– Кажется, да, – сказала Кэт. – Все эти годы я просыпалась в страхе, что кто-нибудь узнает меня и потащит в суд. Я не могла назвать ни страну, где родилась, ни данное мне имя. У меня не было своего места на земле.

– Теперь твое место рядом со мной. И ты носишь мое имя.

– Все это делает меня счастливой, Деринг. Но этого недостаточно. Я должна стать прежней. Ты можешь назвать это гордостью без причины, возможно, так и есть. И все-таки я знаю: если я хочу быть хорошей женой и, будь на то Господня воля, хорошей матерью, я должна стать самой собой.

– Ты и есть, думаю, самая настоящая личность, какую я только знал когда-либо. Есть шрамы, дорогая, и сожаления, и тоска, но со временем это все пройдет. Дурные воспоминания мы заменим новой жизнью, которую построим для нас. Не понимаю, почему ты не можешь удовлетвориться этим. Куда бы мы ни отправились, как бы ни сложилась паша жизнь, для меня этого будет более чем достаточно.

– Нет, любовь моя. Не будет. Это не заполнит пустоту в тебе. Новая жизнь не заменит тебе ту, что назначена тебе по рождению. Ты не можешь изменить себя. – Она погладила его спутанные, еще немного влажные волосы. – Я признала эту правду для себя, и тебе придется также принять ее. Никто из нас не может быть действительно счастлив, пока не пройдем через огонь.

Их глаза встретились. Они не отводили взглядов. «Он понял меня», – подумала Кэт. Но ответа от него не ждала. Не сейчас.

Через некоторое время Деринг встал и подошел к подносу с графинами и бокалами.

– Хочешь, чтобы я теперь называл тебя Катрионой? Мужчины всегда меняют тему разговора, если она кажется им неудобной или вовсе нелепой.

– Это твое дело. Но я предпочла бы Кэт. Так меня стали называть с тех пор, как я отправилась в школу. Меня очень удивило, должна признаться, когда ты догадался об этом там, в «Раю».

– Я взял это имя из «Строптивой», – ответил Джаррет. – Ты сама подала идею, отсюда у меня в голове и появилось это имя. Никакой тайны.

– И я, конечно, строптивая.

– Пока нет. – Он принес ей бокал вина. – Но приближаешься к этому.

Кэт улыбнулась. Подшучивание было его способом избежать решения, которое он не был готов принять, но семя она уже бросила в почву. Оно прорастет и даст ростки. И когда придет время, она будет рядом с ним, как он сейчас возле нее.

Джаррет придвинул кресло так, чтобы видеть ее лицо, и сел. Он поднял свой бокал.

– За Катриону Кэт Финнерти Фолшо Деринг. Многовато имен для женщины, которая заявляет, будто не знает, кто она на самом деле. Поедем завтра в Наас и устроимся там? Погода сейчас неустойчивая, и мне не хотелось бы, чтобы мы пропустили представление. Может быть, мы отрепетируем мою роль?

Так как после брака Кэт сменила фамилию, то могло потребоваться его присутствие при даче показаний. Гордость Кэт страдала от того, что теперь, когда на карту поставлена ее жизнь, ей тем не менее запрещается говорить самой за себя. Деринг должен стать членом парламента и проследить за тем, чтобы законы изменились, вот что.

– Ты знаешь всю историю так же хорошо, как и я, – заявила Кэт. – И ты последний человек на этой планете, которому нужна репетиция перед выступлением. Надеюсь, ты не задумал похитить меня и увезти до слушания дела?

– Нет, потому что у тебя все еще есть нож. Но может быть, мне удастся уговорить сэра Перегрина сделать это.


Под председательством судьи, который выглядел так, будто съел на завтрак тухлую макрель, слушание началось в большом переполненном помещении, обычно используемом для собраний. Жители Нейса, главного города графства Килдэр, теснились на узких скамьях, как зернышки кукурузы в початке, а те, кому места не досталось, стояли вдоль стен.

Кэт, в скромном синем платье и простой шляпке, пожалела, что не взяла с собой веер. Они с Дерингом сидели рядом в креслах с высокими спинками, на местах, отведенных для свидетелей. Это было уступкой судьи, которая его вовсе не радовала. Ему хотелось бы видеть ее за решеткой или сидящей как-нибудь отдельно, чтобы было видно, что она обвиняемая. Но мистер Деннис Махоуни терпеливо цитировал неясные прецеденты, относящиеся к нетрадиционным расследованиям, таким как это, до тех пор пока судья не сдался. Вероятно, просто чтобы адвокат наконец замолчал.

Все это произошло до того, как зрителям позволили войти в зал заседаний. Так что, занимая свои места, они увидели лишь скромную молодую женщину, сидящую рядом с красивым мужчиной, сохраняющим полное спокойствие, как полагается настоящему английскому лорду. Его превосходительство лорд-наместник также присутствовал, он устроился в первом ряду в затейливом резном кресле в окружении преуспевающих на вид джентльменов и людей, похожих на охрану.

При встрече с адвокатом и его помощником Кэт рассказали, чего ей следует ожидать. Она прочитала отчет о первом судебном разбирательстве, включая и подписанные миссис Фолшо свидетельские показания, и узнала, о чем будут говорить свидетели, выступающие в ее защиту. Все шло так, как предсказал мистер Махоуни.

Слуги один за другим рассказывали о жестоком обращении мистера Эдварда Фолшо со своей женой и служанками. Экономка поклялась, что миссис Фолшо не присутствовала при падении своего сына с лестницы, и когда она, экономка, пошла к ней, чтобы сообщить ужасную новость, миссис Фолшо спала в постели.

Судебное заседание шло своим чередом, в зале становилось все жарче, в голосе судьи слышалось все больше досады. Но все оживилось, когда слово дали миссис Ахерн, но лишь для того, чтобы судья отказался принять ее заявление на том основании, что это всего лишь пересказ слов ее сына. Дрожа от возмущения, она проковыляла, опираясь на палку, прямо к столу, за которым восседал судья, и высказала ему свое мнение.

– Мой Кевин – хороший парень, ваша честь. Знаю, что он должен был бы сам все рассказать, и неправильно было убегать. Но он тогда был мальчиком, когда работал на этих дьяволов Фолшо, и госпожа сказала, что позаботится, чтобы его повесили за пособничество убийце хозяина. Он был бы сегодня здесь, чтобы говорить за себя, Кевин-то, но его насильно завербовали, и он сражался за короля. А потом его ранили в Канаде, и… ну, это не его вина. Я продам свой дом, чтобы он мог приехать, если суд подождет, пока он вернется. Он хочет сказать правду, потому как его совесть грызет, что с ней вот случилось. – Миссис Ахерн указала на Кэт. – Выслушайте это сейчас от меня или дайте мне привезти его домой, чтобы сам все сказал.

Взгляды присутствующих, казалось, пригвоздили судью к спинке кресла. Миссис Ахерн, слабая на вид, но с твердым характером, стояла на своем. В самый подходящий момент выступил Деннис Махоуни и спокойно напомнил судье, что это не формальный суд и у него есть право отказаться от обычной процедуры.

Таким образом, миссис Ахерн было позволено выступить, и Деринг, за свои грехи, вынужден был выступать после нее. Он просто и ясно изложил то, что сказала бы Кэт, будь ей это позволено, и сохранял спокойствие во время грубого допроса судьи. Кэт старалась не смотреть на лицо Деринга и не привлекать внимания к себе.

Единственным сюрпризом было появление почтенного Джона Гиллиама, который в перерыве переговорил с Деннисом Махоуни. В течение всего утра несколько раз указывалось на то, что миссис Уильям Фолшо не ответила на повестку в суд. Мистер Гиллиам принес новости, и после перерыва ему немедленно была предоставлена возможность давать показания.

Миссис Фолшо, сообщил он, в обществе своего сына уехала в Кове и села на торговый корабль, держащий курс в какие-то порты Северной Америки. Неизвестно, где они сойдут на берег. В спешке при отплытии произошло неприятное происшествие. Поскольку залив недостаточно глубокий для крупных судов, пассажиры, их багаж и грузы пришлось на лодках отправить на якорную стоянку. Таинственным образом почти все ящики, которые привезли с собой Фолшо, на лодки не погрузили. Мистер Гиллиам, который возвращался в Килдэр, предложил сопровождать их обратно в Гринуиллоу-Мэнор. Возможно, продав содержимое ящиков, можно будет заплатить кредиторам.

Судья подозрительно и недовольно фыркнул:

– Как это вы узнали об этом?

– Я занялся этим, когда увидел их на дороге, ведущей на юг, с целым фургоном груза. Зная, что их ждут на слушании дела, я решил проследить за ними.

– И позаботились о том, чтобы все их имущество не отправилось в путешествие вместе с ними?

– К этому я не имел никакого отношения, – возразил мистер Гиллиам. – Я вмешался лишь после того, как увидел, что ящики остались на пристани, и закончил все тем, что поместил их в сарай в Гринуиллоу-Мэноре.

Рядом с ней Деринг трясся от сдерживаемого смеха. Кэт было не довеселья. Если судья профессионально задаст вопросы, то схема, разработанная сэром Перегрином, станет очевидной. Мистер Гиллиам не сможет солгать под присягой.

Но в зале было жарко, и даже судья теперь вынужден был признать, что единственная улика против Катрионы, леди Деринг, – предвзятые свидетельские показания десятилетней давности, сделанные лицом, скрывающимся от правосудия. Мистер Гиллиам был отпущен.

– У вас есть еще свидетели? – обратился судья к мистеру Деннису Махоуни.

– Ах, в самом деле, – жизнерадостно ответил адвокат. – Еще есть финансовые счета, недавно обнаруженное последнее завещание мисс Мары Коффи…

Слушатели ахнули.

– И конечно, мое резюме важных улик, доказывающих невиновность леди Деринг. Вы не хотите объявить перерыв на ленч, сэр, и продолжить после обеда?

Гул в аудитории. Им было интересно, но скамьи слишком жесткие, а перспектива выслушивать финансовые отчеты мистера Махоуни не слишком привлекательна. Лорд-наместник, который подумывал о том, чтобы принести веер, отмахнулся от этой мысли с нетерпением человека, готового выслушать заявление об окончании дела.

Кэт заметила, что судья бросил взгляд в сторону его превосходительства, наморщил нос и тяжело вздохнул.

– Располагает кто-нибудь информацией, которая может заставить нас задать вопросы свидетелям, присутствующим здесь в настоящее время? Встаньте и объявитесь.