Киллиан продолжал крепко обнимать Силк, словно желая сделать ее частью себя, наделить своей силой. Несмотря на все ужасы, которые она рассказывала в начале своей истории, она говорила почти бесстрастно, а вот последние фразы были полны боли, горечи и ярости из-за того, чего было лишено то промерзшее дитя в холодной ночи.

— Я помню, как уцепилась за решетку ограды, окружавшей двор — так сильно, что у меня пальцы заболели. И тут из-за угла выехала машина. Я обернулась. Это была полиция. Не успела я броситься бежать, как чья-то рука схватила меня за запястье — какая-то девочка, примерно одного со мной возраста, втащила меня за ограду. Я даже не заметила, что цеплялась за калитку, а не за саму загородку! Вот так я встретилась с моей сестрой, Каприс. И благодаря ей узнала Лоррейн и в конце концов стала дочерью Сент-Джеймсов. — Заканчивая рассказ, Силк глубоко вздохнула. Она согрелась — и вдруг почувствовала себя усталой, словно затратила на это повествование все силы. Ее ресницы медленно опустились, и она тихо вздохнула, вбирая в себя запах Киллиана. — Каприс всегда говорит, что это она выбрала меня, чтобы ввести в семью, — пробормотала она сонно.

Киллиан услышал усталость, прозвучавшую в голосе Силк, немного невнятное произношение, выдававшее ее потребность в отдыхе. Он погладил яркую волну ее волос, запустил в них пальцы, чтобы помассировать ей кожу, заднюю часть шеи, спину и плечи. Стон наслаждения был для него более чем достаточной наградой. Он прижался щекой к ее волосам и ощутил, как все ее тело обмякает и тяжелеет, погружаясь в дремоту.

Силк чуть нахмурилась, чувствуя, как ее охватывают черные тени сна. Ей надо было сказать Киллиану что-то еще. Она заставила себя сосредоточиться, вернуться к началу их разговора.

— Теперь мы можем быть друзьями, — пробормотала она, безуспешно пытаясь открыть глаза.

Гладившая ее рука Киллиана на секунду замерла. По его лицу пробежала тень гнева, обжигающего и непрощающего, обращенного против самого себя. Из-за его вызывающих слов она заново пережила весь этот ужас! Он сломал плотину, сдерживавшую напор кошмаров из ее прошлого. Он не солгал, говоря, что ему придется расплатиться зато, чего он от нее потребовал. Адское пламя показалось бы холодным по сравнению с тем презрением, которое он к себе испытывал.

— Самыми настоящими друзьями, — прерывающимся шепотом произнес он, и его голубые глаза подернулись горькими слезами. — Такими, которые ничего не боятся, если они вместе.

Силк чуть заметно улыбнулась, довольная тем, что смогла стать таким другом, каким он хотел ее видеть. Может быть, до полного доверия не так уж и далеко, решила она, проваливаясь в сон.


— Ты в этом уверен, Рэймонд? — спросил Джеффри. Его напряженное лицо отражало глубокую тревогу. — Твои люди уверены в том, что информаторы не ошиблись?

Рэймонд, начальник полиции, глубоко вздохнул. Ему очень хотелось бы, чтобы на его месте сейчас оказался кто-то другой: сообщать человеку, что одна из его дочерей находится в очень серьезной опасности — дело неприятное.

— Мы в этом уверены настолько, насколько это вообще возможно в данной ситуации. Так что тебе надо предупредить Карпентера. Слава Богу, что у вас с Лоррейн хватило благоразумия позаботиться об охране ваших дочерей. По крайней мере, лучше Карпентера для такого дела не найти никого.

— А как насчет полицейской защиты?

— Мы сейчас над этим работаем. Но дело в том, что чем больше людей знает о происходящем, тем выше опасность утечки информации. Сейчас киллер знает только одно — что Силк в Атланте. Он не знает, где именно, и я, черт подери, хотел бы, чтобы так было и дальше!


Силк повернулась во сне и раздраженно забормотала, чувствуя, что ее движения оказались скованными.

— Отпусти, — буркнула она, дергая руку, удерживавшую ее на кровати. Почувствовав, как ее притягивают ближе к источнику жара, она ощутила прилив бессознательного ужаса. — Нет!

Еще не открыв глаз, она начала биться и вырываться, оставаясь в плену той страны между сном и явью, где все становится возможным. Ее ногти впивались в живую плоть. Она открыла рот для крика о помощи, зная, что ее не будет.

Киллиан просыпался медленно — впервые в жизни. Темнота была полной, а вот тишина — нет. Силк билась в его объятиях и тяжело дышала, пытаясь выскочить из постели. Он немного разжал руки, чтобы она могла почувствовать, что больше не скована, но окончательно ее не отпустил.

— Тише, Силк, — прошептал он, поворачиваясь к ней и отводя упавшие ей на лицо пряди волос. Ее кожа пылала. Он нахмурился, продолжая шептать успокоительные слова, не имевшие реального смысла.

Секунду Силк продолжала вырываться, но потом голос Киллиана проник в ее кошмар. Ее ресницы дрогнули, а потом поднялись, открыв ей реальный мир.

— Киллиан?

Его имя вырвалось у нее на паническом выдохе, которого она сама не заметила. В следующее мгновение она уже не отталкивала его, а отчаянно к нему тянулась.

— Он самый, — проговорил Киллиан, подсовывая под нее руку. Перекатившись на спину, он уложил Силк себе на грудь. Он гладил ее спину, ощущая напряженность мышц, говорившую о ее страхе, об адском кошмаре, который требовал от нее больше, чем она могла дать. — Уже почти четыре. Для первой ночи ты проспала довольно долго.

Силк прислушивалась к его словам: в них звучало утешение и даже гордость по поводу ее скромного достижения. Ее пальцы рефлекторно сжались у него на плечах, но она этого не заметила.

— Но проснулась с криком.

— Ты звала меня.

Три слова. Такие простые. И слишком значимые, чтобы их отрицать — даже если бы ей этого хотелось.

— Да, — согласилась она, чувствуя как уходит страх. Прикосновения Киллиана наполняли ее чувством безопасности. — И ты был рядом.

Киллиан содрогнулся. Желание, которое до этой секунды оставалось незамеченным, заявило о себе сильно и настойчиво. Властность. С некоторыми женщинами она давалась так легко. С этой она была немыслима. Ею нельзя овладеть. Она может отдаться — добровольно, по велению страсти, которая крепла и зрела сейчас, в тишине. Зарывшись пальцами в ее волосы, он чуть-чуть нажал, чтобы приблизить к себе ее губы.

— Тебе хочется спать? — тихо спросил он.

Глаза Силк привыкли к темноте, так что она уже могла различать лицо Киллиана. Однако не лицо, а его голос сказал ей о желании, которое он пока подчинял своей воле.

— Нет, — медленно ответила она, поднимая руки к его лицу и обхватывая его сильные контуры ладонями. Она наклонила голову еще ниже. — Люби меня.

Он легонько прикусил ее губы, секунду дразняще подергал нижнюю, потом — верхнюю.

— Сегодня — не до конца. Немножко наслаждения, чтобы провести время до рассвета.

Не ожидавшая такого ответа, Силк подняла голову, ощущая, как его пальцы скользят сквозь ее волосы, словно играя атласными лентами.

— Почему?

— Я уже говорил тебе. Я хочу, чтобы ты была сильной. Не испуганной, не испытывающей чувство благодарности, не измотанной прошлым. Мы до конца будем вместе, лишь когда станем самими собой. Разными, но равными. Иначе мы принизим то, что получим.

— Ты так уверен во всем. Он провел указательным пальцем по ее губам, нежно прослеживая их очертания.

— И ты тоже. Иначе ты ни за что не рассказала бы мне о своем прошлом.

Силк поцеловала кончик его пальца, а потом снова наклонила голову за поцелуем, который намерена была получить.

— Наслаждения до рассвета. — Она ласково куснула его за подбородок, оставив крошечные отметинки на коже, но не повредив ее. — До него еще часа два.

Он негромко рассмеялся, услышав в ее словах вызов.

— И ты попробуешь меня сломить. В темноте блеснули ее золотые глаза.

— Сделаю все, что в моих слабых силах, — глуховато подтвердила она.

Киллиан устроил ее в более интимном положении, между своих раздвинутых бедер, а потом обвил ее ногами, чтобы она не могла вырваться.

Она тихо засмеялась: ей больше не хотелось высвободиться.

— Удачный шаг, Киллиан, — выдохнула она и покачала бедрами.

Это движение явилось для него неожиданностью. Хриплый стон страсти одновременно усилил и ее озорное настроение, и ее желание. Ее руки скользнули вдоль его тела, пробегая по точкам, где ее легкое, дразнящее прикосновение было особенно приятно.

— Дьявольщина, Силк! Играй честно. Она встряхнула головой, откидывая назад растрепавшиеся волосы: их игра разбудила в ней какую-то новую необузданность. Ей вдруг захотелось, чтобы он растаял под ее прикосновениями, выкрикнул ее имя, получая от нее наслаждение, которое ему может подарить только ее любовь. Это слово, прозвучавшее в тишине ее сознания, было поистине ошеломляющим, но она не стала отворачиваться от правды. Ей хотелось заявить на Киллиана права как на свою собственность, удерживать его рядом, покуда между ними будет пылать этот огонь.

— Я не играю, — прошептала она, покусывая его ухо, проводя языком по завиткам раковины, нежно дуя на чувствительное местечко под мочкой.

С каждой новой лаской у нее прибывало сил. Она ощутила себя обольстительницей, опьяненной своим талантом, своим даром ублажать избранного ею спутника. Когда она приподнялась над ним, полы ночной рубашки соскользнули к самым ее бедрам. Она снова опустилась, сделав их контакт еще более тесным. Его кожа горячила ее, несмотря на плавки, которые делали невозможным окончательное слияние — а она нуждалась в нем больше, чем в воздухе!

Киллиан ощутил происшедшую в ней перемену и был потрясен игрой, вдруг превратившейся в нечто гораздо более опасное. До этой минуты он и не подозревал, что между мужчиной и женщиной может возникнуть нечто столь невероятно колдовское. Силк стала пламенем — жадным, горячим, безудержным. Ее тело обтекало его собственное, принимало его форму, меняло его страсть к ней. Желание взметнулось к небу, вырвавшись из оков воли и разума, которыми он всегда его сдерживал. Его руки сжимались на ее гибком теле, не сковывая, но направляя его движения. Между его ладонями горел огонь. Умиротворенности здесь места не было. Вызов был брошен и принят. Его пальцы, скользнув ниже, мягко зарылись в основание ее позвоночника и прятавшееся там сплетение нервов. Он усилил давление, разминая ее тело круговыми движениями, которые и манили, и порабощали.