— Добрый день, милая Кэтрин. Который час? Приятный денек, не так ли? Вы можете уже развязать меня.
— Только что пробило два, и благодарю вас покорно за столь милое предложение, Люсьен, — отвечала она, еле цедя слова, — но я не уверена, что даже теперь я могу вас развязать.
Люсьен попытался освободить руки, но веревка держала крепко. По крайней мере иногда Кэт умела повиноваться. Вчера ночью она повиновалась ему буквально — и связала чрезвычайно тщательно.
— Кэтрин, довольно об этом. Я прошу извинить меня за то, что напугал вас, что наговорил всяких непотребных вещей, даже несмотря на то, что вчера едва ли был способен соображать. Но ей слишком долго удавалось уходить от ответа. Прошло уже полдня. Мне давно пора разыскать Мойну. Я должен с ней поговорить.
Кэт ничего не ответила, но продолжала внимательно глядеть на него сверху вниз, словно изучая. Он почувствовал, что это становится смешно. Он понимал, что и в самом деле выглядит смешным, со стянутыми за спиной руками, распростертый на полу, словно глупая собачонка, которая все бегала и бегала кругами, пока ее же собственный поводок не примотал ее вплотную к ножкам хозяйского кресла.
— Дражайшая леди Кэтрин, — сказал он, надеясь раздразнить ее до того, что она пожелает от него избавиться, — у вас в спальне оказался связанный полуголый мужчина. А что, если к вам заглянет одна из горничных? Просто голова кругом! — Но она по-прежнему не сделала ни единого движения, чтобы развязать веревки, и его чувство юмора иссякло, он начал сердиться: — Кэтрин! Во имя всего святого — отпустите же меня!
— Люсьен, — наконец промолвила она, и серьезное выражение ее лица встревожило его не на шутку, — вчера, когда вы несли всякую чушь, вы упомянули Мойну. Вы сказали, что Мойна имеет какое-то отношение к тому, что творится с вами. Еще вы упомянули про Мелани и про зелье.
Ну какого черта она так подробно пересказывает ему то, что он и так отлично знает? Он был готов взорваться:
— Ну хорошо, спасибо вам, дорогая, за ваше невероятное милосердие и бесконечное терпение. Теперь-то вы развяжете меня? Или сделайте это сами, или попросите Гарта, чтобы и он смог насладиться нашим спектаклем. А впрочем, если уж на то пошло, почему бы вам не позвать заодно и всех слуг? Вы могли бы продавать им билеты и сделать на этом хороший бизнес — не часто можно увидеть такой фарс!
— Перестаньте! — Она угрожающе склонилась над ним с таким видом, будто вот-вот вцепится ему в уши. Совершенно очевидно было, что взорваться готов не он один. — Не делайте этого, Люсьен. Никогда впредь не позволяйте себе называть меня дорогая. Если вы рассчитываете таким образом унизить меня, так это бесполезно. Бесполезно! А теперь ведите себя смирно и слушайте, а не то я продержу вас здесь связанным, как рождественского гуся, до самых святок, пока не придет время украсить вашу голову ветками остролиста и всунуть вам в клюв печеное яблоко. Я постараюсь также вести себя смирно, Люсьен, у меня нет другого способа сообщить вам то, что вы должны узнать, так, чтобы вы не помчались по дому в припадке ярости. Мойна уже получила вполне достаточно — без вас.
— Я буду хорошим, миледи.
Ах, как он любил эту женщину! По-настоящему любил. Он никогда не любил Мелани так, как ее. Мелани он просто хотел. Теперь-то ему была ясна разница. Вчера он получил последний урок.
Люсьен постарался не обращать внимания на свою идиотскую позу и неловкость ситуации.
— Если вам нужно мое обещание, мое слово джентльмена не трогать Мойну — вы уже имеете его. Я готов склониться перед вашими желаниями и не посмею больше требовать развязать меня, — как можно более искренне сказал он. — Однако, — добавил он, ухмыляясь, — у меня начался ужасный зуд, моя решительная, сильная леди Кэтрин. И этот зуд все сильнее — вот тут, у меня на правом плече, и я буду весьма признателен вам, если вы меня почешете.
Она коротко рассмеялась, и он понял, что одержал победу. Ах, чем был бы наш мир без юмора?
— Вы просто невыносимы! — воскликнула она, грозя ему пальчиком с таким видом, будто он был противным, но все же очень любимым проказником, который только что «от нервов» обмочил ей ковер. Она встала на колени и потянулась к узлам у него за спиной, и чистый, свежий ее запах напомнил ему о собственном состоянии. Он как можно дальше отвернулся, чтобы утерпеть и не поцеловать ее, боясь испачкать ее после того, что произошло вчера.
Через минуту он уже был свободен, но от долгого пребывания в нелепой позе у него так разболелись плечи, что он не сразу смог ими пошевелить.
Поднявшись на ноги, Кэт тут же протянула ему руку, чтобы помочь подняться. Он принял ее, глядя на нее снизу вверх и вспоминая прежнее, когда она предлагала свою поддержку и всякий раз тут же шла на попятный, словно боялась завязать какие-то более интимные отношения.
Какой же долгий путь им пришлось пройти — ему и его леди Кэтрин. Как он мог бояться, что она захочет покинуть его и вернуться в Ветлы? Если они смогли преодолеть поодиночке этот ужасный путь и пережили едва не разразившуюся катастрофу этой ночью, вряд ли найдется что-то, способное остановить их на пути к общему будущему. Это была такая приятная успокаивавшая мысль, что Люсьен слегка сжал пальцы Кэт, прежде чем выпустил ее руку.
— Я приготовила крепкий чай в соседней комнате, — безразличным тоном заметила Кэт, протянув Люсьену одну из старых рубашек Эдмунда. — Я уверена, что вам станет лучше, если вы хоть что-нибудь съедите, хотя Мойна предупредила, что вам нельзя есть тяжелую пищу до тех пор, пока вы не отоспитесь как следует.
Он пошел следом за ней в маленькую, уютно обставленную гостиную, которую Эдмунд предоставил в ее личное распоряжение, по дороге надевая рубашку.
— Вы сумели собрать немало полезной информации за это утро, не так ли, милая? Что же еще сообщила вам Мойна?
— То, что я вынуждена буду сообщить вам, или, скорее, то, чего я не хотела бы вам не сообщать. Люсьен, вам надо набраться храбрости.
— Храбрости? Я ведь позволил вам себя связать, не так ли? Чем же еще я могу доказать свою храбрость?
Ему не терпелось перейти к делу. Он хотел принять ванну и лечь спать — независимо от того, что советовала Мойна. Еще он хотел пить, и крепкий чай являлся отнюдь не лучшим выбором. В голове у него шумело так, словно накануне он напился до умопомрачения. Чего же удивляться, что Мелани так много времени проводит взаперти, если это ее обычное состояние?
Он смотрел, как Кэт уселась на обитое синим бархатом кресло, которое было когда-то любимым креслом его матери, как она наливает чай из серебряного чайника в чашку.
Вазы с букетами полевых цветов наполняли воздух свежими ароматами.
Люсьен отбросил всякую настороженность. Ему было приятно оказаться в этой комнате, где сама обстановка помогала успокоить взвинченные до предела нервы. Он отодвинул от стены старинное резное кресло, повернул его к столу, сел и принял протянутую ему чашку, заметив, что рука у Кэт слегка дрожит.
Поскольку она все еще не заговорила, он повторил свой вопрос:
— Храбрым, милая? А собственно почему?
Она наконец решилась:
— Вы должны понять, Люсьен, — я была в отчаянии! Вы совсем ничего не соображали, болтали невесть что и горели как в лихорадке. Мне казалось, что вы умираете. И когда вы упомянули Мойну, я подумала, что она может помочь, ведь в этом доме к ней всегда обращались за медицинской помощью. Как только вы позволили мне привязать себя к кровати — Боже, Люсьен, как же мне было противно это делать, — я побежала искать ее. Я рассказала ей, что с вами творится, и она всполошилась. Моментально всполошилась.
Кэт перевела дыхание, глядя на него полными слез глазами.
— Люсьен, Мойна поила Мелани своим зельем с того самого дня, как умерла Памела, — она винила ее в смерти вашей матери. Она уверена, что Мелани каким-то образом способствовала обнаружению писем Кристофа. Я не стала выспрашивать, как ей удалось это выяснить, хотя, зная Мелани, нельзя не согласиться, что это имеет под собою почву. И Мойна управляла Мелани с помощью своего зелья опиума и снотворного.
— Опиума? Боже мой! Теперь понятно, почему Мойна так старательно избегала меня, словно опасаясь выдать какой-то секрет. Несчастная старуха. Мойна слишком простая душа, — но при этом чрезвычайно искусна в составлении всякого питья. Я уверен, что в ней есть изрядная доля не то цыганской, не то русской крови — не помню точно. И несчастная Мелани. Она нуждается в помощи.
Люсьен решительно поднялся, чтобы отправиться к себе в спальню и приказать Хоукинсу приготовить ванну и чистое белье.
— Здесь не может быть двух мнений, Кэтрин. Я сегодня же поговорю об этом с Эдмундом. Я уверен, что даже самой Мелани понятно, что она нуждается в лечении. Я смутно помню, как она перепугалась, когда я прошлой ночью сказал что-то в этом роде. Пожалуйста, простите меня теперь, Кэтрин, и позвольте вас покинуть.
— Люсьен, — настойчиво окликнула Кэт, — вернитесь. Это еще не все. О Господи, Люсьен, я тоже за это в ответе. Как я могла не догадаться? Почему это не пришло мне в голову раньше?
Люсьен протянул к ней руку и коснулся ее плеча:
— Кэтрин, если вы не расскажете мне все сами — я пойду искать Мойну.
Она принялась теребить складки на юбке.
— Вас… вас никогда не удивляло, что Эдмунд оказался способен жениться на Мелани так скоро после смерти вашей матери? Как он мог поверить, что действительно влюбился в нее так сильно?
Люсьен почувствовал, что его щека начала дергаться. Ему все больше не нравилось то направление, которое принимала их беседа.
— Мойна?..
— Она дала ему зелье, чтобы он выпил после похорон. Я полагаю, что-то вроде того, чем Мелани опоила вчера вас. Как я уже сказала, Мойна винила Мелани в смерти Памелы. Мелани вместе с Эдмундом.
— Понимаю, — еле слышно промолвил Люсьен. Но он лгал. Он не понимал. Он ничего не понимал. Если бы он понимал, черт побери, если бы он посмотрел тогда на Эдмунда и разгадал муку в его глазах вместо того, чтобы любоваться своими собственными ранами, может быть, он еще успел бы как-то помочь.
"Опасные связи" отзывы
Отзывы читателей о книге "Опасные связи". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Опасные связи" друзьям в соцсетях.