– Брат этот славный старик, проведший первую часть своей жизни в Западных лесах. У него до сих пор прорываются выражения, напоминающие его прежнюю жизнь. Он нахмурил свои густые, седые брови, пристально посмотрел на мисс Меллисент и прошептал: «Боже мой, еще один из опавших листьев». Я знаю, кого он подразумевал под этим: людей, которым не посчастливилось в жизни, которые добивались счастья, а нашли только горе и обман, людей одиноких, несчастных, разбитых горем – вот каких людей наш добрый старший брат называет опавшими листьями. Мне самому нравится это название. Оно идет к нашим несчастным, павшим братьям. – Он замолчал, задумчиво вглядываясь в беспредельное море и небо. Мимолетное облако грусти заволокло его лицо. Его собеседники безмолвно смотрели на него, чувствуя (но как различно) сострадание. Какая жизнь ему предстояла? Что он сделает из нее?

– На чем я остановился? – спросил он, внезапно пробуждаясь от задумчивости.

– Вы оставили мисс Меллисент в «общей комнате»: почтенный гражданин с седыми бровями занимался нравоучительными размышлениями, – ответил Руфус.

– Совершенно верно, – продолжал Амелиус. – Маленькая, худая, в белом платье, с черным шарфом через плечо, она дрожала и конфузилась, очутившись среди незнакомых людей. Старший брат взял ее за руку, поцеловал в лоб и приветствовал от имени всей Общины. Женщины последовали его примеру, а все мужчины пожали ей руку. Тогда наш глава предложил три вопроса, которые обязан предлагать всем, вступающим в Общину.

– Поступаете вы к нам по вашему добровольному желанию? Есть у вас письменная рекомендация от одного из наших братьев, которая уверяла бы нас, что мы не причиняем вреда ни себе, ни другим, принимая вас в нашу Общину? Знаете ли вы, что никакие обеты не связывают вас с нами, и что вы свободно можете оставить нас, если жизнь вам не понравится?

Потом последовало чтение правил и наказаний за преступление их. Вы уже знаете некоторые правила, остальные менее важные, не стоит рассказывать. Теперь перейдем к наказаниям. Легкие наказания состоят в публичном выговоре или временном удалении от общей жизни. Если вы заслуживаете тяжелого наказания, вас или удаляют на время из Общины (вы можете вернуться или нет, по желанию), или вычеркивают из списка членов и совсем изгоняют. Предположим, что мисс Меллисент молча согласилась на все эти предварительные правила и перейдем к концу церемонии – к чтению правил, касающихся любви и супружества.

– А! – сказал мистер Хеткот. – Мы наконец дошли до затруднений Общины.

– Дошли ли мы также до мисс Меллисент? – спросил Руфус. – Как гражданин свободной страны, которая позволяет мне любить в одном Штате, жениться в другом и развестись в третьем, я не интересуюсь вашими правилами, а интересуюсь только вашей дамой.

– И то и другое неразлучны в этом случае, – отвечал Амелиус серьезно. – Коли я заговорю о мисс Меллисент, я должен говорить о правилах. Наша Община деспотически распоряжается любовью и женитьбой. Например, она положительно запрещает всем страдающим хронической болезнью вступать в супружество. Совет имеет право разрешить или запретить какую бы то ни было предполагающуюся свадьбу. Мы даже не имеем права влюбиться, не доложив об этом старшему брату, который в свою очередь сообщает это совету, собирающемуся ежемесячно, а совет уже решает, может ли сватовство продолжаться или нет. Это еще не самое худшее! В некоторых случаях, когда мы не чувствуем ни малейшей склонности влюбиться друг в друга – старшины принимают на себя инициативу. Вам двум хорошо было бы соединиться, если вы этого не видите, то мы видим. Подумайте-ка об этом! Вы можете смеяться сколько хотите, но самые счастливые союзы были устроены таким образом. Члены нашего совета действуют по установившемуся правилу. Вот оно в кратких словах. Опыт показал во всем свете, что подходящий выбор жены или мужа составляет исключение из общего правила, и что мужья и жены были бы гораздо счастливее, если бы их союзы устраивались компетентными советниками с обеих сторон. Эти законы и другие одинаковой строгости, о которых я еще не упомянул, не могли быть приведены в силу без серьезных затруднений, как вы и предположили, мистер Хеткот, затруднений, которые угрожали самому существованию Общины. Когда я вырос, окружающие меня мужья и жены признавали, что правила исполнили свое назначение и дали большинству величайшее счастье. Все это, вероятно, кажется смешным с вашей точки зрения. Но наши странные правила подходят к тексту: «по плодам их узнаете их». У нас супруги не живут на разных половинах, дети здоровы, жены не знают, что такое побои и ни один адвокат не заработал бы себе куска хлеба в нашем разводном суде. Молено ли сказать то же само о законах Европы? Как вы думаете, господа?

Мистер Хеткот отказался высказать свое мнение. Руфус все еще интересовался леди.

– Что сказала на это мисс Меллисент? – спросил он.

– Она всех нас поразила, – отвечал Амелиус. – Когда старший брат прочел первые слова, касающиеся до любви и супружества из книги правил, она побледнела, как смерть, и вскочила со своего места с внезапным взрывом мужества или отчаяния, (не знаю).

– Вы будете читать это мне? – спросила она. – Любовь и замужество меня не касаются.

Старший брат положил книгу правил.

– Если вы страдаете хронической болезнью, – сказал он, – городской доктор вас осмотрит и сообщит нам.

Она отвечала:

– У меня нет никакой хронической болезни.

Старший брат опять взял книгу. – Совет со временем решит, моя милая, выходить ли вам замуж или нет.

Он прочел правила. Она опустилась на стул, закрыла лицо руками и молча, не изменяя положения, прослушала их. Последовали обыкновенные вопросы. Согласна ли она на все? Согласна. Подпишет ли она, в таком случае, правила? Да. Наступил час ужина и музыки. Она извинилась, как ребенок. – Я очень устала, могу я идти спать? – спросила она. Незамужние женщины, помещавшиеся в одном дортуаре[4] с ней, ожидали услышать от нее целый роман, когда она привыкнет к своим новым друзьям, но ошиблись.

– Моя жизнь была долгим обманом, – вот все, что она сказала. – Вы меня много обяжете, если примете меня такой, какая я есть и не будете ни о чем расспрашивать. Она не могла никого оскорбить желанием сохранить свою тайну. Я не видал женщины добрее и милее ее: она всегда жертвовала собою для других. Случайное открытие сделало меня ее близким другом: оказалось, что она провела детство па моей родине в Шефильд-Хите, Букингамшире. Она очень любила меня расспрашивать и делиться со мной своими воспоминаниями. «Я люблю это место, – говорила она, – единственные счастливые годы моей жизни были проведены там». Даю вам честное слово, что мы не говорили ни о чем другом. Что могло быть общего у двадцатилетнего юноши с женщиной сорока лет? Что мне оставалось делать, когда бедное обманутое создание встречалось мне на горе или у реки и говорило: «Вы идете гулять, можно мне с вами?» Я никогда не добивался ее доверия, я даже ни разу не спросил, почему она вступила в Общину? Вы угадываете, что случилось потом? Я ничего не подозревал. Я не понимал, почему молодые женщины, встречая нас вместе, смотрели на меня (не на нее) с насмешливой улыбкой. Мои глупые глаза были, наконец, открыты. Сделала это женщина, спавшая с ней рядом в дортуаре, женщина, которая годилась мне в матери и ухаживала за мной, когда я был еще ребенком в Тадморе. Случилось это следующим образом: Я шел однажды ловить рыбу, и она остановила меня. Амелиус, – сказала она, – не ходи к реке, Меллисент там ждет тебя. Я вытаращил глаза от удивления. Она погрозила мне пальцем: Берегись, глупый мальчик, ты попадешь в неловкое положение. Ты ничего не подозреваешь? Я обвел глазами всю комнату и ничего особенного не заметил. Что вы хотите сказать? – спросил я.

– Ты будешь смеяться надо мной, если я тебе скажу. – Я обещал не смеяться. Она оглянулась, не подслушивает ли нас кто-нибудь, и открыла мне тайну, – Амелиус, возьми отпуск, уезжай на время… Меллисент влюблена в тебя.

Глава IV

Меллисент влюблена в тебя!

Амелиус посмотрел на своих слушателей с сомнением, желая убедиться серьезно ли они относятся к его рассказу. Выражение их лиц показывало, что он имел основание сомневаться. Он этим обиделся, и тотчас же высказал это. – Я признаюсь к своему стыду, что сам тогда расхохотался, – сказал он. – Но вы оба старше и умнее меня, и я не ожидал, что вы тоже будете смеяться над бедной мисс Меллисент.

Мистеру Хеткоту не понравился этот неловкий намек.

– Успокойтесь, Амелиус! Над смешным нельзя не смеяться. Когда сорокалетняя женщина влюбляется в очень молодого человека…

– То она становится смешна, – договорил Руфус, – а между тем, любовь сорокалетнего мужчины к молоденькой девушке никого не поражает. Я решительно не понимаю, почему женщины должны отказаться от любви раньше мужчин и желал бы слышать их мнение об этом.

Мистер Хеткот сделал ему знак, чтобы он прекратил рассуждение о женщинах.

– Расскажите нам конец, Амелиус. Итак, вы пошли к реке и нашли там, разумеется, мисс Меллисент?

– Она по обыкновению пошла мне навстречу, – начал опять Амелиус, – но вдруг отняла руку, которую протянула было мне. Вероятно, она заметила что-нибудь на моем лице. Не знаю почему, но я не мог обращаться с ней так, как прежде. Она никогда не видала меня таким серьезным.

– Я оскорбила вас? – спросила она. Я, разумеется, начал ее успокаивать, но безуспешно. Она задрожала всем телом и спросила:

– Вам наговорили что-нибудь на меня? Вам надоело мое общество? – Бесполезно было разуверять ее. Отчаяние совершенно овладело ею. Она опустилась на землю и начала плакать, не громко, нет, это был какой-то тихий, безропотный плач, точно она привыкла к оскорблениям и не ожидала жалости ни от кого. Ее слезы произвели на меня тяжелое впечатление, я принялся утешать ее. У меня были хорошие намерения, но я вел себя, как дурак. Человек благоразумный поднял бы ее и оставил одну успокаиваться. Я же обвил рукой ее талию. Она взглянула на меня и вся вспыхнула. Я никогда ни прежде, ни после не видел, чтобы женщины так краснели. Яркая краска залила не только лицо, но и всю шею. Она, казалось, помолодела на двадцать лет. Прежде чем я успел выговорить хоть слово, она схватила мою руку и поднесла ее к губам.