— Прибереги свое сочувствие для того, кому оно не безразлично. К примеру, для своего любовника.

Идит ощетинилась, уже окончательно рассердившись:

— Я не понимаю, о чем ты вообще говоришь.

Эйрик нахмурился.

— Тебе нужна моя помощь или нет?

В ответ Эйрик подставил ей спину, сгорбившись на табурете и опершись локтями на широко расставленные колени. Неблагодарный! Но придется быть с ним поласковей. Подобно многим воинам, он может, несомненно, стоически переносить тяжелые раны, полученные в сражении, но станет хныкать словно ребенок от таких мелочей, как больной зуб, небольшая лихорадка или пчелиный укус.

Сначала Идит тщательно обработала его спину. Она старательно царапала указательным пальцем по центру укуса, пока жало не выходило. Задача оказалась не простой. Пальцы у Идит дрожали при соприкосновении с золотистой кожей супруга, а тут еще его запах обволакивал ее приятной аурой мыла, какой-то особой, отдающей ветром и солнцем свежести, а также его собственным, неповторимо мужским запахом.

Она прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от нежного стона удовольствия.

— Что ты сказала?

— Ничего. Наклони голову.

Идит спустилась ниже, к его талии и бедрам, прижимая копчики пальцев к жаркому телу. Святая Матерь, тело излучало жар не хуже печки. Жар ли это или просто горячая кровь? И все ли части его тела так восхитительно обжигают?

Устыдившись непристойных мыслей, Идит мысленно выбранила себя. Никогда прежде у нее не появлялось таких легкомысленных фантазий, даже когда она была вместе со Стивеном. И вообще, ее влечение к Стивену всегда было влечением души. Если не считать одного болезненного и безрадостного совокупления.

Должно быть, она стареет, подумалось ей. Она слышала, что у некоторых женщин появляется странная потребность в мужчине, когда они становятся старше и их тела начинают стареть. Чем иначе можно объяснить такую вовсе не неприятную боль в суставах? Она долго смотрела на пропорциональную спину Эйрика, отказываясь верить, что эти новые чувства вызваны близостью именно этого мужчины, его одного.

— Святые мощи! Что ты так возишься? Ты нарочно все затягиваешь, чтобы продлить мои мучения?

— Ох, помолчи, — ответила Идит.

Когда она закончила обработку спины и рук, то попросила его встать, чтобы можно было осмотреть ноги, как сзади, так и спереди. Она старательно избегала самого непристойного места, но, увы, чувственность ее дразнило и неизбежное прикосновение к хрустящим волоскам на ногах, когда она вытаскивала жала.

Казалось, мука ее будет длиться вечно.

— Ты наслаждаешься, моя леди супруга? — поинтересовался Эйрик густым от сарказма голосом.

— Нет, а ты? — беззаботно ответила она и, не подумав, подняла глаза и увидела, что его мужское орудие торчит из тела, твердое, как полированный мрамор. Она в панике отвела глаза, стыдясь краски, которая залила ей лицо.

Он насмешливо засмеялся:

— Эта часть мужеского тела не обращает внимания на то, красива ли женщина или безобразна, как крот. Не волнует ее и то, что женщина сочится предательством, как гнойная рана.

Идит плотно сжала губы, отказываясь отвечать на его оскорбительные слова. Она выпрямилась и стала возиться с его грудью, стараясь отворачивать лицо. В комнате было полутемно, да еще он постоянно тер глаза, но все-таки осторожность не мешала.

Но даже при этом ей было трудно унять учащенно бьющееся сердце, которое волновалось от его ленивой и соблазнительной позы. Она чувствовала, что отзывается на его восхитительную близость, несмотря на долгое недоверие к мужским прикосновениям, несмотря на его грубые обвинения, несмотря на то, что над ее самообладанием, которое она так в себе ценила, нависла серьезная опасность.

Стараясь говорить пронзительным голосом, она сгорбила плечи и спросила:

— Почему ты постоянно обвиняешь меня в коварстве? Я ничего такого не сделала, чтобы вызвать твое недоверие.

Он смерил ее презрительным взглядом, но ничего не ответил.

Продвигаясь сквозь жесткие волосы, окружавшие его плоские мужские соски, она удалила последнее жало, а затем встала на колени и начала искать их на плоском животе. И тут ей пришлось совсем нелегко. Вконец смущенная, она старалась держаться от него возможно дальше и не глядеть вниз.

— Ты не мог бы чем-нибудь прикрыться?

— Зачем?

— Так нескромно… обнажать свое тело до такой степени.

Он с издевкой рассмеялся:

— Здесь ничего нет, чего бы ты не видела прежде у своего любовника. Или у Стивена член другой?

Идит вспыхнула от его вульгарности. Затем замешательство ее перешло в гнев. Она замахнулась кулаком и хотела ударить его в живот, но Эйрик схватил ее за запястье и больно сжал.

— Даже и не думай ударить меня. В теперешнем своем состоянии я не задумаюсь и дам тебе сдачи.

— Твоей матери надо было бы мазать мылом твой рот, когда ты был ребенком. Язык у тебя невероятно грязный.

— У меня не было матери.

— Тебя что, под камнем нашли?

Он еще крепче сжал ей запястье и пристально поглядел на нее, словно решая, сломать ей кость или нет. Наконец отбросил руку с недовольным ворчанием.

Слезы навернулись Идит на глаза, она моргнула, смахивая их, и потерла больное место.

— Почему ты так полон ненависти? Я ничего особенного не сделала, что могло бы тебя обидеть.

— Разве? Вспомни получше. Первая вещь, которую я потребовал от тебя перед подписанием брачного соглашения, была верность. Ха! Не успели высохнуть чернила, как ты уже раздвинула ляжки для другого. А ведь наш брак еще даже не был завершен.

Рука у Идит замерла, она вопросительно вскинула голову:

— Ты думаешь, что я легла с другим мужчиной?

— Да.

— С кем?

— С проклятым ублюдком — Стивеном. С кем же еще?

— Ты с ума сошел. Знаешь ведь, как я его ненавижу.

— Нет, я только сейчас понял, что совершенно тебя не знаю. Но ты во сто крат больше заплатишь за свое коварство, леди супруга, и я имею в виду не пчелиные укусы.

Смехотворные обвинения Эйрика почему-то глубоко ранили Идит, и боль эта вскоре переросла в гнев, от которого у нее вскипела кровь. Она повернулась и направилась к двери, почувствовав потребность побыть наедине с собой и обдумать обвинения, которые он выдвинул против нее. Может, Гирта могла бы ей что-нибудь объяснить. Однако Эйрик схватил ее за локоть и рывком вернул назад:

— Закончи работу, которую начала.

Она надменно вскинула подбородок.

— Ты можешь сам обработать шею и плечи. — Она ткнула в кусок полированного металла на стене.

— Нет. Ты сама должна вылечить укусы — все до одного. В конце концов, ведь это из-за тебя все получилось.

Идит открыла было рот для протеста, но потом заставила себя замолчать. Пока она не поймет, что случилось в ее отсутствие, откуда взял Эйрик это смехотворное обвинение насчет любовника, все протесты будут бесполезными.

Его глаза сверкнули голубым огнем, опалив яростью.

— Тогда садись, — ледяным тоном приказала она. — И закрой глаза. — Ей не хотелось, чтобы он с такого близкого расстояния смотрел ей в лицо.

Всего лишь несколько укусов остались на нежной коже шеи, она быстро их обработала. Сейчас ее ногти уже ловко попадали сразу в нужное место и извлекали жало. Затем она перешла к его лицу, которое он поднял ей навстречу.

Веселые морщинки, прежде окружавшие его глаза и губы, каким-то образом преобразились в приметы жестокости. Длинные ресницы Эйрика лежали шелковым черным веером на нижних веках, отбрасывая глубокие тени. «Вероятно, он еще и в эту ночь спал совсем немного, размышляя, как бы посильнее потерзать ее по возвращении», — с грустью подумалось ей.

Она осторожно повернула его упрямый подбородок, невольно отметив, как он сердито дернулся под ее пальцами. Одно жало она удалила совсем близко от правого глаза. К вечеру укус так распухнет, что закроет глаз. Откинула назад несколько прядей длинных, спутанных волос, добираясь до четырех укусов на лбу и попутно подумав, что ему пора бы подстричься. Прямые черные волосы свисали до плеч по моде саксов, но были все же слишком длинными.

Почти закончила. Слава Богу!

— У тебя несколько укусов в усах. Может, ты сбреешь их совсем, чтобы я могла добраться до жал?

— Почему у тебя кожа такая гладкая?

Понадобилось несколько мгновений, чтобы до нее дошли слова Эйрика. И тогда она поняла, что его глаза — ярко-голубые, как лед, — широко открыты и пристально смотрят на нее. С близкого расстояния.

Она нахмурилась и сгорбила плечи, но слишком поздно.

Эйрик крепко схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету:

— Сегодня у твоей кожи нет обычного сероватого оттенка. Нет и морщин, и признаков старости.

Идит едва смогла удержать дрожь в губах под его пристальным взглядом.

— В твое отсутствие я много бывала на солнце. Загар придает здоровый вид коже, ты разве не знаешь?

Казалось, она его не убедила.

— Помимо того, у меня в семье у всех хорошая кожа. Говорят, у моей бабушки не было ни единой морщинки, когда она умерла в возрасте пятидесяти двух лет.

О Господи! Идит пришла в отчаяние. Сейчас представился удобный случай признаться в своем маскараде, однако, учитывая настроение Эйрика, она опасалась его реакции. При еще не завершенном браке он легко мог прогнать ее. Стоит ли ей сейчас пытаться поговорить с ним начистоту? Нет, лучше выждать еще немного, пока не прояснится недоразумение со Стивеном.

Но нужно как-то отвлечь его внимание.

— Ну, если ты отказываешься сбривать усы, тогда закрой, по крайней мере, снова глаза, чтобы я могла копаться среди волосков.

Эйрик что-то пробурчал, однако слова прозвучали неразборчиво, поскольку ее левая рука зажимала ему рот. Жесткие волоски щекотали ей пальцы, и Идит невольно вспомнила, как они щекотали во время того страстного, умопомрачительного поцелуя в этой самой комнате.

Казалось, Эйрик вспомнил про это тоже. Голос его прозвучал хрипло, когда она отступила назад и он спросил: