— Если уж я все эти годы терпела унижения и боль, смогу и сейчас перенести страдания, — улыбнувшись, сказала Женевьева. Правда, улыбка больше напоминала гримасу боли.

— Я запрещаю вам это делать, — задыхаясь, проговорил Бенедикт. — Прошу вас, Женевьева, предоставьте это мне. Я сам разберусь.

— Нет, я не хочу впутывать вас.

— Впутывать? Я не чужой человек, не посторонний, я ваш любовник и обязан вас защищать. Теперь никто не сможет причинить вам зла. Я попросту этого не допущу.

Женевьева с удивлением посмотрела на него. Неужели он действительно считает себя ее любовником? Как такое возможно? Люциферу не идет быть любовником в полном смысле этого слова. Он всегда со всеми холоден, никого не впускает в свою душу и не желает ни с кем иметь серьезных отношений. Короткая необременительная связь — все, чего он хочет. Наверное, он сказал так, чтобы ее утешить. Да, у них было небольшое любовное приключение, она открыла ему свою тайну, но все это не делало их любовниками.

Вообще говоря, после сегодняшнего происшествия в момент их близости Женевьева стала сомневаться, что вообще сможет когда-нибудь завести любовника.

Ей нравилось общество Бенедикта, она доверяла ему, как не доверяла еще ни одному мужчине. Ее искренне тронула его забота. Но даже Бенедикт, несмотря на свою нежность и опытность в любовных делах, не смог разрушить барьер, мешающий ей насладиться настоящей физической близостью. Даже его ласки и нежные слова не смогли стереть страшные воспоминания о первой брачной ночи и заменить их новыми приятными впечатлениями. Скорее всего, так будет всегда.

Женевьева грустно покачала головой, высвободилась из объятий Бенедикта и поднялась с кровати. Ноги ее дрожали, и ей трудно было устоять. В эту минуту ей хотелось вернуться в объятия Бенедикта, там она чувствовала себя уютно и могла ничего не бояться, так как знала, что Бенедикт сможет защитить ее в случае опасности. Была бы ее воля, она навсегда осталась бы рядом с ним. Но это невозможно. Женевьева огромным усилием воли поборола искушение.

— Конечно, я очень неопытна во всем, что касается любви и отношений с мужчинами, но мне кажется, вы еще не стали моим любовником.

Он с недоверием смотрел на нее из-под ресниц.

— Вы ошибаетесь. Я стал вашим первым любовником после вашего мужа.

— Джошуа не был моим любовником! — воскликнула Женевьева, сверкнув глазами.

— Простите. Я оговорился. Просто мне показалось, что у вас не было близости с мужчиной с тех пор, как умер ваш муж. Или я ошибаюсь?

— У меня действительно не было близости ни с одним мужчиной, кроме Джошуа, — избегая встречаться взглядом с Бенедиктом, призналась Женевьева.

— Значит, я — ваш первый любовник?

— Но мы с вами не…

— Я дарил вам ласки, Женевьева, и они приносили вам физическое наслаждение. Вы тоже ласкали меня. Хотя у нас не было физической близости в полном смысле этого слова, мы все равно стали любовниками. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Я — ваш первый любовник с тех пор, как…

— Вы имеете в виду, спала ли я с кем-то после той страшной брачной ночи? — без всякого смущения спросила она. — Нет, вы первый, с кем я была близка после ночи с Джошуа.

На какой-то миг Бенедикт потерял дар речи. Признание Женевьевы ошеломило его и расстроило. Значит, он — единственный мужчина, которому она доверилась, разрешила себя поцеловать и доставить наслаждение с помощью любовных игр. Единственный мужчина, которого она не побоялась и подпустила к себе. Значит, он ответственен за ее судьбу. Но сможет ли он взять на себя всю ответственность и выполнить свой долг перед этой несчастной женщиной?

— Вы пока не стали моим любовником, и потому у вас передо мной нет никаких обязательств. Незачем помогать мне решать проблемы, — словно прочитав его мысли, отозвалась Женевьева. — Тем более это может быть для вас небезопасно.

— Категорически не согласен. Я обязан вас защищать. И смею вас уверить, смогу это сделать.

Женевьева нахмурилась:

— Бенедикт, прошу вас, не вмешивайтесь в мои распри с Уильямом. Я не могу принять от вас такую жертву.

— Вам и не нужно ничего от меня требовать. Я хочу помогать вам по собственной воле.

— Все равно, не стоит в это вмешиваться, — с мольбой в голосе сказала Женевьева. — Изменить ничего не получится, вы только навлечете на себя гнев Уильяма. Поверьте, он очень опасный человек и не остановится ни перед чем.

— И вы думаете, что меня это может напугать? — насмешливо глядя на нее, спросил Бенедикт. — Не очень-то высокого вы обо мне мнения, если так.

— Я знаю, вас ничто не способно испугать, и не считаю вас трусом, понимаю, вы горите желанием отправиться к Уильяму, потребовать от него объяснений и как следует его проучить.

— Вы правы, — кивнув, согласился Бенедикт. По его взгляду Женевьева поняла, что он так и сделает.

— Я очень благодарна вам за участие. Действительно благодарна. Я знаю, помогать слабым и защищать обиженных — часть вашей натуры, но…

— Я не считаю вас слабым человеком, Женевьева, — нахмурившись, возразил он. — Вы самая сильная и смелая женщина, какую я когда-либо встречал.

— И вы можете так говорить после всего, что я вам рассказала?! — горестно воскликнула Женевьева. В ее голосе слышалось отвращение к самой себе.

— А что вы могли сделать? — резко спросил Бенедикт. — Вы не виноваты в этом, поскольку не могли себя защитить. Вам не к кому было обратиться за помощью. Самое главное — вы выжили после этого кошмара. К тому же остались жизнерадостной, доброй и не озлобились.

Бенедикт подошел к ней, но она отступила на шаг:

— Бенедикт, прошу вас…

— Не бойтесь меня, Женевьева. Я не сделаю вам ничего плохого. И никому не позволю причинить вам вред. Я должен разобраться с Уильямом, чтобы впредь он не смел запугивать и издеваться над вами.

— Но как вы с ним разберетесь? Вы не представляете, какой это страшный человек.

Бенедикт усмехнулся и беззаботно махнул рукой:

— О, способов великое множество, вы даже и представить себе не можете. Для начала я хочу добиться, чтобы он навсегда покинул лондонское общество и вообще уехал из города.

— А что, если у вас не получится?

— Получится. Я найду способ добиться этого. Можете не сомневаться.

— Но как…

— Я уже сказал, что найду способ сделать это.

— Вашими действиями вы можете невольно очернить мое и ваше имя, — с сомнением проговорила она. — Вы представляете, какой разразится скандал?

— Не волнуйтесь, ваше имя вообще не будет фигурировать в этой истории, — заверил ее Бенедикт. Лицо его было мрачно.

Женевьева с сомнением покачала головой:

— Как вы сможете избежать упоминания моего имени, если единственное, в чем можно обвинить Уильяма, — побои, которые он нанес мне, вдове своего отца?

— И за одно это его следовало бы навсегда исключить из общества, — отрезал Бенедикт.

— Я очень благодарна вам за помощь, Бенедикт, но я не думаю… я просто не могу в это поверить. — Она беспомощно покачала головой. — Что бы вы ни сделали, он все равно не откажется от своих злых намерений в отношении меня. И…

— Значит, вы слишком плохо меня знаете. Я легко смогу решить эту проблему.

Женевьева взглянула на Бенедикта. Он помрачнел. Во взгляде читалась скрытая угроза.

— За эти дни я успела хорошо вас изучить. И теперь знаю, вы не такой холодный и отстраненный человек, каким вас считают члены высшего общества, — убежденно сказала она.

Взгляд его несколько смягчился. Теперь Бенедикт выглядел не таким сердитым.

— Тогда разрешите мне защищать вас и заботиться о вас.

— Я не переживу, если… если из-за меня с вами что-нибудь случится! — с чувством воскликнула Женевьева. Глаза ее наполнились слезами.

— Уверяю вас, со мной ничего не случится. Уильям и его покойный отец — жалкие трусы и ничего больше. Я немало в своей жизни встречал подобных людей. У меня язык не повернется назвать их мужчинами. Они жалкие черви. Даже нет, они хуже червей. Бить и унижать беззащитную женщину! Это просто не укладывается в голове. — Во взгляде его опять мелькнула скрытая угроза. — Я не смогу отомстить за вас Джошуа, он уже мертв. Но Уильям… Он еще поплатится за свои грехи. Ему это с рук не сойдет. Я вам обещаю.

В голосе Бенедикта звучала такая несокрушимая уверенность, такое спокойствие, что ей ничего не оставалось, как поверить ему. Да, если кто-нибудь и сможет избавить ее от угроз Уильяма, то только Бенедикт. Если он не справится, значит, не справится никто.

— Если вам удастся избавить меня от нападок Уильяма, чем я смогу отблагодарить вас?

— Неужели вы думаете, что настоящий мужчина способен требовать от женщины вознаграждение за помощь? Я снова и снова убеждаюсь, что вы обо мне невысокого мнения, — с горечью и возмущением отметил он.

Глаза ее расширились от удивления.

— Но я не имела в виду… — начала Женевьева и вдруг увидела, что лицо Бенедикта внезапно изменилось и он вот-вот рассмеется. Это ее немного обидело, она не понимала причин его внезапной веселости.

— Почему вы смеетесь, Бенедикт? Лично я не вижу ничего смешного в создавшейся ситуации! — возмутилась она, когда Бенедикт все же не выдержал и рассмеялся.

Он тоже не видел в сложившейся ситуации ничего смешного. Его смех был результатом нервного напряжения после рассказа Женевьевы и жалости к ней. Он сразу почувствовал вину за это и собственную слабость. Нельзя позволить гневу помешать расправе над Уильямом. Он обязан наказать негодяя за все, что пришлось пережить Женевьеве. И чем скорее, тем лучше.

Бенедикт поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Я восхищаюсь мужеством моего храброго воина, — пояснил он.

Во взгляде Женевьевы читался немой вопрос.