— Еля?

— Что?

— Выходи за меня.

Застыв на мгновение, заглядываю в его глаза и тут же отвожу свои, улыбаясь от уха до уха:

— Не лучшее время для предложения, Макс.

— Не, ты не смотри, что без кольца. Я куплю, без базара.

— Я подумаю и отвечу, — замолкаю на секунду, наткнувшись на выжидающий взгляд, и прыскаю от смеха, добавляя, — когда пельмень исчезнет.

— Ну чё ты, блин, как маленькая? — хмурится и скрипит зубами, — Я ж на полном серьёзе.

— Я тоже, — стягиваю перчатки, поглядывая на крайне суровое лицо Макса, а сама чуть не визжу от разливающегося внутри счастья. — Что, и платье будет?

— Ну да, — кивает. — Все, как у людей.

— А то, что у людей сперва свадьба, а потом дети, не смущает?

— Еля! — рявкает и морщится, прикасаясь ладонью к рёбрам. — Чё началось-то?

— Ничего. Просто хочу немного подумать и убедиться, что это предложение не следствие сотрясения.

— Да иди ты! — Макс вскакивает на ноги, хватает сигареты и хмурясь грозовой тучей топает на балкон босиком. — Нет у меня никакого сотряса. Спецом сгоняю за справкой.

— Утром. Сейчас никуда не поедешь.

— Заметано.

Грохнув дверью, беззвучно матерится, щёлкает зажигалкой и рычит, когда я выхожу следом с пледом:

— Тебе нельзя дышать куревом!

— Знаю, — накрываю себя и его плечи, тюкаюсь лбом между лопаток и спрашиваю, — Есть хочешь?

— Угу. Пельменей сварю и поем, — выдыхает дым в открытое окно и щелчком отправляет сигарету в полет.

— О-о-о! Вы посмотрите на него. И это я маленькая, да? — осторожно, чтобы не потревожить ребра, обвиваю руками его под грудью и сцепляю пальцы в замок. — Разве что-то изменится от штампа в паспорте или ты станешь меньше трястись надо мной?

— Нет, но…

— Да, — киваю, целую в шею, встав на цыпочки, и взвизгиваю, когда он резко разворачивается, подхватывая меня на руки. — Макс! Поставь меня обратно! Тебе нельзя! У тебя ребра!

— Да?

— Да! Только сейчас же отпусти меня!

— Да!?

— Да! Ты оглох или думал, что я скажу: "Нет"? — хохочу его ошалевшему, не верящему выражению на лице и официальным тоном произношу. — Левентис Максим Сергиус, я согласна выйти за вас замуж. Теперь тебе все ясно или ещё остались какие-то непонятки?

— Еля! Елечка! — мечется, не решаясь поцеловать, а потом смазывает ладонью мазь и все же целует, едва касаясь своими губами моих.

— Левентис! — взрыкиваю и задыхаюсь от нового поцелуя, после которого у меня подкашиваются ноги и перед глазами долго вспыхивают искорки. Я мотаю головой, улыбаясь им и пьяному счастью, фонтанирующему, кажется, из каждой клеточки. Провожу пальцами по распухшим губам Макса и шепчу, — Кури уже и пойдем ужинать, пельмень обидчивый.

— Может, лучше в ресторан, а?

— Угу. С твоим лицом нам только в ресторан, Макс. И я никуда не хочу. Сегодня не хочу. Потом сходим.


От предложений Рокотова все внутри меня переворачивалось и неизменно упиралось рогом, несмотря на совместно прожитые годы, за которые я, как оказалось, вообще не рассмотрела с кем живу, а с Максом… Два месяца кувырком. Так, что никогда не знаешь куда тебя занесет, одно сплошное безумие без конца и края. Только он, как в первый день лупил прямиком в лоб, не стесняясь выражений, так и сегодня огорошил своим: "Выходи замуж". И ведь нет у него никаких сомнений, что рано и надо пожить, присмотреться и подумать. Притереться, наконец. Он уверен в своих словах до последней буквы. А я в нём. В двадцатитрехлетнем мальчишке уверена в сотни, тысячи раз больше, чем в тридцатипятилетнем Рокотове, гордо именующимся всеми мужчиной. Ага. Мужчиной, с которым я чувствовала себя загнанной ломовой лошадью, а не женщиной. Вечно на нервяках, вечно никакой уверенности в том, что он сделает то, о чем попросила, а не что-то другое, если не забудет вовсе. И Макс — прямая противоположность. Сказал — сделал, сказал — сделал. Без вопросов, отмазок, уточнений надо или потом. Либо сейчас, либо прямо сейчас. Как автомат Калашникова. Простой, безотказный и в чём сегодня убедилась уже второй раз — смертельно опасный. Для тех, кто решит посягнуть на его святое — меня и Миру. И с ним я чувствую себя защищённой, спокойной, да что уж там говорить — просто любимой девушкой, за которую убьют, не раздумывая ни секунды. А ещё мне нравится, что он помнит про мои закидоны. Улыбаюсь помидоркам черри, целым, а не половинкам, и рваным листьям салата — подсмотрел, засранец, и теперь не режет.

— Макс, я просто до жути хочу кофе. Сделай, пожалуйста.

Канючу, прикрываясь внезапной прихотью беременной, а сама просто ещё раз убеждаюсь, что он запомнил с первого раза и не забыл. И про одну ложку кофе, и про половинку ложки сахара. Правда все же добавляет молоко, выбиваясь из моего привычного рецепта, но я не спорю и пью, с благодарностью смотря на мужчину, который даже в мелочах заботится обо мне. Ведь так, конечно же, гораздо полезнее и, что совсем неудивительно, действительно вкуснее.

— Поцелуй меня, пельмешка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А как же твое "нельзя"? — оборачивается, опираясь ладонями на столешницу, а в темных глазах искрится, буянит сумасшедшее желание услышать ответ, который я произнесу и без подсказок, но немного по-другому:

— А ты поцелуй меня так, чтобы я забыла про него, Макс.

Медленно подходит, наклоняется и касается губами так, как умеет только он. Пронзительно нежно, чтобы оторваться и не ответить, и мучительно горячо, чтобы вспоминать о своих запретах. Но ни он, ни я не заходим дальше, хотя оба дышим друг другу в губы красноречивее любых слов. Макс отстраняется первым, а я пьяно улыбаюсь его хриплому:

— Елечка, нам нельзя.

— Но очень хочется, — низ живота буквально сводит от вида вздыбившегося под брюками члена.

— Вообще капец как, — делает шаг назад, шумно выдыхает, пытаясь успокоиться, с нежностью смотрит на мой живот, потом на грудь и сглатывает.

— Дотерпим?

— Говно вопрос, Еля. Я обещаю.


На сменяющихся картинках две квартиры с голыми стенами. Обе трёшки, обе в только что отстроенных домах, но один в центре города, в элитном районе, а второй в спальном, тоже далеко не простом. Макс, тычет вилкой в один из снимков, с панорамой, снятой из окна, и бубнит с набитым ртом:

— Вот тут садик, с другой стороны дома школа. До больницы пять минут пешком топать, — тянется к телефону, перелистывает несколько фотографий и показывает четырёхэтажное здание. — Во. Я с директором пообщался, вроде норм тетка. Там форма у них, два языка с первого класса и народа в классах немного, чтобы учить лучше. Типа больше внимания на ученика. Вообще огонь для Миры.

— Макс, — я хохочу его разошедшимся на несколько лет вперёд планам и мотаю головой. — Я ещё даже не родила, а ты уже в школу сходил. В родительский комитет ещё не записывался?

— И чё такого? — искренне удивляется он, передвигаясь ближе. — Мы сейчас с тобой купим первую попавшуюся, родим, а потом бегать с малой за километр по садикам-школам? — снова листает снимки. — Тут ещё парковка есть подземная, я два места рядом забронировал. Короче можно на лифте сразу до машины. И застройщик сказал, что автомойка будет прямо на парковке. Не, в том тоже есть, но уже без мойки. Только парковка. И ещё этот, как его, — щелкает пальцами, вспоминая, — консьерж. Ну и тебе до работы ближе.

— Нам так сильно нужен консьерж? — спрашиваю и улыбаюсь, когда Макс жмёт плечами:

— Да как бы не факт. Только риелтор так про него навяливал, вот я и подумал, что это важно.

— Мне кажется, что мойка для тебя важнее, — возвращаюсь к серии снимков просторной квартиры в центре, потом заново пересматриваю ничуть не меньшую в спальном районе и сравниваю, прикидывая плюсы и минусы каждой.

Обе с шикарными видами из окон, но в центре большую часть занимают высотки, а в спальном — располагающийся поблизости парк. И ещё в ней большая кухня, а не уголок, совмещенный с гостиной, плюс раздельная с туалетом ванная, что тоже немаловажно. Ну и цена. На разницу можно отгрохать ремонт и полностью обставить квартиру мебелью. Даже останется, если все грамотно посчитать.

— Эта, — решительно показываю "менее пафосную", а Макс, кивнув, забирает телефон, отбивает в нем коротенькое сообщение и со счастливым лицом поднимает стакан сока:

— О'кей. Завтра сгоняем за ключами и к дизайнеру.

— В смысле, завтра? Ты ее уже купил что ли?

— Угу, — улыбается от уха до уха. — Так-то на обе бронь повесил, чтобы не ушли, и бригаду нашел. Тебе только выбрать, что где клеить и чё по мебели.

— Макс!

— А чё, Макс? С малой в этой, — обводит рукой кухню, — не варик. Только толкаться и друг у друга на головах сидеть, а там у нас и детская будет, и спальня своя…

— С большой кроватью? — спрашиваю так, будто от этого факта изменится уже принятое не мной решение.

— А то! Самую большую, какую только сможем туда впихнуть. Я там по каталогам посмотрел и пару вариантов в закладки добавил.

— О'кей. Тогда я не против, — встаю, собираю пустые тарелки и рычу на попытку их отобрать. — Макс, мне не тяжело!

— Мне как бы тоже!

— Макс! — выразительно смотрю на него, перевожу взгляд на свой трезвонящий телефон и, опустив тарелки в мойку, беру его в руки, не решаясь отвечать на звонок. — Лучше поищи самую большую ванную, чтобы нам было в ней удобно.

— О'кей, — кивает, а я все же отвечаю на звонок:

— Да, мамуль.

— Лиза! Что у вас стряслось с Борей? Какие запреты на приближение? Он мне звонил весь в слезах. Лиза! Ты правда ему изменила!? Как ты могла? Ты с ума сошла?

Мама срывается в слезы, Макс, слышавший все от и до, подрывается, скрежеща зубами, но я останавливаю его, показываю, чтобы сел обратно, и жалею, что ещё в отделении не прибила Рокотова лично.