— Ма-ма.

Ее глаза инстинктивно тут же открылись в ответ на зов ребенка, который в свои всего лишь четырнадцать месяцев внятно выговаривал слова. Как бы ее муж ни шутил над Дианой, он не меньше ее гордился своим сыном.

Диана встала и перегнулась через каменные перила.

— Алдус, я здесь, — крикнула она.

Малыш стоял внизу и тянул к ней ручки, в каждой из которых было по грозди винограда.

Себастьян взял сына на руки. Пока они поднимались, ягоды раздавились, поскольку Себастьян крепко прижимал сына к груди.

— Мы ходили на виноградник, — сказал он, хотя этой без слов было ясно. Там было их любимое место.

Алдус с серьезным лицом протянул матери часть своей добычи.

— Спасибо, мой сладкий. Я возьму одну ягодку, чтобы не испортить аппетит.

Себастьян не пустил мальчика к матери на руки.

— Подожди, пока Мария не умоет тебя. Мама и бабушка не обрадуются, если ты оставишь следы своих испачканных виноградом пальцев на их платьях. — Он поцеловал Диану. — Я сейчас вернусь.

— Я не думала, что в моем возрасте у меня будет внук, — сказала графиня, когда Диана снова села в кресло. — Он похож на Себастьяна, но не так неловок.

— Но он же не страдает близорукостью.

— Смешно, но мы никогда не подозревали, что у него проблемы со зрением.

Это совсем не смешно, подумала Диана.

— Алдус такой славный, я не могу на него насмотреться. Не понимаю, как вы могли оставить Себастьяна в Англии.

Она изо всех сил старалась не съязвить, хотя в этом не было нужды. Графиня обладала кожей толстой, как у бегемота.

— Я очень грустила, но Айверли был его опекуном, и я не могла вывезти Себастьяна из страны. Я вынуждена была уехать на Сицилию с моим дорогим Уго.

— Как жаль, что политическая ситуация не позволила вам навестить его. Хотя после Трафальгара путешествие морем было не так и опасно.

— Я ненавижу путешествовать. Кроме того, лорд Айверли писал мне, что Себастьян вполне обходится без меня. Очевидно, он не скучал по мне. Он ни разу не написал.

Диана прикусила язык и закрыла глаза. Она решила последовать примеру Себастьяна и спокойно принять тот факт, что леди Коринна никогда не была и не будет лучшей матерью в мире. Достаточно было того, что она не была худшей.

Графиню потянуло на воспоминания.

— Я была совсем молодой, когда вышла замуж за Айверли. — По ее странной арифметике ей было тогда всего десять лет. — Он был дьявольски красив. И был просто бешеный. Себастьян на его фоне выглядит очень спокойным.

Если «спокойствие» означает надежность и отсутствие желания выпасть пьяным из окна, Диане нужно благодарить провидение. Конечно, ее муж тоже был в чем-то бешеным, но она не собиралась обсуждать это со свекровью. Она не открывала глаз, пока Себастьян не вернулся, переменив сорочку.

— Тебе время погулять, — сказал он.

— Не понимаю, почему надо быть таким пунктуальным только потому, что жена снова беременна, — сказала графиня. — По правде говоря, мне это кажется удивительным. Ни один из Айверли не имел более одного ребенка. И ни одной девочки за много столетий.

— Надеюсь, и эта традиция семьи окажется нарушенной.

Диана встала и улыбнулась:

— Себастьян уверен, что на этот раз у нас будет девочка. Признаюсь, я немного беспокоюсь, что детей придется называть именами его любимых издателей. Я сражалась, чтобы назвать сына Алдусом Манутиусом, а не Уинкином де Уордом или Кэкстоном. Очень трудно будет юной леди носить имя вроде Баскервиль.

— Для девочек, — сказал Себастьян, взяв ее руку и глядя в глаза с любовью, которую даже стекла очков не могли скрыть, — мы будем придерживаться принципов Монтроузов. Каждая женщина — богиня.