал узнать все подробности свадебной церемонии и брачной ночи, рассказ о которой попросил повторить два или три раза подряд.

В последующие дни приближенные никак не могли понять загадочного поведения Папы. Тот почти не слушал своих кардиналов и все время задумчиво бормотал:

– Шесть раз! Неплохо… совсем неплохо, сын мой.


Санча забеспокоилась. Она подстерегла брата, когда тот шел в апартаменты супруги.

Альфонсо насвистывал веселую мелодию – одну из тех, что Лукреция часто играла на лютне. Его безмятежная, почти блаженная улыбка могла кого угодно довести до белого каления.

– Альфонсо, – прошипела Санча. – А ну-ка, ступай за мной. Нам нужно поговорить.

Он вытаращил глаза.

– Санча! Кажется, ты чем-то встревожена?

– Чем-то встревожена! Да если бы у тебя была хоть крупица здравого смысла, ты бы тоже не был так беззаботен!

Альфонсо поморщился. После отъезда Чезаре Санча сильно переменилась. Ни один любовник ее не устраивал, и она вечно была чем-то недовольна.

– Ну, – нетерпеливо произнес он. – Что случилось?

– Французы готовят вторжение.

Внезапно на Альфонсо напала зевота. Он с трудом подавил ее.

– Можешь не отворачиваться, Альфонсо, это ничего не изменит. Ситуация настолько серьезна, что даже Асканио Сфорца обеспокоен.

– О Господи, когда же он угомонится?

– Милый мой! В отличие от тебя, он знает, что творится вокруг него!

– Что на сей раз?

– Интрига.

– По правде говоря, Санча, я не могу представить тебя не связанной с какими-нибудь интригами. Но, признаюсь, мне больше нравилось, когда они были любовными.

– Как по-твоему, что произойдет, когда вернется Чезаре?

– Полагаю, он станет твоим любовником. И ты перестанешь его ревновать к супруге-француженке.

– Теперь он крепко-накрепко связан с королем Франции, а французы всегда хотели получить Милан… и Неаполь. Мы с тобой принадлежим к видному неаполитанскому роду. Не забывай об этом, Альфонсо. Чезаре нашему дяде никогда не простит отказа в браке с Карлоттой. Чтобы отомстить королю Федерико, он объединится с французами. И я не хотела бы оказаться в Неаполе, когда туда вступит Чезаре со своими войсками.

– Мы с тобой не только неаполитанцы, – сказал Альфонсо, – но еще и родственники Его Святейшества, а он дружелюбен с нами.

– Альфонсо, ты глупец… безнадежный глупец!

– Санча, я устал от тебя.

– Ну и ступай к своей супруге! – в сердцах воскликнула Санча. – Ступай… упивайся своей любовью, пока у тебя не отняли ее. Альфонсо, я тебя предупредила. Будь осторожен, когда Чезаре вернется в Италию.

– Теперь ему придется соблюдать приличия, принятые при французском королевском дворе.

– Ах, брат мой, не все родственники Луи желают заботиться о своей репутации. У некоторых есть и другие, очень честолюбивые желания. – Внезапно она схватила его за руку. – Альфонсо, ты мой брат, – с жаром сказала она. – Так давай же будем вместе, как было всегда.

– Разумеется, Санча, мы будем вместе.

– Тогда… не поддавайся иллюзиям, брат мой. Не позволяй усыплять свою бдительность. Опасность уже совсем рядом… и она грозит всему нашему дому. Не забывай – ты не только супруг Лукреции, но еще и неаполитанский принц.


Семнадцатилетнего Гоффредо никто не воспринимал всерьез. Никто. Все радовались свадьбе Чезаре и беременности Лукреции, а ему, младшему сыну Папы Римского, по-прежнему не уделяли сколько-нибудь должного уважения. Его не окружали почетом и уважением, привычными для Чезаре, а в прошлом – для Джованни. Он знал, почему. Кое-кто поговаривал, что Гоффредо не был сыном Папы; и, судя по всему, Александр разделял эту точку зрения.

Сам же Гоффредо благоговел перед семьей Борджа и полагал, что если не будет принят в ее круг, то жизнь потеряет для него всякий смысл.

Чтобы привлечь внимание к сходству между ним и Чезаре (а также и Джованни, покуда тот был жив), он взял в привычку после наступления темноты брать с собой слуг и бродить по римским улочкам, заходя в таверны, приглядывая женщин легкого поведения или задираясь к подвыпившим мужчинам. Так бывало любил проводить досуг Джованни, и Гоффредо очень надеялся услышать от горожан: «О, этот парень пойдет по пути своих братьев!»