Ну что же, если посмотреть на дело с такой точки зрения, то она и впрямь образцовая наставница. Но в глубине души Люси подозревала, что руководит ею вовсе не усердие, а элементарный эгоизм. Ибо каждый из так называемых претендентов привлекал ее саму: один – своим умом, другой… другого она просто желала.

Люси уселась за стол, но почувствовала, что не может смотреть на яйца, ветчину и булки. Она была противна самой себе. Не следовало ей приезжать в Лондон. Надо было оставаться в Сомерсете и искать смысл жизни там. Сколько раз брат говорил ей, что нужно довольствоваться своим нынешним положением, сколько раз призывал ее не быть столь требовательной к мужчинам! Неужели она не может быть просто женщиной, довольствоваться приличным мужем и хорошим домом, полным детей?

«Но нет, тебе всегда надо чего-то большего! – издевалась над собой Люси. – Вот ты и получила то, к чему стремилась. Теперь тобой правят похоть и низкая ревность».

В холле послышались шаги, и презрение к самой себе отступило на второй план. Айвэн! Она узнала его шаги.

Первым ее порывом было бежать, спрятаться от него подальше. Но этого она не могла себе позволить и с внутренней дрожью стала ждать его появления.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался Айвэн, пристально глядя на Люси, и, не дожидаясь приглашения, уселся напротив нее.

– Здесь уютно, – заметил он после того, как слуга налил ему кофе.

– Ого! Да ты сегодня, кажется, в хорошем расположении духа, – заметила леди Уэсткотт.

– Что верно, то верно.

– Смею ли я полагать, что причиной тому женщина?

Поворачиваясь к бабке, Айвэн на мгновение задержал взгляд на Люси.

– Если я отвечу «да», вы окажетесь на седьмом небе. Посему я ограничусь тем, что скажу: я интересно провел вечер, хорошо спал и видел прекрасные сны. И проснулся с надеждой, что меня ждет приятный день. Если, конечно, вам не взбредет в голову его испортить, дорогая бабушка.

Леди Уэсткотт поджала губы, и вокруг рта ее образовалось множество морщин.

– До сих пор одного моего присутствия было достаточно, чтобы испортить тебе настроение. По крайней мере, так ты утверждал до недавнего времени. Что же произошло?

Айвэн холодно посмотрел на старуху.

– Ничего особенного. Просто организованный вами антураж, а конкретнее, присутствие Валери и мисс Драйсдейл развлекло меня больше, чем я ожидал.

Он вновь посмотрел на Люси.

Развлекло! Он чрезвычайно любезен. Она мучается из-за него, страдает от собственного несовершенства, а для него, оказывается, все это просто развлечение! Да как она могла позволить себе так забыться? Ведь именно из-за неискренности Айвэна она посчитала его неподходящей партией для Валери – да и для любой другой достойной молодой женщины. Включая и себя.

И тут же ее угрызения совести уступили место справедливому гневу.

– Поверьте, мы с леди Валери только о том и думаем, как бы развлечь человека со столь утонченным вкусом, как ваш, милорд!

Айвэн ухмыльнулся, на секунду задержал взгляд на ее губах, а затем опять посмотрел ей в глаза.

– Смею ли я полагать, что ваш сарказм свидетельствует о желании быть чем-то большим, чем просто развлечение?

Люси оттолкнула стул и вскочила на ноги.

– И не надейтесь! – выпалила она. – Прошу прощения, – добавила она, обращаясь к леди Уэсткотт, и, не дожидаясь ответа, решительно вышла из столовой.

В столовой установилась звенящая тишина. Айвэн представлял, что было бы, если бы эта ярость Люси нашла себе другой выход, и за этим занятием напрочь забыл о бабке. Но она очень внимательно следила за их перепалкой.

– У меня такое впечатление, что в этом доме происходит нечто, о чем меня забыли поставить в известность. – Поскольку он молча смотрел на нее, графиня решила высказать предположение: – Неужели ты позволяешь себе лишнее с наставницей своей кузины, почти гувернанткой?

От хорошего настроения его не осталось и следа.

– Вы хотите сказать, что я следую примеру своего досточтимого папаши?

– Ничего подобного. Напротив. Мисс Драйсдейл – леди и заслуживает соответствующего отношения.

– В то время как моя мать была всего лишь цыганкой и ничего не заслуживала. Я правильно понял?

Прикоснувшись салфеткой с монограммой к губам, графиня отложила ее в сторону.

– Я этого не говорила.

– Но вы так подумали. Вы именно так и думали, когда узнали, что ваш сынок спутался с цыганкой и что она родила вам внука. Так же вы думали и тогда, когда вам пришлось смириться с мыслью, что я – ваш единственный внук. Ваш единственный наследник. Вы украли меня у матери…

– Она продала тебя!

Айвэн это уже слышал. И тем не менее он вновь вышел из себя:

– А какой вы ей оставили выбор? Разумеется, она решила, что в роли графского сына мне будет легче жить. Откуда ей было знать… – Он вскочил на ноги, и стул с грохотом повалился на пол. – Чего только вы не предпринимали, дабы не запачкать имя Уэсткоттов цыганской кровью! Но вам это не удалось. Я все равно наполовину цыган. И если я когда-нибудь и женюсь, то исключительно на цыганке. Они куда привлекательнее, чем все ваши холодные, как рыбы, английские леди!

Айвэн с силой захлопнул дверь в столовую и вышел из дома. Нужно было дать выход раздиравшей душу ярости. Он бросился в конюшню, приказал оседлать своего жеребца и галопом вылетел через задние ворота на Беркли-стрит. Не обращая внимания на экипажи и пешеходов, он несся к Пиккадилли, не сдерживая коня. Но на Роттен-роу он не поехал. Ему хотелось побыть одному.

Айвэн немного успокоился, лишь когда жеребец помчался по нескошенному лугу. Человек и животное стали одним целым – как и принято у цыган. Он шептал на ухо коню ласковые слова, подгоняя его. Конь поводил ухом, прислушиваясь к седоку, и летел все быстрее и быстрее, словно понимая желание всадника.

Через ограду, через ручей, вверх по тропинке в рощицу из подстриженных грабов… Только здесь Айвэн сбавил темп.

Про жену-цыганку он сказал, конечно, сгоряча, только для того, чтобы позлить бабку. Но когда-то он всерьез думал об этом. Однако, проведя немало времени с цыганами, Айвэн понял, что больше к ним не принадлежит – как не принадлежит и к свету. Он теперь ни то, ни другое. Он завис между двумя родами, между двумя культурами. Сколько Айвэн себя помнил, он постоянно мучился этим и считал своей главной целью отомстить женщине и обществу, которые превратили его жизнь в бесконечное страдание. Но теперь он вдруг понял, что нужен ему только покой.

Только покой привлекал его сейчас в жизни. Более того, у него было неприятное ощущение, что, как бы он ни унизил свою бабку, умиротворения ему это не принесет.

Внезапно он вспомнил Люси, которая так отчаянно оберегала от него свою подопечную, да и саму себя. Интересно, что отталкивает ее в нем? Его цыганская кровь? Или то, что он в конце концов превратился в циничного, лживого повесу, думающего только о себе и собственном удовольствии?

Айвэн соскочил с коня и пошел пешком в тени грабов.

Может, Люси и права. Наверное, он и впрямь ведет себя как ее испорченный, избалованный племянник. Но нет, такое он себе позволяет только в отношениях с бабкой. К Люси он относится как мужчина к женщине. И хотя она и отвергает его, Айвэн знает, что она тоже испытывает к нему чувства женщины к мужчине.

Ей только кажется, что она предпочитает сэра Джеймса!

Он похлопал по шее взмыленную лошадь. Ветви древних грабов переплетались у него над головой, образовывая живой потолок – чирикающий, напевающий и цокающий. Вокруг стеной поднимались огромные стволы. Лондон казался ему чем-то очень далеким, а с ним – и толпы людей с их мелкими заботами и суетными мыслями.

Как бы ему хотелось оказаться подальше от Лондона, от общества и прежде всего от собственной бабки! И как бы ему хотелось, чтобы рядом с ним была мисс Люси Драйсдейл…

Айвэн остановился. Интересно, что она будет делать, когда потеряет то, что привело ее в Лондон? Для начала надо лишить ее всяких иллюзий относительно этого так называемого ученого. Айвэну даже думать было противно, что она может питать к нему какие-то чувства. А потом можно попытаться оторвать ее от Валери и, следовательно, от бабки. Вот тогда ей ничего не останется, как искать помощи у него.

Айвэн порадовался этой мысли. Мало того, что он получит в награду Люси, но еще и взбесит вдовствующую графиню. Это станет для него дополнительным подарком.

Хорошее настроение вернулось к нему; Айвэн вскочил на отдохнувшего коня и направился в город. Он пока и сам не знал, что, собственно, ему нужно от Люси. Хватит уже и того, что у него есть план действий на ближайшее будущее. А там видно будет.


– Званый ужин? Но почему я об этом ничего не знаю? – возмутилась леди Уэсткотт.

– Я вот как раз вам и сообщаю, миледи… Я для того и пришла…

Под испепеляющим взглядом леди Уэсткотт экономка неуверенно замолчала.

В комнате повисла напряженная тишина. Люси подняла глаза и обнаружила, что графиня в упор смотрит на нее.

– Нет, вы только послушайте, мисс Драйсдейл! После скандала вчера за завтраком он осмеливается устраивать званый ужин! Что вы на это скажете?

– Я не умею читать мысли и не могу сказать, что творится в голове лорда Уэсткотта, – заверила ее Люси. Это была чистая правда: Айвэн Торнтон являлся для нее абсолютной загадкой. Как и ее собственные чувства по отношению к нему. После вчерашнего завтрака они больше не виделись, но это почему-то совсем не радовало ее. Наоборот, ей было плохо.

Она проткнула шляпку булавкой, тем самым закрепив ее на волосах, надела перчатки и повернулась к леди Уэсткотт.

– Благодарю за экипаж. Мне пора на лекцию.

– А где Валери? – поинтересовалась графиня.

Люси состроила гримасу.

– В кровати. У нее мигрень. Мне очень жаль, что у вас не получилось поехать к Пинтнерам…

– А я совсем не жалею. Хетти Пинтнер слишком болтлива – даже болтливее собственного мужа. Пожалуй, единственное, что мне сейчас нужно, это спокойный вечер. – Леди Уэсткотт помолчала, разглядывая Люси. – Приятного времяпровождения, мисс Драйсдейл. Я рада, что хоть кто-то получает удовольствие от пребывания в городе.