— А за два?

— Пална, нет!

— А за три?

Ставки за филейную часть главного кошатника "Борцова" успели добраться до отметки в десять миллионов, когда к нашему столику подошла девушка и с намеком на статусность в голосе спросила:

— У вас совесть есть?

— Милейшая, — гогоча, протянул Мишка. — Прошу нас простить, если помешали.

— Я вообще-то не к вам обращаюсь, а к этой сучке!

— Что!? — этот вопрос мы с Мишкой задали уже вместе, а я подняла удивленный взгляд на августейшую особу, удостоившую меня такого высокого статуса.

Модельная внешность девушки, подчёркнутая чем-то безумным по стоимости и из последней коллекции домов Франции, явными следами пластики на лице и не только, в сочетании с тщательно выблонженными волосами щёлкнули у меня в голове невидимый тумблер.

— Головушка не лопнула такое сложное слово произнести? — спросила я. — Или это последствие влияния ботокса на остатки мозга выжившего после килограмма силикона?

— Что!? — теперь уже она вытаращила на меня свои глазки, хлопая нарощенными ресницами.

— Повторить, куколка?

— Да ты знаешь кто я!?

— Без понятия, но могу предположить. Хочешь услышать варианты? Только не гарантирую, что они тебе понравятся, Барби перекачаная.

— Да ты… да я… — задыхаясь, зашипела кукла, взмахивая руками, будто они помогут ей схватить недостающие слова в лексиконе прямиком из воздуха. Топнула ногой и, не найдя ничего умнее, повторила, — Сучка!

— Приятно познакомиться. А меня зовут Елизавета Павловна. Могу посоветовать хорошего специалиста. У нее как раз в группе для деток с замедленным развитием место есть свободное. Визитку дать?

— Да ты! Да я!

— О-о-о, нет. Боюсь за такой тяжёлый случай даже она не возьмётся. Прости, — разведя руками в стороны, подняла свою сумочку, собираясь вернуться на работу, а по пути поугорать, обсуждая с Мишкой это непонятное чудо, как оно грохнуло своей и завопило на весь фуд-корт:

— Да сколько можно! Сама трахаешься со всеми налево и направо, а Бориса отпустить не можешь!

— Бориса? — протянула я, пытаясь найти хоть какую-то логику в словах блондинки. — При чем тут Борис?

— А при том, что ты ему всю жизнь испоганила!

— Я? Куколка, ты сейчас о каком-то конкретном Борисе мне истерику закатывашь или в общем по палате, из которой сбежала? Давай-ка выдохни и дыши поспокойнее, чтобы импланты не выскочили ненароком.

— Да я…

— Слышала уже, — рассмеялась я. — У Бориса твоего, которому я жизнь испоганила, фамилия есть? Или эта информация в твоей голове не сохранилась?

— Рокотов! — выпалила куколка и с презрением зашипела. — А ты — дрянь! Сама из койки в койку скачешь, а его отпустить не можешь! Вцепилась, сучка, и ещё угрожаешь!? Тварь!

— Рокотов? Девочка, ты точно ничего не путаешь? Я Рокотову жизнь испортила? Я!? Тебе этот бред в каком угаре приснился? — мне становится все смешнее и смешнее, только, всматриваясь в лицо этого чуда пластической хирургии, что-то звякает молоточком на подкорке и подсовывает картинку из "Прованса", где Боречка миловался с дочкой Луганова. — Ты Вероника? Вероника Луганова?

— Да!

— А про мои издевательства тебе не Боречка часом напел?

— Он мне ничего не пел! Ты его довела до такого состояния запугала, что Боря мне боялся рассказать… Сучка! Отпусти его уже и хватит подсылать к нему своих кобелей!

— У-у-у, — не удержавшись, напускаю побольше трагизма на лицо и сочувственно смотрю на глупышку, которой Боречка крайне качественно промыл и без того пустую головушку. — Извини, не могу. У меня острая необходимость в его отрицательных чувствах. Я же вампир. Только эмоциональный. А Боречка такой вкусный экземпляр… М-м-м! — смахиваю пылинки с плеча офонаревшей от моего признания блондинки и, повернувшись в Мишке, подмигиваю, рявкая. — Кошатник, быстро встал!

— Да-да, моя Госпожа!

Мишка подрывается на ноги, хватает мою сумочку и зажимает ручки в зубах, словно выдрессированный пёс, повергая куклу в состояние полнейшего ступора. Я едва сдерживаюсь, чтобы не ржать в голос — половина фуд-корта смотрит на нас с открытыми ртами, вторая косится не так открыто, но тоже на грани выпадения в аут. И меня несёт все дальше и дальше. Щёлкнув пальцами, показываю своей "очередной жертве" место рядом с ногой, Мишка подскакивает, виляя задницей — ну точно вылитый кобель.

— Хороший мальчик. Будешь таким послушным, накажу ремнем твою сладкую попочку. Как ты любишь, — глажу его по голове, наблюдая за стремительно падающей вниз челюстью Вероники, и задумчиво тяну, — А знаешь что… Ладно. Забирай. Я не жадная. Этот мне больше нравится.

— С… спасибо…

— Да не за что, куколка. Ты такая лапочка, что жадничать не хочу. И вот ещё что. У Боречки есть одна любимая ласка или фетиш, ты уж извини за такие пикантные подробности, но если собралась с ним жить, то лучше тебе о ней знать заранее — сам он постесняется сказать. Скромняшка ведь.

— Ка…кая?

Посмотрев по сторонам, наклоняюсь к уху Лугановой и шепчу:

— Он просто без ума от того, когда ему мошонку выкручивают. Не ласкают, поглаживая, а именно выкручивают. Вот так, — поднимаю ладонь на уровень ее широко распахнувшихся глаз, резко сжимаю в кулак и кручу, показывая правильное исполнение "любимого фетиша" Рокотова. — Пищит от восторга, как мышонок. Попробуй обязательно.

— Х… хорошо…

— Ну теперь ты все знаешь, и я могу быть за него спокойна. С этого момента Боречка твой, Вероника. Развлекайся, сладенькая.

Похлопав куколку по плечу и клацнув напоследок зубами, щелкаю пальцами Мишке и гордой походкой законченной садистки иду к лифтам, где начинаю ржать в голос от непрекращающихся вихляний задницы коллеги. Благо хоть сумку отдал и не обмуслякал слюнями.

— Мишка, заканчивай! Я рожу прямо здесь и сейчас!

— Да-да, моя Госпожа! А вы мне покрутите мошонку? Я так мечтаю об этом!

— Миша-а-а! А-а-а-а!!! Кошатник ты недобитый!!!


Всю дорогу до клиники и остаток рабочего дня мы с Мишкой угорали над моим выступлением с программой "Сучка года по версии Лугановой и Рокотова". Мне даже знать не хотелось, что он там наплел силиконовой кукле Барби про меня и мои похождения, но если она поверила и слопала ту лапшу, которую навесила на ее уши я, то флаг ей в руки. Вернее, мошонка Рокотова в ладошку. Идиотки по типу Лугановой меня не задевали. Видимо, при ее зачатии сам Боженька отдыхал, а уж ему виднее кого и чем одарить — тупостью, красотой или обоими качествами сразу. Моя мстительная сучка писалась кипятком, представляя момент, когда Вероника решит испробовать "дружеский" совет в действии. И этот момент я бы не отказалась увидеть или хотя бы послушать. Вот только когда приехала домой и увидела маму с белым лицом, а потом и причину ее такого состояния, вырвать яйца Боречке мне захотелось лично. Медленно и максимально мучительно. Он не нашел ничего лучше, чем прислать фотографию Макса и кислотной пигалицы маме. Ни я, ни Максим ей ничего не рассказали, посчитав, что Рокотов будет бить по мне, а он, как последняя тварь, ударил в спину. Выждал момент и показал свое истинное лицо. Подлую, гнилую натуру.

— Мама, всему есть объяснение, — медленно произнесла я, опускаясь на стул. — А этому, — кивнула в сторону фотографии на телефоне, — и подавно.

— Если ты скажешь, что простила ему измену…

— Макс не изменял. Он мне никогда не изменял. Это Рокотов подослал к нему девчонку, прикрываясь квестом. Та подсыпала Максу какой-то дряни в кофе, чтобы сделать фотографию и украсть личную вещь, а я вовремя вернулась домой и увидела.

— Что!? Лиза, это какой-то бред!

— Да, мама. Боречка именно на это и рассчитывал. Подумал, что я поверю какой-то фотографии и не стану слушать правду. Он просчитал все, но не учел одного — Макс раньше сдохнет, чем нарушит свое слово, а я ему верю, как себе. Максим ни за что не ляжет в постель с другой. Он мне пообещал это. И его слово стоит гораздо больше, чем все обещания Рокотова вместе взятые. Не веришь?

Я достаю свой мобильный, кладу его на стол и, включив громкую связь, звоню Максу.

— Елечка, привет! Как ты? Что-то случилось? — отвечает он спустя три гудка, перекрикивая шум толпы.

— Привет, Малыш. У меня все хорошо. Просто соскучилась до ужаса. Как прошел концерт?

— О-о-о!!! Филыч разорвал "Лужники"!!! Это надо было видеть, Еля! Тут такой трешняк творится! Подожди секунду, отойду куда-нибудь, где потише, — гул через несколько секунд стихает, и в трубке слышен лишь шум кондиционера, а потом тихое, — Еля, я хочу домой до ужаса. Я соскучился по вам с Мирой. Как моя малышка? Не буянит?

— Нет. Ждёт, когда папочка вернётся и снова будет читать ей сказки на ночь, — улыбаюсь, видя удивление в маминых глазах, и краснею до корней волос от вопроса Макса:

— А ее мама? Она тоже ждёт своих сказок на ночь? У меня такой стояк, что гвозди заколачивать можно! Я приеду и устрою тебе такое!

— Макс! — пытаюсь не сгореть до тла от стыда, судорожно тыча пальцем в экран телефона, чтобы наша привычная беседа с уклоном в откровенный интим не звучала из внешнего динамика, а мама смеётся, мотая головой и закрывая ладонями уши, на самых пикантных подробностях, звучащих на всю комнату. — Макс, я у мамы!

— С ней что-то случилось? — голос в одно мгновение наполняется тревогой. — Еля!?

— Нет, с мамой все хорошо. Я просто не смогла спать одна и поехала к маме. Мне так спокойнее, — чертов телефон все никак не вырубит громкую и моргает экраном, доводя меня до состояния нервного психоза.

— Ну это правильно. Только тебе мотаться на работу дольше. Может попросить Татьяну Федоровну, чтобы она пока к нам переехала? Хочешь, я ей сам позвоню? Правда очково, если честно. Она у тебя суровая.

— Макс! — я уже чуть не плачу, проклиная мобильный и его создателей.