— Черт тебя побери, — прошипела Дженни. — Когда я позвоню Питу, обязательно расскажу ему, что ты совсем раскисла и не хочешь бороться за жизнь. Если тебя не прикончат, то запрут где-нибудь и выбросят ключ. — Она сделала паузу, надеясь, что Мэдди что-нибудь скажет, но ответа не последовало. — Ну хорошо же. Ты сама напросилась. Я все равно сволоку тебя в подвал, и не жалуйся потом, если у тебя на заднице не останется ни клочка кожи. — Последний аргумент не произвел никакого впечатления.

Собрав все силы, Дженни подхватила Мэдди под руки и протащила через дверной проем к лестнице. Та висела на ней, как тряпичная кукла. Пустое выражение ее глаз любого свело бы с ума.

Каждый раз, когда Мэдди ударялась бедром о деревянные ступеньки, Дженни морщилась, прикидывая, как долго не сойдут синяки с ее зада. Наконец она прислонила подругу к стене у подножия лестницы.

— Ты пыталась убить меня? — спросила Мэдди, пошевелившись.

— Да, — ответила Дженни. — Ты почти час была не в себе. Извини меня за свой синюшный зад, но другие меры не действовали. Нам надо войти внутрь. Времени остается все меньше. Я тебе все объясню. Сможешь идти сама?

Мэдди со стоном поднялась на ноги. Дженни обхватила ее за талию, и они, обнявшись, прошли через кухню миссис Исааксон и стали спускаться вниз по ступенькам, ведущим в подвал. Оставив Мэдди сидеть на алюминиевом стуле, Дженни сбегала наверх и заперла дверь в кухню хозяйки. Еще пять минут ушло на то, чтобы закрыть на задвижки все окна.

— Можешь ты мне наконец объяснить, что мы делаем в этой конуре? — вяло спросила Мэдди.

Дженни села, пытаясь восстановить дыхание.

— Сама не знаю. Это только ты всегда можешь толково мотивировать свои действия. Когда ты отключилась, я просто не знала, что делать. Ты меня до смерти напугала. Я знаю, что Хендрикс вернется. Они опять хотят меня куда-то перевезти. И знаешь из-за чего? Из-за того, что ты ушла. Думаю, сначала они следили за тобой, но потом потеряли. Ума не приложу, зачем им перевозить меня, если ты должна появиться здесь. Не вижу никакого смысла.

— Я думаю, они не понимают, как вести себя с нами, как реагировать на наши поступки, — устало сказала Мэдди. — Зачем мы опять об этом говорим? И что мы все-таки делаем в подвале твоей хозяйки? На что надеемся? Не уверена, что это твоя лучшая идея.

— Мы не задержимся здесь надолго, — возразила Дженни. — Надо только позвонить Питу. Посмотри, я принесла сюда телефон. Можем звонить куда захотим, лишь бы только хватило денег, чтобы заплатить за разговоры. Пит нам поможет. Ведь так, Мэдди?

— Я больше ничего не знаю, Дженни. Я все испортила, безнадежно спутала все наши карты. Только из-за того, что я не хочу жить под чужим именем, ты подставляешь себя. Почему эти люди не видят, что их иезуитская Программа к нам не подходит, почему не сделают для нас исключение? Я родилась и умру Мэдди Штерн, а не какой-нибудь Джейн Дуо. Мне надо было прислушаться к своей интуиции, а я этого не сделала. Эти люди сыграли на нашем страхе. Только посмотри на нас. Мы прячемся от тех, кто вроде как пытается нам помочь. Прости, Дженни, но я, похоже, дошла до ручки.

— Какой смысл сейчас об этом говорить. Лучше спокойно подумать, что нам предпринять.

— То, что ты предложила. Позвоним Питу. Но никаких сообщений на автоответчике. Будем говорить, только если он поднимет трубку.

— Согласна. Ты жутко выглядишь. Налить тебе выпить?

— О да! Я ужасно устала, Дженни. Мне неприятно, когда я сталкиваюсь с чем-то таким, с чем не могу справиться.

— Это всего лишь приобретение жизненного опыта, — возразила Дженни.

— Да уж. Последнее время мы ведем очень насыщенную жизнь. Столько всего нового, — съязвила Мэдди. — Теперь можно добавить к списку взлом и вторжение в чужую квартиру.

— Мы ничего не взламывали. Да, мы вошли сюда, но не для того, чтобы что-то украсть или учинить разбой, а в поисках безопасного места. Деньги за телефонные разговоры мы оставим. Дверь была открыта, вот что самое главное. Ты собираешься звонить?

— Да. А где телефон?

— Около лестницы. Я принесла сюда яркую лампу, но боюсь, мы не сможем ею воспользоваться. Окна хоть и покрашены в черный цвет, но между мазков все равно остались просветы, и если мы зажжем свет, то его увидят снаружи. Возможно, у меня начинается паранойя, и я перегибаю палку, — добавила Дженни, поймав на себе удивленный взгляд подруги.

— Ты права, — согласилась Мэдди, подумав. — Тусклой лампочки под потолком вполне хватает. — Она набрала номер Пита и положила трубку после третьего гудка, как только включился автоответчик. — Будем звонить каждые двадцать минут. Нам нельзя выходить отсюда, пока я не поговорю с Питом лично.

Когда стрелки часов остановились на без четверти восемь, а телефон Пита все еще не отвечал, Дженни приложила палец к губам.

— Я слышу какой-то шум, — прошептала она, указав на окно в стене напротив. — Оно выходит на лестницу, ведущую в мою квартиру. Кажется, они собираются подняться ко мне. Их трое, но я никак не могу разобрать, что они говорят.

Мэдди вздрогнула, когда услышала совсем рядом высокий мужской голос:

— Куда их черти унесли? Она не стала собирать вещи, значит, очень спешила. Наверное, выбрались на шоссе и поймали попутку. Я сто раз повторял, что та, другая, обязательно объявится здесь, но разве меня кто-нибудь слушал? Нет. Их обеих видели в кафе. Вторая — совершенно точно ее подружка. Неважно, что теперь у нее волосы короткие и светлые — женщины постоянно перекрашиваются. Моя жена, например, делает это раз в неделю. Ты виноват в том, что пташки упорхнули, Хендрикс, тебе и отвечать.

— Подожди-ка. А это что?

— Ты о чем?

— В почтовом ящике записка, адресованная какой-то Анне. Может, ее оставила наша подопечная?

— Ты дурак, Хендрикс. Здесь сказано, что миссис Исааксон и ее сестра поехали на фестиваль и вернутся дня через три. Еще здесь говорится, что завтра она не придет к этой Анне играть в карты, за что очень извиняется. Может, ты скажешь, что это какое-то зашифрованное послание? — спросил высокий голос с раздражением.

Мэдди зажала руками рот, чтобы не рассмеяться, а Дженни победоносно ткнула ее в бок.

— Они могли спрятаться где-нибудь в доме. Например, в подвале, — не сдавался уязвленный Хендрикс.

— Дружок, когда пожилые леди уезжают на несколько дней, они закрывают свои квартиры и подвалы тоже. Сам станешь таким же, когда состаришься. Впрочем, если тебе не терпится, проверь.

Мэдди и Дженни затаили дыхание.

— Преступники обычно так и пускают пыль в глаза: поддельные записки, разбросанные в беспорядке вещи и так далее, — внятно проговорил Хендрикс.

— Эта женщина не преступница, а свидетель, находящийся под защитой государства. И ее подруга тоже. Благодаря тебе, Хендрикс, они наверняка уже покинули Састон, но если хочешь, взломай дверь. Надеюсь, артиллерия тебе не понадобится, да и замок простенький. Решай.

— Я согласен с Каннингхемом, женщина ушла, — вступил в беседу третий голос. — Она уже где-нибудь в Прово, а у нас даже нет людей, чтобы отправить их на поиски. Все, что я могу, это позвонить шерифу и одолжить у него пару-тройку толковых ребят.

— Да, позвоните ему, — вздохнул Хендрикс.

— Конечно, это не поднимет нам престиж в глазах местной полиции. Два свидетеля в бегах — это не шутка. Надо подумать, как бы объяснить это шерифу. Ладно, поехали.

Подошвы ботинок трех мужчин застучали вниз по ступенькам. Мэдди улыбнулась.

— Мы их провели. Десять минут девятого. Пора звонить Питу. — Телефон не отвечал. Мэдди перезвонила в половине девятого и еще раз без десяти девять. Трубку никто не поднимал. — Может, оставить сообщение?

— Не думаю, что это хорошая идея, — заметила Дженни.

В девять двадцать они позвонили Питу еще раз. Ответила Энни Габриэль, и Мэдди, вздрогнув, положила трубку.

— Ведь Энни не стала бы подходить к телефону, если бы Пит был дома? — спросила Дженни.

— Как видно, Пит не очень-то ждет моего звонка, — сухо проговорила Мэдди, терзаемая муками ревности. — Похоже, мое отсутствие его не слишком удручает.

— Откуда тебе знать, Мэдди? Может быть, он принимает душ или вышел за пиццей. Не думай о нем плохо. Пит любит тебя так же сильно, как и ты его. А если именно сейчас он прочесывает Нью-Йорк, разыскивая тебя?

— Знаешь, когда маленький ребенок боится чего-нибудь, он так долго думает об этом, что в конце концов то, чего он боялся, случается. Во всем виноват страх. Сейчас у меня очень похожая ситуация. Я не могу объяснить более вразумительно.

— Отвлекись, постарайся думать о чем-нибудь другом.

— Надо позвонить Нестеру. — Мэдди решительно уселась на стул.

— Нестеру? Зачем?

— Именно он втянул нас в эту историю с Программой. Пусть теперь помогает нам выпутаться из нее.

— Но, Мэдди, это значит… что мы снова вернемся в Программу. Я думала, что мы собираемся… не знаю, что я думала.

— У меня тоже ни одной толковой мысли в голове. Знаю только, что мы обманываем себя. Как решить, что нам следует делать, а что нет? Мне кажется, Нестер сможет убедить всех этих людей пойти на небольшие уступки. Я сейчас как никогда близка к нервному срыву. Люди не могут так жить. Не знаю, как ты, а я не способна отказаться от своего «я». Я не собираюсь менять имя и всю свою жизнь ради какой-то дурацкой Программы. Но это не значит, что ты должна поступать так же, как я, — добавила Мэдди еле слышно.

Дженни села напротив, и алюминиевый стул под ней заскрипел. Лампочка отбрасывала на их лица тусклые желтые блики. Мэдди выглядела ужасно, и блики здесь были ни при чем.

Она попыталась свернуться на стуле калачиком, но ничего не вышло. Дженни хотела сказать ей что-нибудь ободряющее и приятное, но с ее губ сорвалось совсем другое: