Она обмякла на сиденье, будто в одночасье лишилась сил.

— Конечно, ты это сделал. Я должна была понять. А я тебя даже не поблагодарила.

— Ты была в шоке. И кроме того, я делал это не для того, чтобы заслужить благодарность.

В экипаже стало тихо.

— Тогда почему?

— Потому что так правильно и потому что я сделал бы все, что угодно, чтобы порадовать тебя.

— Поэтому ты здесь?

— Я здесь, потому что ты попросила. Тебе нужна была моя помощь. — Он посмотрел в окно, собрал в кулак всю свою храбрость и выпалил: — Ты знаешь, что я чувствую, Меггс. Все просто и очевидно. Я люблю тебя. Ты это знаешь. Но думаю, ты не осознаешь другого — почему ты попросила меня о помощи. Почему, когда бабушка рассказала тебе свою историю, ты послала за мной?

Лицо Меггс прояснилось — словно из-за туч выглянуло солнце.

— Я знала, что могу положиться на тебя. Ты никогда меня не подводил.

Хью так и не понял, кому она это сказала, ему или себе.

— Вот тут ты не права. Я подвел тебя. Подвел нас обоих. Но если ты позволишь, я готов всю оставшуюся жизнь наверстывать упущенное.

— Ты уверен? Всю оставшуюся жизнь? — Ее улыбка была словно утро нового дня. — И когда начнется эта твоя вся оставшаяся жизнь?

Хью резко притянул ее к себе.

— Прямо сейчас.

— И ни минутой позже.

Капитан жадно припал губами к ее губам, заглушив поцелуем довольный дерзкий смешок.

 

Глава 28


Дороги замерзли, и в Дартмут они прибыли поздно вечером. Меггс пригрелась, заснула и никак не желала просыпаться и менять комфортное тепло на пронизывающий холод открытой всем ветрам набережной, где Хью вышел из экипажа, чтобы навести справки. Здесь он явно чувствовал себя комфортно и уверенно — человек на своем месте. Она же предпочла остаться внутри. Из окна ей был виден корабль «Непокорный», стоявший на якоре на реке Дарт. Его огни казались светлячками, парящими над темной водой.

Сначала Меггс почувствовала запах — резкий тошнотворный аромат гвоздики — и лишь потом острие ножа у шеи и руку, зажимающую рот и не позволяющую не только кричать, но и дышать.

Фокнер. Не сбежал во Францию и не сидит за решеткой, черт бы побрал некомпетентность властей. Его появление в Дартмуте было настолько невероятным, даже нелепым, что Меггс не обратила внимания на резкий укол страха и в первый момент ничего не предприняла. Едкое зловоние на какое-то время парализовало ее. Когда же к ней вернулись инстинкты, было уже поздно.

— Ты, конечно, будешь вести себя тихо и спокойно, потому что хочешь дожить до завтра.

Слишком поздно она попыталась закричать, привлечь к себе внимание. Нож, сильно прижатый к ее горлу, не оставлял сомнений в намерениях бывшего секретаря лорда Стоувала.

— Мне бы не хотелось оставлять тебя здесь мертвой, потому что так я не получу то, что мне необходимо, но тем не менее перерезать тебе горло очень легко.

Фокнер выволок Меггс из кареты и потащил по мрачной аллее с той же безжалостной силой, которую она уже когда-то ощутила в Лондоне. Уголком глаза она видела сети и ловушки для крабов — хотя бы какое-то оружие, но его рука, затянутая в черную перчатку, крепко впилась в лицо, да и нож, кажется, уже поранил кожу. Фокнер не боялся причинить ей боль. Напротив, это доставило бы ему немалое удовольствие.

Меггс пришлось срочно пересмотреть свою систему приоритетов, и она сосредоточилась на том, чтобы держаться прямо и по возможности ослабить давление ножа на свое горло. Вскоре Фокнер поволок ее вниз по гнилым ступенькам в темный сырой подвал.

— Я позволю тебе сидеть без ножа у шеи, но стоит тебе издать хотя бы слабый писк, твое горло окажется перерезанным. Мертвая ты не доставишь мне неприятностей, поэтому веди себя тихо… и поживешь еще. Ты представляешь для меня ценность, только пока не создаешь проблем. И не шумишь. — Он чуть-чуть ослабил хватку. — Поняла?

— Нема как могила, — прохрипела Меггс, жадно хватая ртом сырой воздух.

Фокнер издал странный чавкающий звук — он то ли сосал, то ли жевал гвоздику. Вероятно, таким было выражение его одобрения. Он подвел Меггс к столбу и привязал к нему, заведя руки за спину и скрутив запястья своим галстуком. Потом подошел сбоку, держась так, чтобы оказаться недосягаемым для ее ног, если она вздумает ударить его — а Меггс приготовилась именно к этому, — и заткнул ей рот своим носовым платком.

Кляп оказался на удивление эффективным. Одуряющий запах и вкус гвоздики, которую Фокнер, должно быть, носил в кармане вместе с платком, был настолько сильным, что Меггс затошнило. Как же у него, наверное, болят зубы!

Фокнер отошел и занял позицию у высокого подвального окна. Сквозь него проникало мало света, но Меггс все же заметила, что тип, похитивший ее, выглядит далеко не лучшим образом. Он больше не был аккуратно одетым серьезным педантом. Скорее это был ничтожный, оборванный беглец. Он явно не привык к такой жизни — она порекомендовала бы ему зайти к торговцу тряпьем и подобрать соответствующую одежду, чтобы не привлекать к себе внимания. И он не умел брать пленных, даже несмотря на свою очевидную жестокость. От кляпа она избавилась очень быстро — момент, и он оказался у нее под ногами. Но в целом Меггс чувствовала себя жалкой любительницей. И как только она позволила Фокнеру застать ее врасплох без всего — у нее не было ни отмычек, ни ножа, — да что там, у нее не было в кармане самой обычной расчески! И даже ее ловкие руки не могли справиться с плотно затянутыми узлами. Да и пальцы понемногу стали терять чувствительность.

Ведя наблюдение, Фокнер развлекался, бросая нож — другой, толще и тяжелее, чем стилет, который он прижимал к ее горлу, — в деревянный брус над ее головой. Это удерживало ее от разговоров получше всякого кляпа.

— Представь мое удивление, когда я приехал на побережье Девоншира, в Дартмут, чтобы устроить свой переезд во Францию, и увидел бывшую судомойку лорда Стоувала, едущую по набережной в герцогской карете. Ты сегодня определенно не похожа на судомойку. Признаюсь, ты восхитила меня.

И тогда Меггс услышала — нет, не акцент, а почти неуловимую модуляцию голоса, несвойственную английской речи.

— Ты француз?

— Конечно. В этом нет ничего особенного. В Лондоне, как и во всей Англии, полно эмигрантов, так же как в Дартмуте полно контрабандистов.

Судя по всему, то, что Меггс избавилась от кляпа, не слишком озаботило Фокнера, поэтому она продолжила беседу:

— Но ты же не эмигрант.

— И это верно. Но теперь есть ты, мой козырной туз, который, безусловно, поможет, если у меня возникнут сложности с возвращением во Францию.

Слово «Франция» он произнес с очевидной любовью и почтением. Итак, перед ней был фанатик. Лорд Стоувал, должно быть, действительно влез в грязное дело из-за денег, но платил ему именно этот человек. И он же был готов убить ее во имя свободы, равенства и братства.

Господи Иисусе и все святые мученики! Что-то всегда может пойти не так, и положение, в котором она оказалась, — явное тому доказательство. С фанатиком у нее почти не было шансов.

Фокнер замолчал. Он даже не поинтересовался, зачем Меггс приехала в Дартмут. Возможно, как все фанатики, он не мог представить себе никаких разумных причин, не связанных с ним. Или ему было все равно. Или его не заботило, почему она здесь, играл роль лишь тот факт, что она может ему пригодиться.

Так они и сидели — он, время от времени выглядывавший из окна, и она, привязанная к столбу. Меггс соскользнула по столбу и села на пол, но тело болело и начало неметь, руки покалывало, и по ним бегали мурашки. Она лихорадочно строила план побега.

Составив и отбросив очередной нереальный план, Меггс вдруг с ясностью и определенностью поняла, что не должна делать ничего. Она больше не одна. Хью будет искать ее. Он придет. Обязательно. В любой момент он может ворваться в дверь, найдет ее и отвезет домой. Потому что он именно такой человек — сильный, бесстрашный и надежный, как гранит. Ей следует только ждать и готовиться к его появлению. Эта мысль принесла Меггс благословенное спокойствие.

Наконец Фокнеру понравилось то, что он увидел в окне, и он подошел развязать Меггс. Она старалась не шевелиться, пока не восстановится кровообращение, но боль все равно была очень сильной.

Фокнер рывком поднял ее на ноги и стал связывать руки спереди.

— Пора идти.

— Я-то тебе зачем?

— Ты — моя страховка, девочка. Если кто-нибудь попытается мне помешать, у меня будешь ты, чтобы поторговаться.

— Торгаш чертов! Хочешь торговаться мной?

— Ты довольно забавна, когда надеваешь личину судомойки. Как тот уродливый чепец, который ты забыла в моем кабинете. Тебе повезло, что все это не разозлило меня, а рассмешило. Только не считай меня дураком. Не знаю, кто ты, но ведь именно ты украла документы и подвела под арест Стоувала. И тот, кто привез тебя сюда, чтобы отыскать меня, захочет получить тебя обратно. Только от тебя зависит, насколько целой он тебя получит.

Меггс попыталась засмеяться.

— Уверен, что я кому-то нужна? Смотри не разочаруйся. Я обычная шлюха. Он уже вдоволь позабавился со мной и, кстати, отлично заплатил, душка.

Фокнер отвесил ей увесистую пощечину. Голова взорвалась болью. Пришлось закрыть глаза.

— Я же предупреждал, не считай меня дураком.

Меггс тоже не была дурой, поэтому молча кивнула и лишь через несколько минут тихо спросила, стараясь не шевелить разбитой губой:

— Куда ты меня ведешь?

— Скоро увидишь.

Француз поволок свою пленницу к двери еще до того, как у нее восстановилось кровообращение. Меггс пыталась вырываться, но руки и ноги еще плохо слушались. Ей не удалось даже задеть противника, а он в отместку дал ей увесистую затрещину. Меггс не смогла сдержать громкого крика. Ей никак не удавалось придержать до поры до времени гнев и ненависть, чтобы найти им, как учила Нэн, лучшее применение. Хью, конечно, придет за ней, но ведь она вполне может немного помочь, когда он явится.