— Так что мы празднуем? — повторила свой вопрос Энни, несомненно, мысленно подсчитав стоимость вина и обеда.

Пит хмыкнул.

— Не говори мне, что я наконец-то сумел поразить твое воображение. Все равно не поверю.

Энни рассмеялась.

— Нет, ты меня не поразил. Просто я подумала, что неразумно тратить столько денег, независимо от того, сколько их у тебя. Всегда наступает завтра, и оно может оказаться не таким безоблачным, как сегодня. Тебе это известно лучше, чем кому-либо другому.

— Благодарю за беспокойство. Так долго никому не было дела до того, жив я или умер. Звучит несколько театрально, но ты поняла, о чем я. Я тоже беспокоюсь о тебе. Не могу понять, почему ты не хочешь взять у меня денег, чтобы рассчитаться со своими долгами. Я ведь знаю, что тебе нелегко, и очень хочу помочь. Почему ты не позволяешь мне это сделать?

— Потому что.

Он слышал от нее эти два слова так много раз, что потерял счет. Единственный ответ, который он получал, когда заговаривал о материальной поддержке.

Пригубив принесенное официантом вино, Пит одобрительно кивнул. Он хотел выложить все в тот момент, когда Энни сделает первый глоток.

— Так за что мы пьем? — спросила она, поднимая хрустальный бокал.

Итак, пришло время открыть карты.

— Мы выпьем за мою помолвку и свадьбу.

Он не увидел на ее лице ничего из того, что ожидал. Не услышал и слова, которые, как он думал, она произнесет. Энни выпила вино. В ее глазах сверкнули слезы.

— Это вино не стоит тех денег, которые ты за него выложишь. Рада за тебя, Пит. Не ожидала, что у вас все так серьезно. А когда свадьба? — Она протянула ему свой пустой бокал, чтобы он снова его наполнил.

— В августе.

— Прекрасный месяц для свадеб. Правда, в августе я собираюсь уехать, — добавила она с грустью.

— Может, изменишь свои планы, Энни? — спросил Пит, побледнев. Их разговор принимал какой-то странный оборот, и ему это не понравилось. — Я отменю свадьбу, если ты не приедешь.

— Ничего не получится, Пит. Мои родители покупают дом во Флориде. Мне надо поехать с ними, чтобы помочь с вещами и оформить все документы. Дело решенное. Я не могу их подвести.

— Даже ради меня? Ладно, черт с ним, с эгоизмом. О'кей, я перенесу свадьбу на сентябрь.

— В сентябре тоже ничего не выйдет. Я уеду в Сан-Франциско, мне там предлагают работу. Не уверена, что соглашусь, но надо иметь что-то на примете, если здесь все пойдет не так, как хотелось бы. Ты пришлешь мне фото, а я тебе — хороший подарок.

— Плевать на подарок. Я хочу, чтобы ты приехала.

— Прости меня, Пит.

— Ты понимаешь, что отказываешься выполнить мою просьбу впервые за двенадцать лет? — медленно проговорил он.

— Мне очень жаль.

— Постой-ка, — воскликнул Пит. — Это что, одна из тех женских штучек, которые нам, мужчинам, не дано понять? Мэдди тоже не понимает наших отношений. Кажется, она даже немного ревнует меня к тебе, хотя я сотню раз уверял ее, что мы просто старые друзья и для ревности нет никаких оснований. И я был прав, верно?

— Ну, если ты так сказал, значит, все остальное уже неважно. Итак, кончено?

— О чем ты?

— Мне не следует больше тебе звонить? И, раз ты женишься, придется прекратить наши ежемесячные встречи?

Он чего-то не понимал.

— Ты всегда можешь позвонить мне в офис, как делала множество раз. И встречаться мы будем не реже, чем раньше. Представляешь, как это здорово: приезжать друг к другу в гости — ты с Деннисом, а я с Мэдди! — мечтательно произнес Пит.

— Это будет уже не то, — пробормотала Энни.

— Конечно. Будет гораздо лучше. — На какое-то мгновение он усомнился в своей правоте, но всего лишь на мгновение.

— Я буду присылать тебе открытки на Рождество и подписывать их — мистеру и миссис Соренсон, — уныло проговорила Энни.

— Ты сердишься; это написано на твоем лице. И голос… Что я сделал не так? Между прочим, я искренне радовался, когда узнал о вас с Деннисом. Готов признать, что становлюсь непроходимым глупцом, когда дело касается женской психологии. Объясни же мне все по порядку.

— Мне кажется, что тебе стоило раньше рассказать мне о помолвке с Мэдди, — произнесла она, тщательно подбирая слова. — Я думала, что у нас нет секретов друг от друга, а ты предпочел промолчать. Мне просто обидно. Помнишь, ты рассказал мне о Барни? Для тебя это было важно, и ты поделился со мной. А Мэдди ты рассказал о Барни?

— Не важно. Я хотел рассказать тебе обо всем сразу, но потом решил подождать. Если бы со свадьбой по каким-либо причинам ничего не вышло, я чувствовал бы себя дураком. И все равно, как видишь, не выдержал — понял, что терпеть больше не могу, и сразу прилетел. Мне действительно жаль, Энни. Сейчас я чувствую себя негодяем.

— Вот и прекрасно. Обещаю больше ничем с тобой не делиться, Пит Соренсон, — обиженно заявила Энни, допив вино. — Так ты ей рассказал?

Пит поморщился. Он хорошо помнил реакцию Мэдди, когда она услышала о Барни. Сначала долго хохотала, а потом сказала: «И ты ему поверил? Неужели ты, наивный дурачок, до шестнадцати лет надеялся, что он приедет за тобой?»

Она смеялась, а ему хотелось плакать, как в тот день, когда Барни пообещал найти его. Но Пит не заплакал — он взял пальто и ушел. Три дня он не звонил Мэдди и, возможно, никогда не заговорил бы с ней, если бы она сама не нашла его и не извинилась. Да, ему не понравилась насмешка в ее словах, но он любил эту женщину и сделал вид, что забыл обо всем.

— Ну? Ты рассказал ей о Барни? — требовательно повторила Энни.

— Да. И она сказала, что с моей стороны было глупо верить его обещаниям. Почему мы говорим о Барни?

— Ты идиот, Пит! Несчастный идиот! — Энни неожиданно вскочила со стула и побежала к дверям. К тому времени, когда Пит, бросив на стол несколько банкнот, выскочил на улицу, она уже исчезла.

Он всю ночь проторчал у подъезда дома, в котором Энни снимала маленькую квартирку, но она так и не появилась. Звонил Деннису, но никто не брал трубку.

Под утро Пит взял такси и велел водителю везти его в Нью-Йорк. Он приготовился к долгой дороге и чувствовал себя так, будто из него выкачали половину крови.

Глава 1

Шестилетний Пит изо всех сил старался не заплакать. Он так крепко закрыл глаза, что его надутые губы едва не коснулись носа. Мальчик почувствовал, как сквозь ресницы просочилась предательская слеза. Ресницы, про которые его мама говорила, что они прячут самые красивые, самые синие на свете глаза. Больше она этого никогда не скажет. Никогда, никогда. У него защипало в глазах так же, как тогда, когда его отец развел костер на заднем дворе и они жарили сосиски. И это тоже никогда не повторится. И сейчас Пит, шестилетний ребенок, не мог понять, почему щиплет глаза, хотя нет ни дыма, ни костра.

Ему не хотелось смотреть, как женщина в голубом платье укладывает в чемодан его вещи. Красивая, но не такая, как его мама. Другая леди в уродливых черных туфлях со шнурками была совсем другой — некрасивой и злой. Пока они разговаривали, Пит соскользнул с кровати и вышел в гостиную, но дверь оставил открытой, чтобы все слышать.

— Не вмешивайся со своим сочувствием, Гарриет. Если не перестанешь, тебе вряд ли удастся удержаться на этой работе. Пит просто ребенок. Дети быстро забывают, и он скоро оправится. Мы пристроим его в хороший дом, где у него будет крыша над головой, семья и все необходимое.

— А любовь? — спросила леди в голубом платье. — Будут ли они любить его и как он сам отнесется к ним? Пит ведь совсем малютка, мисс Эндрюс, у него вот-вот выпадет первый молочный зуб. Как все сложится? Что, если фея ничего не положит ему под подушку?

— Полнейший вздор, Гарриет. Мы живем в холодном, жестоком мире, в котором нет места для фей. Мальчику нужен сильный характер. — Вдруг ее голос изменился; в нем появились злые нотки. — Я надеюсь, ты не успела забить ему голову байками об усыновлении. Никто не желает брать шестилетних детей, у которых уже оформились и руки, и ноги, а в глазах грусть или, не дай Бог, злоба. Люди хотят грудных детей или тех, кто только начал ходить. У шестилетних нет шансов. Жестоко обнадеживать его. Понятно?

— Да, мисс Эндрюс, — тихо ответила Гарриет.

— А теперь запомни еще кое-что. Те налоги, что все мы платим, идут и на содержание этого мальчика. Людям, которые не в состоянии зарабатывать деньги и содержать семью, надо просто запретить иметь детей. Подозреваю, что родители мальчика были слишком ленивы.

— Нет, мисс Эндрюс, я так не думаю, — с жаром возразила Гарриет. — Посмотрите: его одежда красивая и добротная. Этот дом, конечно, небольшой и обставлен небогато, но посмотрите, какая в нем чистота! Думаю, они жили бедно только потому, что им не повезло.

— Да? А что скажешь об этой дурацкой доске для серфинга? Насколько я знаю, такие вещи стоят дорого. В холодильнике шаром покати, а они покупают доску для серфинга. А может, она украдена? Впрочем, ладно. Я уверена, что ее надо продать; мальчику нужны новые ботинки, да и постричь его не мешает.

— Мы не можем так поступить, мисс Эндрюс. Доска принадлежит Питу. В правилах сказано, что все имущество должно перевозиться вместе с ребенком. — Она повысила голос, и Пит, вздрогнув, открыл глаза. — Я уверена, что ботинки прослужат еще несколько месяцев, а постричь его я могу сама.

— Повторяю, не вмешивайся со своей заботой, Гарриет. Я не могу этого позволить. Где ребенок? Пожалуйста, пообещай мне, что ты не разрешишь ему никуда убегать и устраивать слезливые прощания с кем попало. Я запрещаю, ясно? Мне необходимо увидеть мальчика прямо сейчас. Где он?

Пит повернулся и побежал прочь из гостиной, затем пронесся через кухню, толкнул скрипнувшую дверь и сбежал по четырем ступенькам крыльца. Промчался по клумбам, миновал ворота и двор Лэмпсонов и наконец оказался перед домом своего друга.