– Вы чудесно отдохнете, – заверила Элеонора и прибавила главный аргумент, который приберегала напоследок: – А еще на эти две недели все уроки отменяются, так что у вас будет много свободного времени – будете рыбачить, ездить верхом, гулять…

Элеонора поручила горничным собирать вещи, а повару – собрать в дорогу корзину с едой. Скоро все в доме было перевернуто вверх дном, однако к тому времени, как прибыл Энтони в просторной карете, все было готово к отъезду. Элеонора подсадила детей в карету и поцеловала их на прощание, изо всех сил борясь с подступающими слезами. Закари и Керани сели в карету вместе с детьми, а Бартвелл с двумя дуэльными пистолетами на поясе взобрался на высокие козлы рядом с кучером.

Заметив доверчивый взгляд, каким Керани смотрела на Закари, Элеонора понадеялась, что за время пребывания в Шотландии их отношения наконец сдвинутся с места и все разрешится самым благоприятным образом.

Карета покатилась по улице, следом за ней скакал обещанный Энтони эскорт из двух всадников. Элеонора помахала на прощание, потом долго стояла, высматривая на темной улице подозрительные движущиеся тени. Замерший рядом Энтони делал то же самое.

– Погони нет, – заключил он. – А если вдруг и появится, мои люди настороже.

Элеонора кивнула:

– Там им ничего не грозит.

Обратно в дом они с Энтони вошли вместе.

– С чего начнем? – спросил он.

Элеонора вздохнула:

– Полагаю, с украшений. Очевидно, вору был нужен не медальон. Но, похоже, он все-таки хочет заполучить что-то из драгоценностей.

Для начала они решили предположить, что вор просто не сообразил, где искать, и перебрали дорогие вещи. Все лежало на своих местах в сейфе – сверкающий гарнитур из бриллиантов и рубинов, сапфировое колье с подвеской, два браслета – один изумрудный, второй – из широких золотых звеньев, а также несколько колец, включая обручальное кольцо ее матери и крупный мужской перстень из золота, принадлежавший отцу Элеоноры.

– Дорогие вещи, – прокомментировал Энтони, перебирая блестящие безделушки.

– Но медальон с ними перепутать трудно, – напомнила Элеонора. – А если бы вор искал ценные украшения, вряд ли удовлетворился бы простеньким медальоном.

– А вдруг вор просто взял его в руку, а когда вы проснулись, так и убежал вместе с ним? – высказал версию Энтони.

– Вполне возможно. – Элеонора еще раз тщательно осмотрела сейф. – Конечно, вор мог решить, что все самое дорогое я храню в спальне, однако с чего он решил, будто я возьму с собой такие вещи в деревню, да еще и на два дня?

– Если наш вор не совсем обделен умом, придется признать, что ему нужно нечто другое, – согласился Энтони.

Элеонора кивнула и начала убирать украшения обратно в мягкие бархатные футляры. Элеонора положила все на место, и они с Энтони поднялись к ней в спальню.

Когда они зашли, оба невольно обратили взгляды на широкую кровать. Казалось, даже просто находиться здесь с Энтони неприлично. Элеонора вспомнила, что произошло в прошлый раз, когда он побывал в ее спальне, и тут же покраснела.

– Я тут все несколько раз обыскала, – поспешно выпалила она, пытаясь скрыть смущение, и подвела Энтони к туалетному столику, где стояла шкатулка с драгоценностями. – Но коль скоро нашего грабителя оба раза интересовали именно эти вещи, давайте изучим их снова.

Достав все кулоны, серьги и броши, Элеонора разложила их на столешнице. Они с Энтони аккуратно осматривали предметы один за другим.

– Это на мне было в ту ночь, когда произошло первое ограбление, – пояснила Элеонора, взяв в руки черную брошь с мозаикой, которую Эдмунд подарил ей незадолго до смерти. – Знаете… Эдмунд положил ее мне на ладонь, сжал мои пальцы и сказал… – Элеонора задумалась, припоминая каждое слово в точности. – Эдмунд тогда вел себя довольно странно. Велел носить эту брошь ради него. Или беречь ради него – в общем, что-то в этом роде. Мне потом пришло в голову – а вдруг Эдмунд предчувствовал свою гибель? Или даже… покончил с собой?…

– Что?! – опешил Энтони. – Думаете, Эдмунд наложил на себя руки?

– Нет-нет! – с жаром возразила Элеонора, однако сама уловила в своем голосе сомнение и желание верить в обратное. – Несчастным он не казался. Наоборот, я ни разу до этого не видела Эдмунда в таком добром здравии, к тому же его опера готовилась к постановке. У него не было никаких причин. Однако, вручив мне подарок, Эдмунд сказал именно это, причем самым торжественным тоном. А когда он погиб в море, я вспомнила, как Эдмунд рассказывал мне о гибели Перси Шелли. Ему нравилась идея погребального костра, он видел в ней нечто… героическое. Вот я и подумала – а вдруг он нарочно искал смерти в море, чтобы уйти столь же величественно?

Элеонора подняла на Энтони исполненный муки взгляд. Он тут же взял ее за руку:

– Выбросите из головы. Эдмунд не мог так поступить. Он столько лет сражался за жизнь. И наконец добился больших успехов, здоровье его улучшилось…

Элеонора сжала руку Энтони, благодарная за то, что он успокоил ее.

– Спасибо. Я тоже так не думаю. Но как же тогда объяснить его слова?

– Возможно, Эдмунд просто хотел подчеркнуть важное значение этой броши. Предупредить вас, чтобы вы берегли ее. Должно быть, в ней есть нечто особенное?

– Вещь тонкой работы. Мозаика называется pietra dura, это итальянский метод складывания рисунка из крошечных камешков. На нее затрачено немало труда, однако ничего драгоценного в ней нет.

Элеонора провела пальцами по выложенному в камне цветку, потом по золотому ободку, обрамлявшему черный камень. Она перевернула брошь и посмотрела на обратную сторону.

И тут в первый раз заметила на ободке шов:

– Погодите-ка! Что это? – Элеонора поднесла брошь поближе к свече. И разглядела тонкую, не шире человеческого волоса, но вполне явственную линию. Она шла по закругленному краю броши, примерно в полудюйме от ее обратной стороны. – Видите?

Энтони кивнул и склонился над украшением вместе с ней. Элеонора кожей чувствовала его близость и то, как его волосы касаются ее волос. Ощущала теплое дыхание Энтони на своей щеке и слабый запах его одеколона. Вдруг Элеоноре стало трудно сосредоточиться на чем-то, кроме его присутствия. Она надеялась, что Энтони не заметит, как подрагивают ее пальцы.

– Как вы думаете, ее можно открыть? – спросил он.

Элеонора попыталась просунуть ноготь в узенькую щель, однако ничего не вышло. Зажав брошь двумя пальцами, она потянула за крышечку, а когда та не поддалась, попробовала повернуть.

И ахнула, когда у нее начало получаться.

– Смотрите!

Элеонора повернула еще раз, и задняя часть начала отделяться. Наконец ей удалось открыть брошь.

Внутри небольшого углубления в черном камне скрывался крошечный серебряный ключ.

Глава 10

– Ключ! – Энтони посмотрел на Элеонору. – Как думаете, от чего он?

– Есть одно предположение, – ответила она, аккуратно извлекая маленький предмет. – Пойдемте. Нужно кое-что проверить.

Элеонора провела его на первый этаж, в кабинет, открыла шкафчик и достала шкатулку из розового дерева, которую спрятала там несколько дней назад. Она нажала на боковую стенку, потянула, сдвинула фрагмент мозаики и показала Энтони миниатюрную замочную скважину.

– Здесь потайное отделение, – пояснила она.

– Какое отделение? Что это за шкатулка? Она Эдмунду принадлежала?

Элеонора кивнула:

– В ней он носил письменные принадлежности. Всюду брал с собой, из дому без нее не выходил.

Элеонора наклонилась и аккуратно вставила ключик в замочную скважину. Предположение подтвердилось – когда Элеонора повернула его, раздался тихий щелчок, и узкий ящичек чуть выехал вперед. Элеонора потянула его на себя и выдвинула полностью.

Внутри обнаружились несколько рукописных листов с нотами – почерк Эдмунда. Сверху было надписано по-английски «Неаполитанская соната».

– Вы о ней знали? – спросил Энтони, бросив взгляд на Элеонору.

Та покачала головой. От волнения у нее перехватило дыхание.

– Нет. В первый раз вижу. Должно быть, он начал писать новое произведение. Но зачем так тщательно его скрывал?

С осторожностью и почтительностью Элеонора взяла нотные листы в руки.

– Видимо, это именно то, что нужно вору. Ему было известно, что ключ спрятан в каком-то из моих украшений. Наверное, и медальон взял, потому что решил – ключ внутри.

– Тогда почему бы просто не выкрасть шкатулку? – произнес Энтони. – Даже если нет ключа, можно просто сломать ее.

– Пожалуй, вы правы. А вдруг вор не знал всех подробностей? Может, он не вполне представлял, что именно спрятано в моем украшении и что есть еще и шкатулка, которую открывает этот ключ. Все возможно. Но нет сомнений, среди моих драгоценностей вор искал именно брошь.

– Чтобы потом сонату украсть? – с сомнением в голосе уточнил Энтони.

Глаза Элеоноры вспыхнули от возмущения.

– Эдмунд был гением! Это его последняя работа, к тому же обнаруженная после смерти композитора. Она бесценна!

– Для вас и других любителей музыки – возможно. Но что с ней будет делать вор? Кражи в большинстве случаев совершаются ради денег.

– Он может выдать сонату Эдмунда за свою собственную! – воскликнула Элеонора. – Некоторые бездарные композиторы способны на все, лишь бы добиться признания.

– Охотно верю.

Энтони явно находил ее версию неубедительной, но Элеонору открытие так воодушевило, что она ничего вокруг не замечала. Выбежав из комнаты, она поспешила в музыкальный салон. Зажгла свечи в канделябре и села за пианино.

Поставив ноты на пюпитр, Элеонора начала играть. Мелодия оказалась простая. Даже слишком простая, вдруг поняла она. Другие творения Эдмунда были намного изысканнее. Эта же мелодия звучала примитивно и неинтересно, а местами и вовсе резала слух.

Пальцы Элеоноры двигались все медленнее и наконец замерли. С растерянным видом она подняла глаза на Энтони: