Гейб с трудом подавил стон, готовый сорваться с его губ.

— Спасибо, что поделилась со мной своими тревогами, дорогая. Это, безусловно, поможет мне уснуть сегодняшней ночью. «Не прикасайся ко мне, Гейб, иначе я могу снова броситься тебе на шею».

Келси невольно улыбнулась.

— Что-то в этом роде. Может быть, нам стоит попробовать начать сначала? — Она протянула ему руку. — Друзья?

Гейб посмотрел на ее руку, потом поднял взгляд и заглянул прямо в глаза.

— Не думаю. — Продолжая смотреть на нее, он приблизился еще на один шаг.

— Послушай… — Келси поспешно отступила, чувствуя, как преступный жар снова начинает разливаться по ее телу. — Я не могу… не хочу никаких отношений, во всяком случае, сейчас. В моей жизни это не самый легкий период, и…

— — Очень жаль. Лично я доволен своей жизнью. На данном отрезке времени.

— Говорю тебе… — Келси сделала еще шаг назад, и нога ее неожиданно нащупала пустоту. Прежде чем удариться о воду бассейна, Келси успела заметить улыбку в глазах Гейба — спокойную и даже удовлетворенную, и тем не менее Келси уловила в его взгляде тревогу.

Вынырнув, она отвела со лба мокрые волосы.

— Ты мерзавец!

— Я тебя не толкал, — возразил Гейб. — Не скрою, мне хотелось это сделать, но все же я удержался.

Он наклонился к воде и протянул руку, чтобы помочь ей выбраться.

Глаза Келси непроизвольно вспыхнули. Ухватившись за его руку, она с силой потянула Гейба на себя.

С тем же успехом она могла пытаться сдвинуть с места секвойю.

— Никогда не блефуй, Келси. — Гейб просто-напросто выпустил ее руку, и Келси снова ушла под воду. На этот раз она отнеслась к вынужденному купанию философски и сама вскарабкалась на бортик.

Села.

— Хороший у тебя бассейн.

— Мне нравится. — Скрестив ноги по-турецки, Гейб уселся рядом с ней. — Заходи как-нибудь поплавать по-настоящему.

— Спасибо, я уже.

— Здесь очень хорошо купаться зимой. Чувствуешь себя как-то по-особенному, когда снаружи идет снег.

— Могу себе представить. — Келси не торопясь отжала мокрые волосы, потом неожиданно плеснула водой ему в лицо.

— Получай!

Гейб перехватил ее руку, прижал к губам мокрую ладонь и поцеловал.

— Получай, — эхом откликнулся он.

Келси поднялась на ноги, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди.

— Мне нужно возвращаться.

— Ты вся вымокла.

— На улице тепло. — Она с трудом подавила желание снова отступить, когда Гейб легко поднялся с пола прямо из сидячего положения. — Чудесная погода, почти хрестоматийный весенний денек.

Гейб мимолетно подумал о том, отдает ли Келси себе отчет, насколько она очаровательна и желанна в моменты, когда волнуется.

— Я отвезу тебя домой.

— Не стоит. Мне хочется проехаться верхом, ведь я уже почти забыла, как это здорово. Нужно пользоваться возможностью, пока я здесь, и потом… — Келси прижала ладонь к высоко вздымающейся груди. — О боже, мне надо держаться от тебя подальше!

— Ничего не выйдет. — Гейб протянул руку и, поймав ее согнутым пальцем за штрипку джинсов, подтянул на дюйм ближе к себе. — Ты нужна мне, Келси. И — рано или поздно — я тебя получу.

У Келси перехватило горло, и она с трудом выдохнула:

— Может быть. Гейб ухмыльнулся.

— Может, поспорим? — Он выпустил ее и кивнул: — Идем, в конюшне я найду тебе какую-нибудь куртку.


Келси торопилась. Через десять минут она уже галопом скакала в сторону «Трех ив». Гейб дождался, пока она скроется за гребнем холма, и только потом отвел взгляд.

— Хороша кобылка, ничего не скажешь.

Звук этого голоса был для Гейба словно нож, поворачивающийся в ране, словно внезапный укус змеи, от которого невозможно защититься. Но и испугать его, заставить вздрогнуть было не так-то просто. Когда Гейб повернулся к отцу, лицо его представляло собой ничего не выражающую маску.

Он сразу же отметил, что Рик Слейтер почти не изменился. У него всегда был собственный стиль. Может быть, он больше пристал странствующему коммивояжеру — продавцу «болеутолителя» или средства от выпадения волос, — но все же это был стиль. Слейтер-старший был крупным, широкоплечим мужчиной с длинными и сильными руками. Аккуратный габардиновый костюм сидел на его фигуре довольно ловко, плотно облегая широкую грудную клетку; ботинки сияли зеркальным блеском; блестящие черные волосы под мягкой фетровой шляпой были коротко подстрижены.

Он всегда привлекал к себе внимание и умело пользовался этим. Пронзительный взгляд голубых глаз, живая улыбка — все это способно было легко очаровать доверчивого человека. Словом, все было точно так же, как и шесть лет назад, когда Гейб в последний раз виделся с отцом. Но он лучше других знал, на что следует обращать внимание в первую очередь.

Морщины на лице Рика Слейтера стали глубже, и их уже не могли разгладить ни притирания, ни молитвы, но глаза — как и шесть лет назад, как и всю жизнь — блестели неестественным блеском, а нос и щеки покрывали многочисленные красные следы лопнувших капилляров. Рик Слейтер оставался верен себе, неизменно пребывая во хмелю. И никто, похоже, не помнил его другим.

— Что тебе надо?

— Так-то ты встречаешь своего старика? — Рик сердечно рассмеялся и, словно по ковровой дорожке, сделал несколько шагов навстречу сыну и заключил его в объятия. При этом Гейб безошибочно уловил запах виски, который отец пытался заглушить «двойной мятной».

Комбинация этих двух запахов неизменно вызывала у него тошноту и отвращение.

— Я спросил — что тебе надо?

— Да ничего. Просто приехал посмотреть, как ты тут поживаешь, сынок. — Отпуская Гейба, он хлопнул его по спине, даже не покачнувшись при этом. Рик Слейтер — он сам любил это повторять — умел контролировать себя.

Но только пока дело не доходило до второй бутылки. А вторая бутылка обязательно оказывалась наготове, когда заканчивалась первая.

— На этот раз ты сделал это, Гейб. Попал в десяточку. Больше не нужно играть в кости на грязных улочках и сшибать мелочь у приятелей, верно я говорю?

Гейб взял отца двумя пальцами за рукав и брезгливо отстранил от себя.

— Сколько?

Глаза Рика сверкнули, но он притворился обиженным.

— Разве не может отец просто взять и навестить своего сына? Почему ты думаешь, что я явился за подачкой? В последнее время мои дела шли совсем неплохо. В одном месте на западе я даже сорвал банк, потом по маленькой играл на бегах совсем как ты. — Рик снова рассмеялся, но в уме продолжал оценивать и подсчитывать стоимость того, что он видел вокруг. — Но все равно, я не хотел бы жить твоей жизнью. Ты же знаешь меня, парень, я привык быть вольной пташкой, одна нога здесь — другая там, только меня и видели.

Он достал сигарету, щелкнул позолоченной зажигалкой, на которой была выгравирована его монограмма.

— Так кто эта сексуальная блондинка? Насчет баб ты всегда был малый не промах. — Он похабно подмигнул. — Да они и сами на тебя бросались.

Гейб почувствовал, как кровь забурлила в жилах, но сдержался.

— Сколько ты хочешь на этот раз? — сквозь зубы процедил он.

— И цента не возьму, говорят тебе.

Центами от меня не отделаешься, подумал Рик про себя, глядя на ближайший загон, где конюх все еще работал с жеребенком. Человек с парочкой таких лошадей может устроить сенсацию на скачках. Настоящую сенсацию. Нет, центы ему не нужны — ему нужно больше, гораздо больше.

— Прекрасный жеребенок, — заметил он небрежно. — Я помню времена, когда лошади на треке интересовали тебя гораздо больше, чем игра.

И всякий раз, припомнил Гейб, тяжелая рука отца поднималась, чтобы выбить «из головы дурь».

— Мне некогда обсуждать с тобой достоинства моих лошадей, — сказал он. — Я должен работать.

— Когда человек обладает таким богатством, как ты, ему не надо работать, — возразил Рик и с горечью подумал: «И потеть. Потеть от страха или стыда, выпрашивая подачку у малознакомых людей». — Впрочем, я не собираюсь тебя задерживать. Просто я намерен некоторое время пожить в этих местах, встретиться с кое-какими старыми друзьями. — Он выпустил изо рта клуб дыма и улыбнулся. — И поскольку все мои друзья живут где-то поблизости, я не прочь на несколько дней остановиться в этом твоем чудном домишке. Погостить, так сказать.

— Я не хочу, чтобы ты жил в моем доме. И не хочу, чтобы ты ходил по моей земле.

Улыбка Рика погасла.

— Не желаешь со мной знаться, да? Начал шикарно одеваться и забыл, откуда пробился наверх? Ты трущобный кот, Гейб! — Он уперся пальцем в грудь сыну. — И всегда им будешь. Пусть ты живешь в шикарном доме и трахаешь шикарных женщин — все это не имеет значения. А может быть, ты забыл, кто давал тебе крышу над головой и набивал едой твое брюхо?

— Я не забыл, как спал на пороге и ходил голодным, потому что ты пропивал все те жалкие гроши, ради которых мать с утра до вечера гнула спину, — резко возразил Гейб и отвел взгляд. Он не хотел вспоминать. Он ненавидел эти воспоминания, которые следовали за ним по пятам, словно его собственная тень. — Я не забыл, как мы тайком выбирались из какой-нибудь вонючей комнатенки, потому что у нас не было денег заплатить за аренду. Как видишь, я многое помню. Я помню даже, что моя мать умерла в приюте, харкая кровью.

— Я изо всех сил старался помогать ей.

— Ты старался высосать из нее последние соки. Так сколько я должен заплатить, чтобы ты исчез?

— Мне нужно где-то остановиться. — В голосе Рика послышались хныкающие нотки; так бывало всегда, когда — по той или иной причине — он начинал утрачивать контроль над собой. Вот и сейчас, не в силах справиться с собой, он потянул из заднего кармана припасенную фляжку. — Всего на несколько дней, Гейб.

— Здесь для тебя нет места. И никогда не будет.

— Господь всемогущий! — Рик сделал из фляги богатырский глоток, потом еще один. — Скажу тебе прямо, сынок: у меня неприятности. Кое-какие недоразумения во время игры в Чикаго. Я играл в паре с одним парнем, но он скурвился.