К счастью, в классной комнате, ставшей ее гостиной, были большой камин и ящик для угля. Проведя сокращенный урок с Нинианом, она отпустила его и села писать поздравительное письмо тетке. Однако ее прервала горничная, привлеченная вниз шумом. Она вручила Розали письмо из Лондона.

Увидев знакомый почерк Мери Гримальди, девушка быстро развернула лист. Но, когда она кончила читать, ее настроение изменилось и она всерьез задумалась.

Не то чтобы приятельница сообщила ей дурные новости, скорее, наоборот. Рождественская пантомима в Друри-Лейн сделалась очень популярной, а выступление клоуна Джо в роли жестокого вегетарианца произвело в Лондоне настоящую сенсацию. Его портреты в этой роли выставлялись в витринах магазинов чаще изображений принца Уэльского, а новые шутки обсуждались почти каждый день, подобно биллю о регентстве.

Розали от души порадовалась успеху Джо, но когда прочла вырезанную из газеты статью – рецензию на первую поставленную в сезоне оперу (Мери приложила ее к своему письму), – ею овладели совсем иные чувства. Критик издевался над режиссером Королевского театра за неверное распределение ролей. Особое неудовольствие у него вызвала полная, широколицая певица-сопрано, исполнявшая трагическую партию Заиры. Он беспощадно описал синьору Бертинотти, заметив, что при такой комплекции ей куда больше подходят нож и вилка, а не кинжал. Ее игра разочаровала анонимного критика, и он уклонился от оценки балета, заметив вскользь, что это «Персидская жена», спектакль Росси, поставленный прошлой весной.

Описание победы Гримальди и поражения синьоры не просто разожгли желание Розали вновь оказаться на сцене. После этого письма она уже не могла восхищаться ни обедом для слуг, ни их вечерним балом. Когда лакеи и горничные закружились в шумной сельской пляске, она принялась обдумывать предстоящий разговор с лордом Свонборо о своем немедленном отъезде.

Но перед сном она решила, что незачем портить праздник Рождества юному лорду, пусть даже ее собственный основательно испорчен. С этой новостью можно и повременить.

Ниниану позволили на несколько дней прервать занятия, и без того не слишком обременительные, и в праздники он с удовольствием играл в биллиард, карты и в шарады. За вечерним обедом он, Розали и мистер Даффилд съели жареного гуся, тушеную куропатку, тушеную морковь, пирог с козлобородником и пудинг со сливками. После столь плотного обеда граф заметно отяжелел и вскоре лег спать, сказав, что завтра должен проснуться пораньше и отправиться с собаками на охоту.

В День подарков он и грум выехали на охоту в аббатство Свонборо. Вернулся он поздно, вновь плотно пообедал и, прежде чем удалиться в библиотеку со своими наставниками, подкрепился апельсинами, засахаренными фруктами и жареными каштанами.

Вытерев пальцы носовым платком, Ниниан отрывисто и безапелляционно заявил:

– Сыграем в «Дракона».

– Я не знаю как. – откликнулась Розали.

– Проще и быть не может, – заверил ее мальчик.

Ученик на какое-то время стал их учителем, и через несколько минут Розали склонилась над чашей с разогретым бренди, ловко вытащив горячие смородины. Ниниан, затеявший эту игру, первым устал от нее, но Розали и гувернер остались рядом с огнем и продолжали состязаться, покуда молодой лорд, растянувшись на диване, что-то записывал.

Вскоре он поднял голову и спросил:

– Как будет по-французски «восхитительный».

– Ravissante, – рассеянно ответила Розали; ее внимание было целиком сосредоточено на неярком голубом пламени в чаше. Зная, что быстрый, решительный поступок лучше всего, она опустила руку, достала новую горячую ягоду и бесстрашно съела ее.

Ниниан опять приподнял голову.

– Какого цвета у вас глаза, мадемуазель?

– Зелено-голубые, – попробовал определить мистер Даффилд.

– Скажите, пожалуйста, по-французски.

– Bleu-vert, – перевела Розали.

Герцог Солуэй, незаметно вошедший в комнату, заявил:

– Elle a les yeux turquoise[25].

– Джервас! – радостно воскликнул Ниниан.

Гувернер и преподавательница поднялись с ковра, но хозяин жестом просил их не прерывать игры:

– Но «Смотри, не задавайся, Чересчур не заиграйся. И не жадничай, хватая. За Драконом чудищ стая Тебя сразу заберет!» – Герцог повернулся к дивану и спросил:

– А почему ты не играешь, Ниниан?

– Я пишу стихи. По-французски, – многозначительно пояснил мальчик. – Они посвящены мадемуазель.

Розали безуспешно попыталась разгладить складки на юбке и сказала:

– Я дала задание молодому лорду, но не предполагала, что стану героиней его стихов. – Она сугубо по-галльски пожала плечами и заключила: – On essaie de faire des progres[26].

– Похоже, что вы добились немалого успеха, – согласился Джервас. – Уж если Ниниан решил провести День подарков в занятиях такого рода!..

– А где тетя Элизабет? – поинтересовался Ниниан. – Неужели она осталась в Кавендер-Чейз?

– Она отправилась а гости в Дебришир вместе с Офелией и Хедингтоном и полдюжиной их детей. Мы расстались с Мирандой и Джастином сразу после крещения младенца и в сочельник были уже в Хедингтон-Холл.

– А на кого похож ребенок Миры?

– Девочка совсем крошечная, – сообщил Джервас. – У нее синие глаза, совсем как у тебя, и такие же темные.

– А когда я ее увижу?

– Они что-то говорили о твоем приезде в Чейз на Пасху. Можно прочесть стихи?

Ниниан покачал головой и спрятал лист бумаги в карман.

– Я еще не закончил.

Сев рядом со своим воспитанником, Джервас полюбопытствовал:

– За обедом для слуг кто занял мое место? Ты?

Мальчик энергично кивнул.

– Праздник удался на славу! Потом мы все пели глупые песенки, а лакеи пытались целоваться с горничными под омелами. Я оказался партнером мисс Бринкуорт, хотя мне это не по душе. Но она меня сама попросила.

– А что ты еще делал все это время?

– Учил французский. И переводил с латыни. – Ниниан хмуро сдвинул брови. – «Историю галльских войн» Цезаря.

– Ну и как, трудно было?

– Ужас! На прошлой неделе мы с Джапом ездили на охоту, а сегодня я отправился один. Так что я хорошо покатался и повидал красивые места. Сейчас у меня нет занятий, и каникулы продлятся двенадцать дней. Я уже говорил мадемуазель, что тетя Элизабет и дядя Уильям собираются устроить бал. И о пироге тоже упомянул.

Джервас вздохнул:

– Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме еды? Я не против пирога, но пока в доме траур, мне кажется, эти торжества неуместны.

– А мы не станем никого приглашать, пусть это будет наш вечер. Мы останемся вчетвером ты, я, Джап и мадемуазель. Если оденемся во что-нибудь смешное, то назовем вечер маскарадом. Bal masque, – добавил Ниниан и с видом победителя взглянул на Розали.

– Разгадать, кто мы такие, не составит особого труда.

– Ну и пусть, – откликнулся Ниниан. – Я стану сэром Френсисом Дрейком. Вы поможете мне с костюмом, мадемуазель? В мансарде полно сундуков со старой одеждой. Полагаю, что мы найдем что-нибудь подходящее.

Розали посмотрела на герцога и поняла, что он задумался о чем-то своем.

– Если позволит его светлость. – Ниниан повернулся к гувернеру.

– Кого бы вы хотели изобразить, Джап?

– Наверное, Оливера Кромвеля. Большинство моих костюмов темные.

– Нет, он нам совсем не кстати, – возразил мальчик. – Марчанты всегда были роялистами. Вы станете рыцарем – у нас в замке есть шлемы и мечи.

Джервас прервал завязавшийся спор, сказав, что из мистера Даффилда получится отличный Кромвель. Затем он спросил Розали:

– А каков ваш выбор?

– На дне моего сундука лежат два балетных костюма, так что я предстану перед вами волшебницей или пастушкой.

– Вы должны появиться в костюме Титании, – решительно заявил Ниниан. – Королевы фей. Ну а ты, Джер?

– Пусть мой герой останется для вас тайной, – откликнулся Джервас. – Я хочу преподнести вам сюрприз.

Розали видела, что Джервас желает посоветоваться с мистером Даффилдом об успехах своего подопечного. Она уговорила Ниниана пораньше лечь спать и тоже откланялась. Но, к ее удивлению, герцог вышел в холл следом за ними.

– Ниниан, – заметил он, – у тебя неприлично длинные волосы. Я надеюсь, что утром ты позволишь Уэбстеру прикоснуться к ним ножницами.

– По-твоему, я должен это сделать?

– Говорил и повторяю тебе, что просто обязан.

Проследив, как его кузен поднимается по лестнице из резного дуба, Джервас обратился к Розали:

– Скажите без обиняков, как ему дается французский?

– Как ученик и преподавательница мы оба друг друга стоим, – печально отозвалась она. – По-моему, ему очень нравятся наши занятия, и он выучил немало нужных слов и выражений, Вскоре я покину Хабердин и считаю, что мой опыт хоть немного да пригодится в дальнейшем.

– Но вы же согласились участвовать в карнавале через двенадцать дней? – напомнил он.

– Думаю, что мое участие примирит лорда Свонборо с неминуемым отъездом.

Взглянув на медный подсвечник над их головами, он спросил:

– А что случилось с веткой для поцелуев, которая всегда висела здесь?

– Я видела только одну, в холле для слуг.

– Жаль. Здесь ей-самое место. – Улыбнувшись, он произнес уже более доверительно: – Я приехал в Хабердин не только за тем, чтобы выяснить, как ведет себя мой подопечный. Я часто думал о вас, и я... – Он оборвал себя на полуслове и спросил: – У вас больше не болит лодыжка?

– Она зажила, и я могу каждый день кружиться в вашем бальном зале.

– Совсем без музыки? Или она звучит у вас здесь? – Он прикоснулся указательным пальцем к ее брови.

Она кивнула.

Его серые глаза смотрели прямо на нее и словно проникали в душу. У нее заалели щеки. Она смущенно пробормотала:

– Уже поздно, ваша светлость.

– Еще один вопрос, и я вас отпущу. Вы рады моему приезду, или мне следовало бы его отложить?

Его вопрос привел ее в замешательство. Ей было трудно ответить. Розали не смогла выдержать возникшее напряжение, резко повернулась и молча двинулась к лестнице. И, лишь дойдя до верхней площадки и ощутив себя в безопасности, она вспомнила, что так и не поздравила его с Рождеством.