Она не могла скрыть горечи.

— Завтра мы нанесем визит этому рифмоплету. Давай продолжай. Твой брат моего возраста, и поэтому он должен — по крайней мере, теоретически — задумываться о женитьбе. У него был объект страсти? Или любовница? Может, он ухаживал за кем-нибудь?

— Не все мужчины тратят свое время на погоню за юбками, — сухо заметила Джулия. — Но мне почему-то кажется, что тебе этого не понять. — Помолчав, добавила: — Я предполагала, что брат, может быть, женится на Терезе, но никогда не замечала, чтобы он в отношении ее демонстрировал что-то большее, чем обычную учтивость. Отцу такой выбор мог понравиться, потому что Гиббонсы наши давние соседи и друзья.

— Ее интересовала эта партия?

— Мне кажется, она рассчитывала на нее.

Джулия, не сдержавшись, широко зевнула. Было что-то убаюкивающее в близости мужа, а кроме того, их любовные игры отняли много сил, после них хотелось немного расслабиться.

Как ни странно, но ей было просто с ним. Может, из-за того, что они очень быстро стали любовниками и между ними установилась внутренняя связь. Не только физическая, но и духовная.

Может, она чересчур быстро сдалась и подпала под его очарование. Что бы там ни было, ей казалось немыслимо приятно и соблазнительно лежать вот так, в обнимку с ним.

— Но теперь неунывающая леди Тереза положила глаз на твоего кузена, — как бы между прочим сказал Робби.

— На Эйдана? — Мысль показалась настолько неожиданной, что Джулия очнулась и захлопала глазами. — Почему ты так решил?

— Моя дорогая очаровательная жена, несмотря на присущую мне скромность, я думаю, что смогу отличить признаки флирта и недвусмысленного приглашения в постель.

Веселая насмешка прозвучала в его голосе.

— Но ведь он предназначался мне.

— Не забывай, ты сбежала и вышла замуж за другого, разве не так?

Теперь в его голосе звучало предостережение.

Джулия вспыхнула, сообразив, насколько неловко выразилась.

— Конечно, не забыла. По крайней мере потому, что я сейчас лежу в постели с тобой. Просто я имела в виду, что между мной и Эйданом долгое время существовала договоренность. Терезе было известно, как он ко мне относился, а главное, она лучше других знает, что он убийца.

Рука, которая лениво гладила ее по обнаженным плечам, остановилась.

— Что значит — лучше?

Но одно дело было знать, что ее кузен оказался способен на гнусное преступление, и ненавидеть его за убийство любимого отца, и совсем другое — отправить Эйдана на виселицу. Когда-то Джулия в мечтах видела, что стала его женой. После того как Тереза передала ей ту проклятую булавку, которую нашли возле тела отца, она спрятала ее. Кроме того, Эдвард, по словам сестры, как верный друг, отказался от показаний против Эйдана. Единственное, что могло поставить под сомнение вину кузена, — это отсутствие прямых улик. И если бы Джулия объявила о находке, против Эйдана могли бы возбудить дело, но совсем не обязательно, что его признали бы виновным. Больше всех во время суда переживал бы Артур. Мальчик обожал старшего брата. Поэтому, не зная, чем все обернется в итоге, Джулия отказалась вообще что-либо предпринимать.

Может, она поступила так же глупо, как Эдвард, но ей не хотелось, чтобы Эйдан болтался на виселице. Ее преданность ему пережила потрясение, даже катастрофу, но не исчезла вовсе. Когда-то она любила этого мужчину. Это внутреннее противоречие вынудило ее отправиться в Эдинбург, а потом — в объятия Робби и в его постель.

Джулия молча выругала себя за длинный язык. Роберт Маккрей мог быть грубияном, драчуном и бабником, но он не был глупцом.

— Что она такое знает, и ты заодно, что не известно всем остальным, девочка?

Вопрос был задан мягко, но решительно.

Лежа у него на груди, она пробормотала:

— Не твое дело.

— Нет мое, черт побери! — Его объятие стало крепче. Он продолжал гладить ее по волосам. — Все, что касается тебя, — это мое дело, жена.

— Я устала, — заупрямилась Джулия. — И не хочу продолжать этот разговор.

— А я не устал. И не обольщайся, мы вернемся к нему завтра.

Ей сразу стало понятно, что муж сказал правду — он действительно не устал. Он снова прижимался к ее бедрам возбужденным, твердым, как сталь, членом. В лунном свете его улыбка была и восхитительно ленивой, и мучительно мужской.

— Уже?

— Уже, — подтвердил он.

В его поцелуе было столько пылкости, что Джулия задохнулась. Робби прижал ее к себе, и она забыла обо всем на свете, кроме этих сильных рук, обнимающих ее, и тяжелого взгляда черных глаз, обещавших наслаждение.


Они были совсем рядом, через три двери по коридору.

Эйдан Камерон взбил подушку кулаком. Сон не шел, тело было слишком напряжено. Он успел опорожнить пол бутылки лучшего виски, какое только можно было найти, и никакого толка. Это казалось немыслимым, но у него не было ни в одном глазу. Он был не пьян, а безмерно несчастен.

Потому что знал, что происходит в спальне через три двери от него по коридору.

Раньше тоже так бывало, когда он лежал на кровати в темноте и думал о Джулии, спавшей в своей комнате не так далеко от его спальни. Он представлял ее, давая волю фантазии: темные блестящие волосы рассыпались по вышитым простыням, тело, раскинувшись, лежит в лунном свете, губы, вкус которых был ему известен, призывно приоткрылись… Только в его мечтах отсутствовал Робби Маккрей, который сейчас лежал рядом с ней в постели.

Громы и молния, ему было понятно, чем они там занимаются! Черт, ведь, проходя коридором мимо их двери, он услышал, как Джулия о чем-то спросила, и низкий голос Маккрея, который со смехом что-то сказал в ответ. А потом последовал красноречивый вздох — легкий, как лунное сияние. Наверняка ее вздох.

Понятное дело, Эйдан перекатился на другой бок, двери в таком старом замке, как Камерон, делали с таким расчетом, чтобы оградить частную жизнь от чужого любопытства. Минувший год превратился в сплошной кошмар, и конца ему не было видно. Он не только потерял дядю и кузена, но вот теперь и Джулию. Голова слегка закружилась, и он закрыл глаза, отчаянно надеясь, что сон наконец снизойдет на него.

Вместо этого Эйдан услышал короткий стук, а секундой позже заскрипели петли открываемой двери. С трудом разлепив глаза, он увидел, как кто-то проскользнул к нему в комнату и дверь, щелкнув замком, закрылась. Света было достаточно, чтобы различить копну длинных волос. Он резко сел на постели и прижал руку к раскалывавшейся голове.

— Кто тут?

— Это я, — приглушенно ответил женский голос. — Т-ш-ш, Эйдан, мне нельзя быть здесь.

— Тереза?

— Ну конечно. — Запах лилий приблизился к его постели. — Я не могла заснуть, беспокоилась о тебе.

— Ты права. Тебе нельзя здесь находиться, — решительно заявил Эйдан и нахмурился, услышав, как эхо от его слов раздалось в комнате. — Эдвард снимет с тебя голову. И с меня тоже. Подумай об этом. В конце концов, это неприлично. — Он натянул на себя простыню, которая спустилась до пояса. — К тому же я голый. Вернись к себе в постель.

— Наверное, думаешь сейчас о том, как им хорошо? Это разбило твое сердце, я понимаю.

От этих слов у него еще сильнее разболелась голова. Выпитое виски плюс воспоминания — это была плохая комбинация. Он устало пробормотал:

— Тереза, есть вещи, которые мужчины не обсуждают даже с друзьями.

Тереза уже стояла возле постели. Она улыбнулась, зубы сверкнули на ее бледном лице. На ней был надет пеньюар, перетянутый по талии кушаком. Она сделала движение, чтобы развязать его.

— Я помогу тебе забыться, Эйдан, если ты позволишь.

К черту его предательскую, чисто мужскую реакцию! Он ничего не мог поделать с собой, просто пялился на разошедшиеся в стороны полы, на обнажившиеся роскошные груди и темный треугольник волос внизу живота. В отличие от Джулии Тереза была полной, с округлыми формами там, где надо. Она откинула волосы назад, и полы разошлись еще шире.

День был трудным, но Эйдан не ожидал, что он закончится вот так.

— Ты целомудренная девушка. — Он вдруг охрип. — И сестра графа. Не говоря уж о том, что мы с твоим братом давние друзья. Я не хочу бесчестить его, завлекая тебя в постель, Тереза.

— Эдварду ни к чему об этом знать. — Она шагнула вперед, вытянула руку и, словно убеждая, дотронулась до его плеча. Прикосновение оказалось холодным и решительным, широко открытые карие глаза смотрели настойчиво. — Возьми меня, Эйдан. Мне этого хочется.

Узнает Эдвард об этом или нет — уже не так важно. Эйдану хватило ума понять, что постельные кульбиты с Терезой Гиббонс приведут его прямиком к алтарю, после чего на ее пальце засияет обручальное кольцо. Вдобавок она была безразлична ему. Джулия, конечно, для него потеряна, но по-прежнему оставалась в сердце.

Так что предстоящих с Терезой осложнений ему хотелось меньше всего.

— Я не пойду на это, — отрезал он, забыв о галантности и пытаясь не обращать внимания на ее голую грудь, оказавшуюся у него прямо перед глазами.

В ответ она придвинулась еще ближе, взялась за край простыни, прикрывавшей его ниже пояса, и резко откинула ее.

— Ты меня отвергаешь, но твое тело — совсем напротив. Посмотри на себя, ты уже почти готов действовать.

Она была права. Еще немного, и он будет полностью во всеоружии. Но не от того, что был по-настоящему возбужден, просто это была автоматическая реакция на близость обнаженного женского тела.

— К черту, Тереза! — резко оборвал он ее. — Я — живой человек из плоти и крови, а ты прелестная женщина, к тому же еще и обнаженная. Пожалуйста, уйди и никому не говори об этом ни слова. Я не могу сейчас овладеть тобой, а утром ходить с высоко поднятой головой. За кого ты меня принимаешь?