— Макс…

От такой феноменальной внимательности и заботы на глазах наворачиваются слезы. Тянусь к салфетке, расправляю ее, чтобы привести себя в порядок и, только промокнув мокрые дорожки на щеках, замечаю, что отложенное в сторону колечко совсем не сервировочное.

— Ма-а-а-акс!

Я всхлипываю по новой, а он опускается на одно колено, совсем как рыцарь, берет мою ладонь в свою:

— Еля, я уже продал душу за твой поцелуй, а мое сердце перестанет биться, если рядом не будет тебя. Ты — единственная, с кем я хочу разделить оставшуюся жизнь. А это кольцо будет самой тяжёлой ношей в твоей — я всегда подставлю тебе плечо, руку и все, что потребуется, чтобы тебе было легко идти по жизни. Обещаю, что никто не будет работать усерднее меня, чтобы сделать тебя счастливой. И мне ничего не нужно взамен. Может, только одно слово. Ты выйдешь за меня?

— Да, — я киваю, размазываю по щекам слезы и никак не могу успокоиться. — Да!

И когда Макс надевает мне на палец кольцо, тяну его к себе и реву навзрыд, уткнувшись носом ему в плечо.

— Мой долбаный романтик, — целую его, всхлипывая и захлебываясь от слез рвущегося наружу счастья. — Какой же ты у меня романтик, Макс.

— Пацанам только не говори, — просит, стесняясь, а я срываюсь уже в хохот и мотаю головой:

— Не скажу. Ещё украдут из зависти.

— Не, Еля, я от тебя никуда.

— Глупый мальчишка, я тебя сама никуда не отпущу.


Праздничные дни в клинике всегда особенные. Может быть, в других врачи и стараются отмазаться от дежурства, выкраивая себе лишний выходной, но это не про тех, кто работает в Борцова. Здесь всегда идёт война за право подежурить, и вряд ли дело в двойной оплате часов и меньшей, чем в обычные дни, нагрузке. Скорее всего мы просто фанатики, которые летят на работу пораньше и уходят с нее позже. И нам не плевать, что в праздники в городе некуда будет поехать, случись что.

На парковке всего одна машина — Мишкина, — и хотя до официального открытия клиники ещё двадцать минут он уже стоит у стойки, переодетый и с неизменной кружкой кофе в руке, болтает с Алиной, видимо рассказывая что-то из практики или просто треплется ни о чем, а она слушает раскрыв рот и краснеет небольшой коробочке с бантиком, появившейся из кармана. Мишка любит делать подарки, но что-то мне подсказывает, что сегодня лучше немного задержаться и не портить момент, и я прошу Макса проехать подальше, чтобы не смущать Алину своим внезапным появлением. У Мишки за спиной пережитый развод, о котором знаю только я, и эта милая болтовня и опека над Алиной для него сейчас лучшее лекарство. Десять минут. Ещё один поцелуй в машине, и я выхожу на улицу, витая в облаках и считая дни оставшиеся до приема, когда Вениамин Веневитович разрешит нам с Максом не останавливаться.

— Я сегодня до семи. Приедешь на обед?

— Конечно. Что-нибудь привезти?

— Нет, не надо. Мы сами закажем.

— О'кей. Я тогда к Филычу на студию, а в два, как штык, сюда.

— Люблю тебя.

— И я тебя, Еля.

Смущаюсь, как маленькая девочка, когда он открывает дверь, пропуская меня вперёд, и заходит следом, неся в руках коробку с тортиком "для девочек" — мне нельзя поднимать тяжести, — и три веточки хризантем.

— Всем привет. Алина, с праздником, — здороваюсь, стараясь не подать вида, что приехала немного раньше и стала невольной свидетельницей.

— Ой, спасибо, Елизавета Павловна. И вас тоже.

Алинка краснеет до корней волос, торопливо пряча подарок Мишки под стойку и превращается в спелый помидор — Макс протягивает ей цветы, отделываясь скупым: "Поздравляю". Видимо тоже заметил Мишкин знак внимания и решил не перетягивать одеяло на себя. Тем более, ему не за чем. У него есть я и только я От этой мысли вспыхивают щеки и в груди становится тепло, а Алина ойкает и начинает прыгать козой, хлопая в ладоши:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Елизавета Павловна, я вас поздравляю! А когда свадьба? А можно посмотреть поближе? А-а-а!!! Такое красивое!

— Мы пока не подали заявление, — мне становится неловко, но Макс вовремя приходит на помощь:

— ЗАГСы не работают в праздники.

— Так вам сегодня сделали предложение!? Ой, это так романтично! Елизавета Павловна, а вы расскажете?

— Это было слишком эмоционально, чтобы о таком рассказывать, Алина, — улыбаюсь ей и, переглянувшись с Максом, прыскаю от смеха.

Думаю ни у кого не вызовет восторга рассказ о моих слезах и зареванном лице.

— Мои поздравления, — Мишка кивает мне, жмёт руку Максиму и подмигивает ему. — Если что, у меня есть доступ к транквилизаторам. Пара укольчиков, и будет шелковой.

— Миша! — хлопаю его по плечу, но коллега только смеётся в ответ:

— А что? У тебя характер не сахарный, мать.

— Мы как-нибудь разберемся без лекарств. Да, Еля?

И я киваю, краснея не меньше, а то и сильнее Алины. Непривычно, что Еля звучит на людях, и мы с Максом впервые обозначаем себя парой уже в статусе жениха и невесты, но, боже мой, как я счастлива. Наверное, я свечусь ярче начищенного самовара и вспыхиваю, затмевая солнце, после простого поцелуя и фразы:

— Я приеду к двум.

Мишка отпивает кофе, провожая взглядом отъезжающий "Вольво", и с улыбкой начинает насвистывать марш Мендельсона.

— Миш, — смотрю на коллегу и прошу, — Давай без приколов.

— А какие могут быть приколы, Лиз? Лично я за тебя безумно рад. Одного не понимаю, зачем на работу поперлась в такой день? Я бы и сам отдежурил. Тем более у тебя повод есть.

— Я смотрю, ты так тоненько намекаешь, чтобы я свалила и не мешала?

— Не понимаю о чем ты, Лиз, — Мишка прячет улыбку, поднося к губам кружку, достает из кармана маленькую коробочку с ленточкой, — Кстати, с праздничком тебя, Елизавета Павловна… — выразительно смотрит, намекая продолжить самой, и я произношу свою будущую фамилию:

— Левентис.

— Вах! — цокает языком. — Как звучит!

— Замечательно звучит, — улыбаюсь и, бросив быстрый взгляд на Алину, киваю. — Ладно, пойду в кабинет. Займусь бумажками. Если будет нужна помощь, кричи.

— Естественно, Елизавета Павловна.


Время до обеда больше напоминало попытку поработать с документами, чем саму работу. Только я погружалась в текст и начинала в него вникать, раздавался звонок с поздравлениями или приходило сообщение. Потом приехал Макс, и мы пообедали вчетвером, заказав доставку из ресторана. После я уже сама написала нескольким знакомым из института, с которыми встречались раз в год и разбегались до следующей встречи. Позвонила Клавдии Ивановне и протрещала с ней больше часа. Она все ещё работала в детском доме и очень обрадовалась тому, что я выхожу замуж. Затем поздравила тетю Зою и маму. Смеясь, рассказала ей про капусту с огурцами на завтрак и уже осторожно про кольцо.

— Мама? — спросила я, когда повисло неловкое молчание.

— Да, донь.

— Прости меня за вчерашнее. Я перенервничала и наговорила тебе лишнего.

— Ты все правильно сказала, Лиз. Если ты с ним будешь счастлива, я тоже буду счастлива. Обещаю быть с Максимом помягче. По крайней мере постараюсь, — рассмеялась она и замолчала, щёлкая зажигалкой. Снова закурила.

— Мам, он меня любит.

— Я вижу это, Лиз. По тебе вижу. По тому, как он на тебя смотрит. А Борис… — выдохнув, мама снова взяла паузу, во время которой я слышала, как она ходит по паркету, достает из пачки сигарету и подкуривает ее, нервничая и собираясь с мыслями. — Борис, — повторила она, — Лиза, пожалуйста, только не перебивай меня и выслушай до конца. Я, наверное, не лучшая мать и пример для подражания… Боже… Лиза, я просто не хотела, чтобы ты жила как я! И больше всего на свете хочу, чтобы у тебя была семья. Нормальная, полноценная семья с мужем и детьми, а не как у меня, когда все тащишь на себе. Я была так рада, когда у тебя появился Борис. Может, слишком боялась, что ты останешься одна, и давила на тебя, торопила… Но пойми меня, ты — моя дочь, и я меньше всего хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Всегда хотела дать тебе только лучшее. И сейчас хочу. Если ты счастлива с Максимом, я… Боже… Лиза, прости меня, дуру. Я поверила Борису, а не тебе…

— Мам. Мама! — крикнула я, слыша в трубке усиливающиеся слезы. — Мама!

— Да, донечка.

— Мы обе ему поверили. И ты, и я. И в этом нет ничьей вины. Просто есть скоты, которые притворяются мужчинами и выглядят, как мужчины, а по факту только и могут, что играть в мужчину, а не быть им. И мы обе ошиблись. Он нас обеих обманул. А сейчас его нет и больше он не появится. У меня будет муж, настоящий, как ты хотела и как я хочу. И дочь. У тебя будет внучка, а потом, — всхлипнув, я посмотрела на кольцо, — а потом и внук. У Макса получится. У него с первого раза получилось. И у нас с тобой будет семья. И мужчина в доме. Настоящий, а не этот Боря бесплодный…

— Лиза, не плачь.

— И ты не плачь, ма, — вытерев слезы, я подошла к окну и посмотрела на улицу, разглядывая прохожих. Увидев одного, со стаканчиком кофе в руке, улыбнулась и спросила, — Мам, хочешь посмеяться?

— Хочу. Очень хочу, доня.

— Максу гадалка нагадала дочь и украла у него бумажник, а мне Максима нагадал стаканчик кофе. За семьдесят семь рублей. А Сергиус, папа Максима, сказал, что за хорошие предсказания всегда берут деньги. Как думаешь, семьдесят рублей это нормально или мало?

— Ты же сказала семьдесят семь.

— А, ну да, — рассмеялась я. — Тогда ещё семьдясят семь копеек. Чуть не забыла.

— Это все меняет, Лиз. Мне кажется, вполне себе нормальная цена за мужика с татуировками.

— Ма!

— Молчу-молчу, — торопливо произнесла мама и хмыкнула.

— Ма?

— Донь, а где ты кофе покупала? — спросила она, и мы обе захохотали.