Деринг, сидевший справа от нее, взял ее руку в свои.

– На острове я чувствовал себя точно так же. Пока я форсил в этих дурацких одеяниях, без всякого толку, исключительно для того, чтобы меня там видели, ты с Гиллиамом и другими взяла на себя весь риск. Это очень сложно и сводит с ума, я знаю.

Она кивнула и улыбнулась, она действительно поняла. Они участвуют в битве, только один человек может пойти в атаку, и в данный момент это, совершенно ясно, может быть только сэр Перегрин.

– Два дня назад я заметил какой-то лагерь, кажется, это были цыгане, – сказал он. – Если они все еще поблизости, то мы, вероятно, можем нанять предсказательницу судьбы и сообщить ей такие подробности о Томе Фолшо, которые поразят его.

– Ну, это уж мое дело, – заявила Кэт. – Мне довелось жить в таком таборе и говорить на их жаргоне, поэтому они примут меня за свою. Мы сейчас идем туда?

– Возможно, завтра вечером, – ответил сэр Перегрин и наполнил ее бокал. – Большую часть дня мы проведем с юристами, это тяжелое испытание, нам нужно хорошо выспаться и, как я всегда считал, не помешает выпить.

Поверенный двоюродной бабушки Мары, мистер Патрик Махоуни, встал, приветствуя своих клиентов, которых проводили в его кабинет, наклоном головы.

Джаррет, для которого его последний опыт общения с адвокатами закончился известием о лишении его наследства, ответил Махоуни косым взглядом. Адвокат выглядел лет на шестьдесят, среднего роста, плотного сложения, с вьющимися клочками редеющих рыжих волос на голове. Бледно-голубые глаза, острые и умные, встретили и выдержали взгляд Джаррета.

Клерк официально представил лорда и леди Деринг, и в этот момент Махоуни вежливо перевел взгляд на Кэт. Джаррет увидел, что он узнал ее, и на его веснушчатом лице мелькнуло удивление.

Кэт отпустила руку Джаррета и подошла к письменному столу.

– Теперь я вас вспомнила, мистер Махоуни. Однажды вы посетили бабушку Мару. Она пригласила меня выпить чаю вместе с вами и проявить свое умение вести себя в обществе, но Катрионе Финнерти не хотелось утруждать себя хорошими манерами в солнечный полдень. Вы, должно быть, приняли меня за очень дурно воспитанную особу.

– Я нашел вас очаровательной, и мне хотелось обладать хоть частью вашей удивительной энергии. Но пожалуйста, милорд, миледи, присядьте и расскажите, чем я могу быть вам полезен. Ваш визит, как я догадываюсь, касается имения Гринуиллоу-Мэнор?

Пока они усаживались в удобные кресла, поверенный открыл стенной сейф и вернулся с бумагой, похожей на еще одну копию завещания Мары Коффи. Руки у него слегка дрожали, когда он разворачивал бумагу и надевал очки в золотой оправе.

– Вы знаете, что здесь?

– Да, – сказала Кэт. – Бабушка Мара дала мне другую копию.

– Я хранил ее тайну более десяти лет. Отправить дальше новое завещание, составленное во время смерти вашего супруга, послать его на утверждение – значило бы не уважать ее волю. Конечно, Фолшо постарались бы все передернуть. Я продолжал надеяться, что, уезжая, вы были в положении и ваш ребенок однажды заявит свои права на наследство. Только мой сын, который практикует в Дублине, знает, что прежнее завещание утратило законную силу из-за вот этого.

– Ребенка нет, – сказала Кэт. – Но я хочу убрать Фолшо из имения и заботиться о нем как полагается. При условии, конечно, что сначала справлюсь с другими проблемами.

– Действительно. Вам вряд ли разрешат управлять имуществом или даже свободно передвигаться, если над вами будет тяготеть обвинение в убийстве.

Джаррету понравилось, что Махоуни разговаривал напрямую с Кэт, а не ждал, пока ее муж будет говорить за нее. В то же время у него руки так и чесались вмешаться, особенно когда тема стала опасной. Он разжал кулаки и постарался выглядеть непринужденно.

– Меня объявляли в розыск? – спросила Кэт.

– Нет. В стране после восстания было неспокойно, и постоянно поднимались протесты, иногда даже очень жесткие, против Акта об Унии. Эдвард Фолшо представлял презренных англичан, но его очень не любили по его собственной вине. Вряд ли кто-нибудь поверил в версию событий, изложенную миссис Фолшо, уверявшую, будто у нее есть свидетели, потому что се сообщение не было ни последовательным, ни подкрепленным доказательствами. Слуги заявляли, что находились в это время в другом месте, кроме одного, который внезапно пропал, и некоторые люди подозревали его в преступлении. Другие считали, что вы вместе задумали убийство вашего мужа, а потом сбежали. В конце концов, без особого энтузиазма, сменили руководителей следствия. А потом это дело похоронили.

– Что произойдет, если я приду и попрошу провести новое расследование? Согласятся на это или меня закуют в кандалы?

Махоуни склонил голову набок.

– Обычно, леди Деринг, расследование возбуждается по просьбе жертвы или его близких, а не подозреваемого. Вы уверены, что пересмотр этого дела обелит ваше имя? Если это вообще ваша цель.

– Я не могу свободно дышать или вернуть наследство своему ребенку, если Господь пошлет нам детей, пока этот вопрос не будет решен. Мы нашли свидетелей, сэр, которые подтвердят, что миссис Фолшо не было на месте, когда произошел несчастный случай.

– Она дала ложное показание под присягой? – спросил Махоуни без особого, впрочем, удивления.

– И запугивала слуг, которые могли бы опровергнуть ее историю. Я полагаю, мы победили бы в честном слушании, хотя сожалею, что скандал коснется моего мужа и моих детей. Даже вэтом случае лорд Деринг поддерживает мое решение, и каков бы ни был риск, я готова пойти на него.

– Вы знали, милорд, женившись на ней, что ваша невеста подозревалась в убийстве?

– Да, она мне рассказала. Я вижу ее вину только в одном – она вышла замуж за жестокого человека, который, желая избить ее, потерял равновесие и свалился с лестницы.

– Она так вам все изложила?

– Не совсем. – Когда он обратится в суд? – Из ее слов я понял, что она не уверена в происшедшем. Все случилось так быстро, а она старалась защитить себя от его кулаков. Она не помнит, чтобы ударила его или даже прикоснулась к нему, но не могла бы в этом поклясться. В этих обстоятельствах что ей еще оставалось, кроме бегства? Какой был шанс в суде у нее, ирландской девушки, подозреваемой в убийстве английского джентльмена?

– Я задаю эти вопросы сейчас, лорд Деринг, потому что власти зададут их вам позже. Разве нет оснований полагать, что в гневе или из-за ненависти к своему жестокому мужу она намеренно воспользовалась возможностью столкнуть его, чтобы он умер?

– Каждое человеческое существо имеет право на самозащиту. И леди Деринг стала бы бороться, рискуя жизнью, чтобы уберечь беззащитную жертву от нападения. Но намеренное убийство? Никогда. – Джаррет взглянул на Кэт. Лицо ее напоминало лицо святой, высеченное из мрамора. – Поэтому она и опасается, не проявились ли сила ее характера и мужество в тот вечер, вот в этом она никогда не была уверена. Девушка восемнадцати лет не очень знает себя, мистер Махоуни. И на ее стороне не было никого.

– Ну, теперь есть. Будем надеяться, что еще не слишком поздно. Чем я могу быть полезен вам, леди Деринг?

– Мы надеемся, что вы поможете нам начать законные процедуры, необходимые для открытия повторного расследования, или подать апелляцию в отношении результатов первого дознания. Можете рекомендовать нам адвоката с опытом в подобных делах?

– Мой сын – извините мне мой фаворитизм – пользуется большим уважением в «Судебных иннах» в Дублине.

– Он очень подойдет, – вмешался Деринг.

Ему казалось, будто Кэт, прячась за своей холодной маской, почувствовала облегчение и готова расслабиться. Преодоление еще одного препятствия женщиной, которая опасалась сделать даже маленький шаг. Каждый раз, как ее нога касалась твердой почвы, она удивлялась. Потом она собирала силы и снова двигалась вперед. Он надеялся, что скоро поймет, когда нужно отпускать ее на свободу, когда держать за руку, а когда просто брать ее на руки и переносить через следующий барьер.

– Так, – сказал он, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди. – С чего начнем?

Глава 25

На следующей неделе дюжины пауков плели нити паутины для защиты и освобождения Катрионы, леди Дерн Джаррету не оставалось ничего, как только сопровождать Кэт от одного адвоката к другому, от коронера к судье, выполняя отведенную ему роль – производить на них всех впечатление своим титулом и происхождением. Наконец-то, подумалось ему, он может извлечь практическую пользу из своего высокого титула. Когда начались допросы, он спокойно оставался на вспомогательных работах, согретый любовью и гордостью.

Время от времени главные заговорщики собирались вместе, чтобы сравнить сведения. За ужином в «Золотом кувшине» сэр Перегрин вошел в раж, описывая, как он изображал привидение, пугая Тома Фолшо.

– Слишком короткая сцена, – пожаловался он, описав происшествие. – Бедный парень сразу принялся вопить, а мне пришлось исчезнуть до того, как появились слуги. Но очень удачная и забавная. Я, очевидно, напрасно растрачиваю себя на практической работе. В будущем я попрошу, чтобы мне поручили миссию, требующую больше воображения, подобную этой. Мое мертвенно-бледное привидение заслуживает повторения на бис.

На следующее утро Джаррет отправился верхом в Гринуиллоу-Мэнор с Джоном Гиллиамом, который присматривал за имением. Он впервые увидел это имение, оно, как и говорила ему Кэт, оказалось в плохом состоянии. Несколько овец паслись на обширных пастбищах. Сам дом стоял па холме, дворовые постройки обветшали и сад был запущен.

Если получат имение, что они с ним будут делать? Он оплачивал расходы по спасению Кэт и ее защиту из денег «Черного Феникса», сохранившихся после «райского» гамбита, но остаток придется вернуть. Он дал слово. И хотя у него еще были деньги, которые Гиллиам так жаждал проиграть ему, надолго их не хватит.

Всегда он натыкался на один и тот же непреодолимый барьер – пустые карманы. Привыкнув жить одним днем, – не думая о том, что ждет его завтра, он не умел строить планы на будущее. Сейчас Кэт пребывала в надежде, потому что он ее в этом убедил. Но сам он был в отчаянии, потому что в конце концов она разочаруется в нем.