— Нет! — воскликнул Бенедикт. Ноздри его раздувались от страсти. — Я ничего не боюсь и не думаю, что принц и его гости заметят, если мы будем отсутствовать еще какое-то время. Смею вас уверить, им сейчас не до нас.

Притянув к себе, он порывисто обнял ее. Но даже в этот миг, в порыве страсти не забыл о ее больной руке, стараясь даже случайно не задеть ее. Его возбуждение нарастало с каждой минутой. Их бедра соприкоснулись, когда губы слились в поцелуе.

Ее податливые нежные губы пахли медом и вином. Он никак не мог оторваться от них и покрывал бесчисленными поцелуями. Он совсем уже не мог сдерживаться, им овладела прямо-таки животная страсть. Еще ни одна женщина не возбуждала его так сильно. Плоть налилась кровью и пульсировала от нетерпения. Женевьева гладила густые черные волосы у него на затылке. Это возбудило его настолько, что он не выдержал и громко застонал. Они снова слились в поцелуе. Что это был за поцелуй! Казалось, в нем соединились лед и пламень, муки ада и блаженство рая.

Бенедикт испытывал невероятное наслаждение, потому что наконец-то мог утолить свою жажду. Жажду обладания, которая мучила его уже два дня. В этот вечер Женевьева была необыкновенно хороша. Ослепительно красива. За возможность обладать этой женщиной он готов был отдать все на свете.

Но при этом Бенедикт испытывал поистине адские муки. Ничего не поделаешь, терраса в Карлтон-Хаус не предназначена для любовных утех, он боялся, что не сможет полноценно заняться с Женевьевой любовью.

Но никакие преграды не могли помешать им. Ей удалось сломать его эмоциональную защиту окончательно и бесповоротно. Еще никому и никогда это не удавалось. Бенедикт не мог противостоять своему влечению к этой женщине. Да и не хотел. В эту минуту для него не существовало ничего, кроме нежных губ Женевьевы, которые он покрывал бесчисленными поцелуями, а пышные груди осторожно ласкал кончиками пальцев.

Как только Бенедикт коснулся ее соска, у Женевьевы перехватило дыхание. Он ласкал и легонько сжимал этот напряженный затвердевший от возбуждения бугорок. От ритмичных нежных движений у Женевьевы в низу живота растекалось сладостное тепло.

Ее охватило блаженное и вместе с тем мучительное возбуждение. Голова кружилась, сердце бешено билось. Она знала, что он единственный мужчина на земле, который сможет удовлетворить ее неистовое желание. Принести покой и облегчение. Как в Воксхолл-Гарденз, когда он нежно ласкал ее. Она никогда не сможет забыть то небесное наслаждение, которое он ей подарил.

— Простите, что заставил вас ждать… О! Извините за вторжение. Я не знал, что вы… Ну теперь я… Надеюсь, вы оба меня простите, — раздался на террасе мужской голос с иностранным акцентом.

Женевьева вздрогнула и стремительно отскочила от Бенедикта. Слава богу, мужчина не смог рассмотреть ее лицо, она стояла к нему спиной. Иначе увидел бы, что щеки залила краска смущения. К тому же Бенедикта это внезапное вторжение нисколько не смутило, и он продолжал ласкать ее грудь.

— Простите, что обстоятельства нарушили такое приятное течение нашего вечера, дорогая, — нахмурившись, прошептал он.

Женевьева испытала легкую досаду. Ей было жаль, что ласки, приносящие поистине неземное наслаждение, были так внезапно прерваны.

— Но вечер еще не кончился… — проворковала она. — И мы сможем продолжить.

Бенедикт тяжело вздохнул, с нежностью и сожалением посмотрел на Женевьеву — ему так не хотелось покидать ее, но ничего не поделаешь, нельзя пренебрегать своими обязанностями.

— Я постараюсь освободиться как можно быстрее. А вам лучше пойти в комнату отдыха для леди, пока я буду разговаривать с этим бесцеремонным болваном.

— Только прошу вас, будьте с ним не слишком грубы. Ведь, в сущности, он ни в чем не виноват.

— А я уже всерьез подумывал о том, чтобы задушить этого болвана, появившегося так не вовремя. Что ж, вы мне все объяснили, я понял, что этот вариант не годится, — пошутил Бенедикт, подняв бровь.

— Да, этот вариант действительно не годится. — Женевьева поддержала его шутку. Глаза ее весело заблестели. — Особенно учитывая то, где мы находимся. Принц, конечно, просто относится к нарушению приличий, его ничем не удивишь, но даже он не станет помогать нам заметать следы преступления.

Поняв, что она не сердится, Бенедикт с облегчением вздохнул.

— Я освобожусь через несколько минут. Встретимся в столовой, — сказал он.

— Буду с нетерпением ждать вашего возвращения, — ответила Женевьева.

Она на прощание улыбнулась Бенедикту, а джентльмену, так бесцеремонно ворвавшемуся на террасу, лишь холодно кивнула. И, гордо подняв голову, покинула их.

Прищурившись, Бенедикт взглянул на своего собеседника, лицо которого полностью скрывалось в тени.

— Вы хотели что-то сообщить, не так ли, месье?

— Мне очень жаль, что я прервал вас в такой неподходящий момент. Поверьте, я искренне сожалею.

— Позвольте усомниться в вашей искренности по этому поводу. Но давайте оставим эти расшаркивания, — сухо проговорил Бенедикт. — Перейдем к делу. Что вы хотели мне сообщить?

— Да, понимаю, прекрасно вас понимаю. — Джентльмен двусмысленно улыбнулся. — Вам не терпится поскорее вернуться к той очаровательной леди и…

— Не смейте говорить о леди, которая только что покинула террасу. Ни со мной, ни с кем-нибудь другим, — резко предупредил Бенедикт. Раздражение его росло с каждой минутой. Но, кажется, на собеседника это не произвело впечатления.

— Не говорить об этой леди? — усмехнулся он. — Это очень сложно. Она такая красивая и…

— Это не ваше дело. Черт бы вас побрал! — вспылил Бенедикт, его глаза вспыхнули от гнева. — Надеюсь, я ясно выразился?

— Да, конечно, — усмехнулся Деревокс, так звали собеседника.

— Тогда оставим этот разговор, — с нескрываемым презрением отрезал Бенедикт. Он всегда презирал таких людей, как Деревокс. Люди ему подобные не отличались высокими моральными устоями, ради собственной выгоды могли выдать государственную тайну. Однако по долгу службы Бенедикту нередко приходилось иметь с ними дело. Но он не считал нужным скрывать своего отношения к ним. Хотелось как можно скорее закончить этот разговор. Ведь ему, как верно заметил Деревокс, не терпелось вернуться к той леди.


— Последние несколько часов вы что-то слишком тихий. Все время молчите. И куда подевалось ваше знаменитое остроумие? Что-то случилось? — беспокоилась Женевьева.

Они возвращались домой после приема у принца. Светало. Мимо проезжали редкие в этот ранний час кареты с такими же запоздалыми гуляками. Изредка попадались торговцы с повозками, торопящиеся на рынок. Но в целом улицы в этот час были тихи и пустынны.

Женевьева абсолютно права, Бенедикт был рассеян и задумчив после разговора с Деревоксом.

Тот сообщил очень неутешительные новости: Наполеон не терял надежды вырваться из заточения и начал разрабатывать план побега с острова Святой Елены. Хотя побег с этого изолированного от всего мира острова был практически невозможен, от Наполеона можно было ожидать всего. Он необыкновенно хитер и умен, у него осталось множество единомышленников, готовых помочь. Эти люди пойдут на все, чтобы спасти свергнутого императора. Бенедикт как можно скорее должен был передать полученную информацию Эрику Каргину. Медлить нельзя.

Только теперь он понял, как устал от шпионской деятельности. Устал добывать информацию о Наполеоне, устал от вынужденной секретности. Боже, как он ненавидел в этот вечер свою службу! Но Бенедикт не имел права уйти, особенно в такой момент. Конечно, побег Наполеона практически невозможен. Но, зная его хитрость и изворотливость, Бенедикт до конца не поручился бы, что Англия и ее союзники в полной безопасности. Если императору опять удастся сбежать и сговориться с армией корсиканцев, начнется новая война, которая поставит Англию под удар.

Он взглянул на Женевьеву. Она не понимала, почему его настроение так изменилось, и сама расстроилась. Нужно ее ободрить.

— Не понимаю, как у принца хватает сил на то, чтобы изо дня в день устраивать такие пышные приемы. Я был всего лишь гостем, и то совершенно вымотался, — заговорил Бенедикт, прервав наконец молчание.

— А мне очень понравился обед. Превзошел все мои ожидания, — мечтательно улыбнувшись, проговорила Женевьева. — Такая роскошь повсюду, столько гостей.

Бенедикт улыбнулся ей. Он был искренне рад, что этот вечер хотя бы Женевьеве доставил удовольствие. В ее небесно-голубых глазах светилось искреннее, неподдельное счастье. Как же она не искушена в светских развлечениях!

— Я рад, что вам понравилось. Это искупает скуку, которую я испытывал весь вечер, — сказал Бенедикт.

Женевьева лукаво улыбнулась:

— А мне не показалось, что вы и другие присутствовавшие на обеде джентльмены особенно скучали в этот вечер. Взять хотя бы незабываемое зрелище, когда красавица герцогиня Монтгомери принялась раздеваться и сняла с себя почти всю одежду, объясняя это тем, что ей стало жарко.

— Да, она была прелестна. Ой! Не стоит меня пинать, Женевьева, — потирая ногу, проворчал Бенедикт. — Я всего лишь констатировал очевидный факт. И заметьте, не я первый завел об этом разговор.

Женевьева подняла брови и насмешливо посмотрела на него.

— Знаете ли вы, что говорить о достоинствах одной женщины в присутствии другой неприлично? — с притворным возмущением спросила она.

— Что в этом плохого? — Бенедикт включился в игру.

— Что плохого? А вы поинтересуйтесь у своей больной ноги.

С самого начала Женевьева поразила Бенедикта способностью к светлому доброму юмору. Что касается самого Бенедикта, его юмор был всегда мрачен и полон сарказма. Признаться, он завидовал ей во всем. Она просто потрясающая женщина!

— Вы правы, — кивнув, согласился он. Лицо его в эту минуту стало удивительно просветленным. Исчезли угрюмость и задумчивость, которые не покидали его последние несколько часов. — Кстати, когда герцогиня сняла с себя чулки, я не увидел ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Всего лишь полноватые ляжки. Ой! Перестаньте пинать меня, Женевьева. Иначе моя нога приобретет такой же синевато-фиолетовый цвет, как ваше запястье. А мне бы этого не хотелось.