— Если ты намерена предложить мне вернуться домой, то ничего не выйдет. Давай поцелуемся на прощание и — арриведерчи, Рома.

— Нет, ты меня не дослушал. Я хотела предложить тебе провести весенние каникулы здесь. Не думаю, что Наоми будет возражать, если ты побудешь со мной и с лошадьми.

— Играешь в старшую сестру?

— Да. Это тебя задевает?

— Нет. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Спасибо, Кел.

Глава 9

Грума звали Мик. Он родился и вырос в Виргинии и любил хвастаться, что забыл о лошадях больше, чем большинство людей способны узнать за всю свою жизнь.

И это вполне могло быть правдой. За пятьдесят с лишним лет, что он провел при лошадях и при ипподроме, Мик успел близко познакомиться со всеми особенностями мира скачек. Начинал он с конюшенных мальчиков, но сумел быстро подняться до ученика жокея и часто рассказывал, как он занимался подготовкой скакунов для мистера Канингема, когда тот знавал лучшие дни.

Пока ему не стукнуло двадцать, Мик все еще оставался довольно мелким и легким для жокея, однако он так никогда и не преодолел расстояние, отделяющее подмастерье от мастера. Несмотря на это, он постоянно носил шелковый жокейский костюм — ему не хотелось, чтобы люди позабыли о его прежних заслугах. Когда-то давно и очень недолго Мик даже работал тренером на маленькой ферме где-то во Флориде. Это место досталось ему путем невероятного напряжения фантазии и отчаянного блефа. Потом на протяжении года или около того он владел жеребцом, если точнее, то Мику принадлежала доля в пятнадцать процентов, однако скакун так и не сумел раскрыть свой потенциал, до конца оставшись «утренней звездой» — лошадью, которая показывает отменные результаты на утренних тренировках, но в настоящей скачке ничем не выделяется. Тем не менее Мик побыл и владельцем, а для него это было самое главное.

Когда он услышал, что ферма Канингема перешла в другие руки, он вернулся, чтобы наняться на работу. Должность грума его вполне устраивала, тем более что Гейб Слейтер был похож на победителя. И, насколько Мик помнил, всегда был похож.

Ему льстило, что более молодые работники прислушиваются к его мнению. Возможно, они и звали его за глаза Петухом — главным образом из-за того, что он постоянно щеголял в ярко-голубой жокейке, да еще из-за неестественно-важной походки, — однако ни в этом прозвище, ни в том, как его произносили, не было ни презрения, ни недоброжелательности.

Морщинистое, узкое лицо Мика было хорошо известно на всех ипподромах от Санта-Аниты до Пимлико. Это и было то самое, чего Мик хотел всегда.

— Нынче скорость будет невысока, — заметил Боггс, разминая в пальцах сигарету.

Мик только кивнул. Утром прошел ливень, перешедший в обложной, бесконечный дождь, и дорожка раскисла. Слейтеров Дубль был настоящей звездой размокших, глинистых треков.

Означенный разговор происходил в промежутке между утренней проминкой и началом заездов. Мик сидел под навесом, лениво следя за тем, как с крыши срываются капли воды, и размышляя о десяти долларах, которые буквально прожгли дыру в его нагрудном кармане. Он уже твердо решил поставить их на то, что Дубль натянет нос остальным.

Вытащив из кармана помятую пачку «Мальборо», Мик прикурил от сигареты Боггса.

Пока все было тихо. Жокеи оставались в своих раздевалках или сидели в парной, чтобы сбросить перед стартом еще несколько лишних унций. Тренеры с головой ушли в свои записи, а владельцы торчали в кафе, наслаждаясь сухим теплом и горячим кофе. Конюшни стояли молчаливые, притихшие, но пройдет совсем немного времени, и они снова оживут.

— Интересно глядеть на дочку мисс Наоми, — проговорил Мик, приглашая Боггса к разговору. — Пару недель назад она приезжала к нам в «Рискованное дело» и уехала мокрая до нитки.

Боггс выпустил изо рта струйку дыма.

— Слыхал я про это.

— Она была на твоем чатом жеребце, на Юпитере. Здорово она с ним управляется.

— Ездит почти как мать. Классно ездит.

Минут пять два старых холостяка курили молча, потом Мик сказал:

— Сегодня к нам заходил еще кое-кто.

— Да? — Боггс не стал спрашивать, кто это был. Стиль их разговора был освящен многолетней традицией, и ни один не собирался ее менять.

— Давненько его не было видно, но я его мигом узнал. — Мик бросил окурок в лужу и подождал, пока он зашипит и погаснет. — Я было совсем позабыл, что они с хозяином знакомы, пока не увидел их вместе. Тут, конечно, вспомнилось. Я-то еще помню те времена, когда мистер Слейтер работал у Канингема конюшенным мальчиком.

— Угу. Лет пятнадцать назад это было. Потом он нанялся в «Три ивы», сколько-то там проработал…

— Год или два. Здорово умел вкалывать, да и трепаться не любил. Он до сих пор не говорит того, чего не след… И всегда был одиночкой. — Мик негромко усмехнулся. — Вот не думал, что придется на него работать.

— Да, парень сам выбрался в люди.

— Этого у него не отнимешь. Мало кто мог подумать, что у него что-то выйдет, особенно с тех пор, как он пристрастился к картишкам. Еще одна ипподромная крыса — так о нем говорили. Но я знал, что из парня выйдет толк.

— Он мне самому нравился. — Боггс потер синяк на руке, оставшийся после того, как его укусил годовалый жеребенок. — Что-то такое в нем было. До сих пор есть.

— Да. Я был с ним в тот день, когда Липски хотел его пырнуть. Мистер Слейтер и тогда не сказал больше того, что следовало.

Боггс сплюнул на мокрую землю — больше в знак презрения к Липски, чем по необходимости.

— Не дело пить, когда везешь жеребца на случку.

— Верно. — Мик снова замолчал, раздумывая, не выкурить ли ему еще одну сигарету. — Мистер Слейтер терпеть не может пьяниц. Я было совсем позабыл, что его отец тоже любил прикладываться к бутылочке, пока на днях не увидел его на ферме.

— Кого? Рика Слейтера? — с интересом переспросил Боггс. — Он приезжал в «Рискованное дело»?

— Так об том я и толкую. Это было аккурат в тот день, когда дочка мисс Наоми уехала от нас мокрая. Рик, значит, приперся на ферму пьяный, и весь сияет, что твой продавец Библий… — Мик решил закурить еще одну сигарету, чтобы продлить удовольствие от обмена информацией. — Ну, они с мистером Слейтером поговорили маленько. Я-то не слышал, что мистер Слейтер папаше сказал, да и по лицу его мало что поймешь. Настоящий игрок — ни одна жилка не дрогнет.

Он глубоко затянулся, наслаждаясь вниманием старого приятеля.

— Зато старик-то расквакался да разнылся, и все насчет того, что сынок его, дескать, разбогател и что он сам, мол, просто проходил мимо — вот и заглянул проведать, как его кровиночка тут поживает.

— Скорее всего просто хотел выкачать из Гейба побольше.

— Ясное дело. Мне так сразу не понравилось, как он все оглядывает — словно цифры на компьютере складывает. Полли как раз работала на лонже с однолеткой. Мистер Слейтер назвал жеребенка Инсайд… Золотые руки у этой Полли, верно — золотые.

— Да, — согласился Боггс, не находя ничего странного в запутанной истории, которую рассказывал ему Мик. Заметив на дорожке одного из ипподромных коноводов, он кивнул ему в знак приветствия. — Здорово у нее получается с однолетками. Думаю, Моисей хочет и мисс Келси так же натренировать, а то старина Чип снова заговорил о том, что хочет уйти на покой.

— Брехня. Какой уж год он грозится, а все никак… — Мик затянулся и снова вернулся к нити своего повествования. — Так вот, мистер Слейтер пошел наверх, в дом, а папаша его остался бродить между конюшнями. Ну, он время зря не тратил, знай посасывал из своей фляжки. Серебряная, между прочим, блестит что твоя пуговица. Набрел на Джемисона, прижал в углу и давай нудить. Потом мистер Слейтер вернулся, дал своему старику чек и вытолкал в шею. Без скандала, конечно, по-умному, но, ей-богу, казалось, будто он его пинками провожает.

— Никогда не любил Рика Слейтера. Дерьмо он, Рик.

— Я тоже. Говорят, яблочко от яблони недалеко падает, но тут, я думаю, оно далеко откатилось. Классный парень наш мистер Слейтер, точно тебе говорю. Всегда выслушает, если ему что говоришь. На днях спрашивал меня, что я думаю об уколе, от которого Три Валета захромал.

— Добрый конь, Валет.

— Точно, добрый. Вот я и говорю мистеру Слейте-ру, что сдается-де мне, что никакой это не несчастный случай. Ну, он только выслушал меня, поблагодарил вежливо… — Ми к поднялся, хрустнув суставами. — Пойду, взгляну, как там мой Дубль…

— А я, пожалуй, схожу кофейку глотну.

Они расстались, и Мик скрылся в полутьме конюшен. Дождь барабанил по крыше, заглушая звуки, которые производили переступавшие с ноги на ногу лошади, запертые в боксах. Один из грумов укрывал кобылу попоной, и Мик остановился, рассматривая ее стати.

Широковата в груди, решил он. Будет ковылять. Другое дело его Дубль. Вороной, без единого белого пятнышка, он был ровно шестнадцать ладоней ростом и отличался сильно покатыми плечами и коротким, крепким туловищем, в котором, как говорилось, было «много сердца».

И, самое главное, у Дубля был кураж и мужество бойца.

С этими мыслями Мик пошел дальше по проходу. Он любил поговорить с Дублем перед стартом, побеседовать, так сказать, по-свойски, и заодно заглянуть ему в глаза, чтобы понять, стоит ли сегодня ставить, или нет.

— Ну, мальчик, на сегодня мы заказали дождь. Специально для тебя… — Мик отворил дверь денника и резко остановился. — Что ты тут делаешь, Липски? Какого черта тебе нужно возле лошади мистера Слейтера?

Липски как сидел на корточках, так и остался сидеть, искоса наблюдая за Миком, который быстро провел ладонью по передним ногам жеребца.

— Так… смотрю, — проговорил он наконец и добавил с вызовом: — Может, я на него ставку хочу сделать!

— Иди и делай, а отсюда выметайся.

— Ухожу, уже ухожу. — Липски поднялся, одновременно отворачиваясь к стене и стараясь закрыть что-то своим телом, но у Мика были зоркие глаза.